Плод веры протоиерея Владимира Дивакова: Что я мог — я делал
В гостях у программы «Плод веры» на телеканале Союз протоиерей Владимир Диваков, секретарь Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве.
Александр Гатилин: Добрый день, уважаемые зрители телеканала «Союз». Сегодня мы беседуем с протоиереем Владимиром Диваковым, секретарем Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве, настоятелем известного московского храма «Большое Вознесение». Добрый день, отец Владимир.
Протоиерей Владимир Диваков: Добрый день.
Александр Гатилин: Отец Владимир, немногие знают, что входит в полномочия патриаршего секретаря по городу Москве. Можете раскрыть секрет?
Протоиерей Владимир Диваков: Конечно. Обязанности секретаря трудно описать, они иногда возникают и на ходу. Основные из них — это, конечно, непосредственное приведение в жизнь пожеланий и решений Святейшего Патриарха, подготовка указов Святейшего Патриарха о назначениях, перемещениях, увольнениях, забота о том, чтобы подготавливать Святейшему проект расписания на текущие месяцы служения в тех или иных храмах.
Также в обязанности секретаря входит ведение статистического учета, наблюдение за состоянием храмов и готовность дать Святейшему ответ об этом в любой день.
Александр Гатилин: Вы больше двадцати лет являетесь секретарем Епархиального Совета Москвы. И за это время происходило как раз самое значительное возрождение храмов в нашем городе.
Протоиерей Владимир Диваков: Надо сказать, что до того времени, как я стал секретарем Епархиального Совета, я на протяжении двадцати пяти лет просто служил священником, и даже не очень рвался в настоятели: знал, что это большая ответственность. Но, тем не менее, потом меня избрали настоятелем. В 88-мгоду проходило первое епархиальное собрание в городе Москве. И вот на этом первом заседании, я считаю, по недоразумению попал я в Епархиальный Совет.
Секретарю Патриарха отцу Матфею Стаднюку было предложено подготовить кандидатов для избрания в Епархиальный Совет. Он понял, что четыре человека надо: двое назначается, а двое избирается. Он четверых и подготовил. Владыка Владимир, теперешний Киевский Митрополит, в то время спохватился и говорит: «Отец Матфей, как же так? Из двух-то двоих не избирают, Вы давайте ещё кого-то».
Отец Матфей растерянным взглядом смотрел в зал. Ему говорят: «Молодежь, молодежь давай». И вот он в том числе остановился и на моей кандидатуре. С большим перевесом меня избрали из этих четверых в число членов Епархиального Совета. И я недоумевал, что делать-то. Я говорю: «Отец Матфей, а в чем обязанности мои будут?»
Уполномоченный по делам религии Плеханов, такой, можно сказать, генерал КГБ, подошел, пожал руку, говорит: «Извините, я никак не ожидал», — действительно, у меня с ним контактов никогда не было, поэтому я думаю, что для него была неожиданность. — «Но мы будем трудиться вместе». Бог миловал, он через полтора месяца ушел на пенсию, с ним трудиться мне не пришлось.
Мне казалось, что это какая-то такая должность — только на бумаге. А тут началось открытие храмов. Меня позвал как-то отец Матфей в кабинет и показывает там фотографии одного храма, потом второго, третьего. Говорю: «Я знаю, батюшка, где это находится». После этого он сказал: «Твоя работа — проводить там собрания», — то есть образовывать общины. Вот это был очень трудный период. В то время люди рвались в Церковь, думали, что там есть такие большие доходы. Иногда приходилось на ходу думать, как поступить, чтобы церковная община всё-таки была.
Александр Гатилин: Вы сейчас говорите именно о новых храмах, я правильно понимаю?
Протоиерей Владимир Диваков: О новых, да. Вот, например, в Капотне, помню, Храм Рождества Богородицы — разваленный храм, и собрание пришлось проводить во Дворце культуры. Там человек триста собралось, и все желают войти в церковную двадцатку. «Уполномоченный, что будем делать?» — а он, уполномоченный, тоже сидел в президиуме.
Александр Гатилин: Это в каком году было?
Протоиерей Владимир Диваков: Или 91-й, или 92-й год. «Что будем делать?» — ну, я подумал-подумал. Я говорю: «Братья и сестры, я очень рад, что вот так у вас храм быстро возродится. Я смотрю, вас столько желающих войти в церковную общину. Я надеюсь, что большинство пришли с добрым намерением, восстановить храм. Поэтому прошу, кто будет писать прошение в приходское собрание, писать, что „я обязуюсь внести свои суммы на реставрацию храма“ — со своей сберкнижки, или привлечь спонсоров, или еще что-то. Мы отдадим предпочтение тем, кто больше внесет».
Смотрю — ряды стали редеть-редеть-редеть, и, в конце концов, мы 17 добрали, едва до 20-ти дотянули. А то все рвались, а когда узнали, что надо свое что-то вносить — ну тут уже нет. Всякое было, были и драки на этих общинах, и столкновения. Грустно вспоминать некоторые такие собрания. Но потихоньку так, что я мог — я делал.
Александр Гатилин: Отец Владимир, Вы вспомнили про дореволюционный период. Я знаю, что Вы писали целую научную работу о жизни Московской епархии в 80 и 90-е годы XIX века. Вы можете сравнить эти периоды в жизни Церкви — дореволюционный, советский и современной России?
Протоиерей Владимир Диваков: Конечно, и тогда были нелегкие времена для Церкви. Тоже люди старались, особенно купцы, заработать и на Церкви тоже. Иногда что-то жертвовали в Церковь, но и из Церкви старались взять. Например, они открывали свои свечные заводы и тем самым обогащались, а Церкви это ничего не приносило.
Сельское духовенство было в очень тяжелом положении, многие сельские священники не имели образования. Это сказалось в годы революции.
Просвещенные архиереи, как Митрополит Макарий, решили провести церковную реформу. Он говорил: «В молодости, когда я был мальчиком, мне казалось, что это так всё легко сделать, так легко в детской голове это укладывалось, — говорит, — а сколько потом мучительных лет пришлось провести, и днем, и ночью думая, как эту реформу воплотить в жизнь». И вот потом всё-таки он добился многих положительных сдвигов. К сожалению, таких подвижников не так много было. На границе 1800–1900 годов положительные сдвиги начались, но они, видимо, начались с большим опозданием, поэтому и не смогли предотвратить надвигающуюся и на Церковь, и на государство угрозу.
Александр Гатилин: А какие параллели можно провести с постсоветским периодом, когда храмы возрождались, но был дефицит священников? Мы знаем, что часто это были люди в не с самым идеальным образованием. Необходимо было возрождать храмы, а вопросы духовные, работа с общинами, наверно, как-то отходили на второй план. А сейчас как обстоят дела?
Протоиерей Владимир Диваков: Научить служить — это очень легко, но вот подготовить человека должным образом, чтобы он стал и просветителем, и миссионером, и вообще добрым пастырем, чтоб относился по-доброму к тем, кто к нему обращается, — это довольно-таки сложно. И сейчас я с грустью наблюдаю за этой картиной.
Я помню старых священнослужителей, которые прошли лагеря. Ими я просто любовался. Думаю: как вот человек, столько лет пробыв на таких тяжких работах, не только не сломался, но и стал таким и подтянутым, одухотворенным. Испытав недостаток любви, и он старался сам эту любовь сеять. И люди тянулись к таким священнослужителям.
На приходе, где я прислуживал, был священник, который пришел в стоптанных таких ботиночках, которые уже, казалось, давно выбросить пора. Он долго их не снимал. Мы его уговаривали: «Отец Вонифатий, снимите, уже есть, Вам купили другие». — «Да нет, зачем?» А потом только случайно узнал, он говорит: «А чего я буду снимать? Ведь долго здесь не пробуду, ещё опять отправят на этап, поэтому уж буду в этих — в тех, которые привычны, в них и ноги уж не натрешь, а в новых сложновато будет».
Они почувствовали духовный голод, когда не имели возможности служить, находясь в заключении, и здесь они старались не выходить из храма. И бывало, их уговариваешь: «Батюшка, пойдите отдохните». — «Нет, нет, я здесь в храме побуду». Он как бы жил вот этим воздухом храма, вот этим всем внутренним содержанием храма. Знаете, вот я ими любуюсь и думаю: жалко, что молодые далеки от этого совершенства. Объяснять им теоретически невозможно — они слушают, но не слышат, не понимают этого.
Александр Гатилин: Святейший Патриарх Кирилл неоднократно в своих выступлениях подчеркивал, что монахи не должны стремиться к карьере. И Москва, и крупные города — серьезное искушение для всех, в том числе и для молодых священников, которые приходят, получают известный приход с большим количеством прихожан и иногда себя не так ведут, как подобает. И, к сожалению, светские наблюдатели, светские журналисты по ним судят о Церкви. Это очень больно наблюдать. Вот как с этим поступить?
Протоиерей Владимир Диваков: Действительно, больно наблюдать такие сцены. Иногда мне приходится как благочинному некоторых одергивать, внушать, взывать к их совести, напоминать, что после войны, после той разрухи, которой Церковь подверглась за эти годы, повеяло какой-то свободой для Церкви на некоторое время, и батюшки тоже приобретали дорогие машины и дачи, и всё, что вызывало большие нарекания. Ну и потом, конечно, за это поплатились: власть у них все отобрала, а народ их не поддерживал, а наоборот, осуждал.
Всё зависит от священнослужителя, от его внутреннего устройства. Есть карьеристы, которым важно место занять определенное, чтоб почет к нему был, уважение, и материальное чтобы был обеспечен. И вот когда с такими священнослужителями приходится сталкиваться, я в ужас прихожу, смотрю и думаю, как же он будет служить?
Он говорит: «Вы знаете, ну почему ж в 25 лет у меня до сих пор никаких наград нет? Если я доживу до 45, зачем потом они мне нужны будут?» — Говорю: «Позволь-ка, а разве в этом смысл твоего служения?» — «Ну как же? Смотрите, в моем возрасте некоторые — благочинные, некоторые — уже настоятели, некоторые — архиереи».
Да благодари Бога, что тебя это не коснулось, служи на том месте, которое ты имеешь, это самое тебе в настоящий момент полезное и самое нужное, и вот в этом-то найди свое счастье, а всё остальное приложится, не волнуйся, когда ты и не захочешь — тебе это приложится.
Александр Гатилин: Отец Владимир, если сравнить жизнь общин в советское время и в современной России, доводилось слышать, что раньше общины были более сплоченные, было больше общения между общинами, между приходами. А сейчас как-то люди все сами по себе. Это справедливое суждение?
Протоиерей Владимир Диваков: Несомненно. Это проявляется везде и во всем, во всем общежитии человеческом. Например, раньше люди жили в коммунальных квартирах, — да, ругались, но люди были более сплоченными, чем сейчас, выручали друг друга. Сейчас каждый сам по себе в своей квартире закрылся и других старается не видеть. Сейчас каждый сам по себе. Это скорбно. И потом, взаимовыручка раньше была у приходов, поскольку было внешнее давление государства.
Александр Гатилин: Может быть, справедливо суждение о том, что 10%, которые по социологическим опросам не просто называются православными, но и регулярно исповедуются, причащаются, — это и есть те люди, которые и в советское время были верны Церкви. А те 80%, которые называют себя православными, будь сейчас советское время — не ходили бы в храм?
Протоиерей Владимир Диваков: Нет, всё-таки воцерковление постепенно идет. Часто через воскресные школы: когда родители приводят детей, то невольно соприкасаются и сами начинают учиться, приходить в церковь, начинают причащаться.
Александр Гатилин: Не могу не задать вопрос, очень волнующий многих верующих. Как произошло, что в центре Москвы продается храм?
Протоиерей Владимир Диваков: Вы знаете, я стоял почти у истоков того здания, в котором этот храм. После революции оно было передано какой-то военной организации, в дальнейшем продали её уже другой организации, и там в постановлении правительства было оговорено, что этот…
Александр Гатилин: Это домовый храм, который был ещё до революции построен.
Протоиерей Владимир Диваков: Да. Сказали, чтоб они восстановили это здание вместе с храмом, и что храм отходит в пользу города, но что они должны восстановить этот храм. Отец Владимир Антонов постоянно там бывал, наблюдал за тем, как восстанавливался храм, давал свои рекомендации. И когда восстановление храма практически близилось к завершению, мы узнали, что, оказывается, там документы оказались просроченными.
Подготовили другой документ, но там уже о домовом храме не упомянули совсем, там шла речь только лишь о самом здании, там уже, как будто бы, завысили метраж здания. Они, видимо, намеревались ещё пристройку одну делать какую-то, потому что так получалось по документам. И вот после этого они стали вести себя как-то непонятно, стали говорить: «Вы знаете, мы не уверены, что мы вам дадим пользоваться этим храмом».
Каждый год на Александра Невского мы собирались служить в этом храме. В этом году тоже пришли служить, но узнали, что директор дал указание не больше пяти человек пропустить в храм. Ну как, пять человек служить молебен? Собралось народу много. В конце концов, он увидел, что будет скандал большой, видимо, негласное указание дал: «Пропустите всех». Я отслужил молебен, как будто бы всё. Но смотрю уже — вывеска стоит: «Аренда, продажа храма».
Пробовали объясниться с этим, он говорит: «Это моё здание, и я что хочу, то я с ним и делаю, поэтому вы мне не указывайте, как с этим зданием поступать». И вот сейчас он пробует поднять то распоряжение, на основании которого давалось ему здание для восстановление с тем, чтоб он восстановил домовой храм, и действительно видно, что это храм, потому что купол стоит на нем. Не знаю, как это дальше будет. Вообще, с домовыми храмами большая проблема, потому что когда покупает собственник всё здание, то тут уже сложно.
Александр Гатилин: То есть это не единичный случай?
Протоиерей Владимир Диваков: Да не единичный случай, не единичный случай. На Серпуховке был при благотворительных учреждениях братьев Ляпиных храм, там банк точно так же им помещение не отдает. На Бутырском был храм Василия Кесарийского, тоже не отдают храм, хотя там община одно время организовалась, и там живопись сохранилась. И когда стали настаивать, чтоб его отдали, они в одну ночь наняли рабочих и срубили всю эту живопись — все фрески срубили, уничтожили.
Александр Гатилин: Почему же об этом не рассказывают средства массовой информации?
Протоиерей Владимир Диваков: Когда рассказали об этом, шуметь уже поздно — уже ничего нет, они тут же быстро и штукатурку долили и говорят: «Так и было всё». Конечно, по поводу возвращения домовых храмов до сих пор большие сложности. В некоторых храмах дают служить, но это всё зависит от доброй воли владельца здания, он может заключить с нами соглашение о пользовании храмом, и он остается в его введении, но в пользовании Церкви. Но когда вдруг владелец сменяется, он приходит и говорит: «Убирайте всё своё — иначе я выкину на улицу». И приходится всё перевозить.
Александр Гатилин: Отец Владимир, какова ситуация с проектом «200»? Складывается впечатление, что он немножечко как-то остановился. Или всё идет по плану?
Протоиерей Владимир Диваков: Да, с проектом «200» возникли сложности. Каждый префект обещал предоставить определенное количество участков для строительства храмов. К сожалению, часто предоставляют такие участки, бросовые, как говорят, — или в промышленной зоне, или где-нибудь под Кольцевой, где-нибудь за гаражами, куда прихожанам, естественно, сложно будет добираться, куда никто и не пойдет. Но им — галочку поставить, что вот здесь храм. А в некоторых других местах, где хотели построить храм, говорят: «Знаете, здесь уже спроектирован какой-то район, или какие-то дома, проект надо отменять, а это большие деньги, поэтому не можем разрешить».
Но всё-таки около ста участков уже отведены, так что теперь остается строительство. Но на строительство бюджетные средства не идут, и поэтому оно ведется за счет пожертвований и физических, и юридических лиц. Но вот с этим немножечко сейчас сложности, потому что благотворителей стало значительно меньше.
Александр Гатилин: Отец Владимир, в завершение программы, что бы Вы могли пожелать нашим телезрителям?
Протоиерей Владимир Диваков: Телезрителям я хотел бы пожелать не забывать, что такие благоприятные времена для Церкви, которые мы сейчас имеем, нечасто бывают в истории Церкви. Максимально используйте это время благоприятное, которое вам дано для того, чтоб и храмы построить, и самим воцерковиться, и закалить себя перед теми испытаниями, которые могут наступить.
Александр Гатилин: Спаси, Господи. Отец Владимир, спасибо.
Читайте также:
200 храмов в Москве — война или поиск?
