По православной тропинке
Я счастлива, что у меня не было сложной дороги к вере, к храму, вернее, они были пройдены мною в утробе матери. Согласитесь, радостно осознавать, что о тебе молились уже тогда, когда ты была размером с фасолину; мама перекрещивала тебя, когда ты была “животом”; а крестины свои ты помнить никак не можешь, потому что было тебе сколько-то дней от роду… Поэтому меня всегда смущает довольно распространенный вопрос “Сколько ты уже ходишь в храм?” Теряюсь я в такие моменты не на шутку и начинаю бормотать что-то невнятное, ибо сказать “с рождения” все же не могу, а назвать “дату воцерковления” мне тоже кажется неправильным. Поэтому я расскажу о другом, тоже нелегком пути, название которому — “К непоказному Православию”…
В рай на чужих бутылках
Семья моя была многодетной. И бедной. Но это я сейчас понимаю, а раньше никак не могла бы подумать, что три дочери – это много, а жареная картошка – это мало.
В церковь мы каждое воскресение не ходили. Ходили по праздникам, перед началом учебного года, когда случится что-нибудь, да просто так, свечку, как говорится, поставить… То есть о “воцерковленности” речи вести нельзя, но про то, что в храм можно только в юбке и в платке, где в церкви какая икона и как перед ней молиться, — как-то само собой зналось, без надрыва. Кроме того, существовали свои, возможно, несколько “странные” законы: в Великий Пост мы отказывались только от мяса, но зато телевизор убирался в шкаф; отправиться в школу без иконки Сергия Радонежского было как-то дико, скорее, без учебников и тетрадок, всегда ходили на молебны на начало учебного года; привила нам мама и привычку: при каждой болезни и проблеме молиться какому-то конкретному святому… Еще у мамы есть любимое словосочетание: “Красота Православия”, говорить о его глубоком смысле не буду, но в быту оно у нас свелось к тому, что “в церковь – самое лучшее и самое красивое!”
А началось мое воцерковление в 12 лет, и весьма, надо сказать, юмористически. Переехали мы в новый район: два жилых дома и стройки – больше ничего. Единственное развлечение – собирать бутылки-“чебурашки” (благо, строители их десятками “поставляли”) ну и, естественно, сдавать! Эх, как захватывало! Но вмешались добрые соседи, намекнувшие родителям, что, мол, негоже ребенка за бутылками посылать… Мама, чуть ли не в слезах, спрашивает, на что я трачу вырученные деньги. А так как потратила я их всего один раз и, случайно так получилось, что в церкви на свечки, родители осталась весьма довольна своим отпрыском, соседи были “успокоены”, а я со спокойной совестью предавалась летнему дворовому увлечению. И почти каждое воскресение моталась в Казанскую, на службу, в том числе для того, чтобы “стыдные” купюры тратить. Свечки мне тогда казались “настоящей жертвой храму” и было удивительно приятно отдавать “свои”, а не родительские деньги. Я была уверена, что Бог все это видит и обязательно вспомнит тогда, когда придется Его о чем-то просить. И, хотите верьте, хотите нет, просьбы, высказанные в молитвах, исполнялись, хотя были далеко не детскими и не из разряда “Боженька, мочи нет, как хочется новый мопед!”, многое я до сих пор отношу к чудесам…
Лето (и не одно) кончилось, строители уехали, я выросла, многое изменилось, но церковь осталась и уже не уходила из моей жизни, лишь “добавлялась”.
Батюшка, прости, батюшка, благослови!
Как и полагается, “апогей воцерковленности” пришелся на время беды, тут я не исключение. В церковь как образ жизни меня привела смерть. Абсолютно внезапно от рака мозга скончался человек, с которым, на тот момент, я связывала всю свою жизнь. Помотавшись 4 месяца из одного отделения Медгородка в другое, я буквально “приползла” в храм. Но не в свой, родной, а в другой. Хотелось начать жизнь заново, стать другой… Казалось, что тут, где меня не помнят девчонкой, я смогу зарекомендовать себя строгой православной барышней, которую интересует только молитва, послушание и пост…
Пришло время глаз в пол, отсутствующего взгляда, молитвослова и кануна. Этого мне показалось мало, и я решила “посвятить жизнь Богу”. Правда, не путем ухода в монастырь, а путем работы в Православной гимназии. Работы, надо сказать, почти круглосуточной, тяжелейшей: большинство детей там из разряда “сложных”, и почти неоплачиваемой. И сейчас, спустя годы, я считаю, что люди, трудящиеся в детских православных учреждениях в какой-то степени посвятили свою жизнь служению Богу. О, золотое время из серии “Батюшка, благословите чихнуть”!
Сейчас я осознаю, что просто “праведная жизнь” меня тогда могла и с ума свести, а вот трудная работа на православном поприще буквально спасла! Православная классическая гимназия преподнесла мне поистине бесценные дары: духовник, муж, пример православных семей, жизни которых хочется подражать и храм, одна Всенощная в котором может утолить самую глубокую печаль… Из-за переезда в другой город Гимназия и Храм мне особенно милы, так уж устроен человек: особенно ценит то, что труднодоступно.
ХБМ, или “молись, постись и слушай радио “Радонеж”
Ну, само собой разумеется, подхватила я и инфекционную болезнь под названием “Хочу быть матушкой!” Сказано — сделано, через полгода, по предложению: “Будешь моей матушкой?”, вышла замуж, причем по последней православной моде: венчание в деревне с особо святым местом, по-скромному, ибо не шутки шутим, а сами понимаете!
Создали мы с моим “будущим батюшкой” семью. От горшка два вершка, зато такие уж православные, такие воцерковленные, сил нет смотреть, святость глаза слепит! Он – алтарник и свято-тихоновец, она домохозяйка, читают многочисленные “советы”, “ответы” и “наставления”, слушают “Радонеж”, говорят о будущих детях. Тощая, нервная, я тогда всех, кто “в блуде” жил отказалась у себя принимать, осуждала (не забывая любимого “Не в осуждение, а в рассуждение!”) каждого встречного и поперечного… Страшно и стыдно вспомнить, честное слово!
Помогло тесное общение со многими жизнелюбивыми и активными батюшками, знакомство с жизнью и устройством их семей. Матушки, которые “в свободное от церкви и семьи время” получили прекрасное светское образование, водят машину, работают, путешествуют, общаются с подругами и всегда улыбаются привели меня в чувство. Короче, переболела.
Юбки, штаны, исповеди и сигареты
И сейчас, когда жизнь сталкивает меня с “православнутыми”, которой я и сама была, пытаюсь (и уже почти без труда) вспомнить, понять и простить. Вот, например, знакомит меня муж с одной женщиной, на улице зима, на мне ватные штаны:
— Жена моя…
— Странно, а я думала, она у тебя православная!
Я, конечно, сразу понимаю, в чем дело, и стараюсь дальше человека не искушать, говорю: “Простите, только из больницы женской, вот и пришлось ватные штаны надеть”, а сама вспоминаю, как года три назад подружку Наташку за ношение джинсов осуждала. Улыбаюсь, когда мимо пробегающая активистка речитативом выдает: “Заплатку пришей, прости” – это о разрезе на юбке, когда нахожу в двери записку: “Радость Моя о Господе! Не курите в коридоре!”. Ну, не брала я сигарет в рот никогда, но делать нечего.
В общем, что я хочу сказать: мы с вами должны сделать так, чтобы в России все русские были православными. И это не “наполеоновская” мысль, это нормально. Поэтому не надо отделять себя от светского мира, думать, что быть православным – это что-то прямо особенное, что ли. Да, у нас есть посты, многодневные и среды-пятки, молитвенные правила, всенощные — литургии, мы крестимся на улице на золотые кресты и купола, носим консервативную одежду и не называем сожительство гражданским бракам. Но ведь в этом нет ничего из ряда вон выходящего! Это наши традиции, это нормально и естественно.
Мне кажется, православные должны постепенно смешиваться “со всеми остальными” и тянуть их к себе, потихоньку, полегоньку. И осуждение здесь не помощник, здесь главное орудие – пример. И тогда мы сможем не только писать о своем пути к вере, Богу, храму, но и о путях тех, кто прошел их благодаря нам, грешным.
