Почему Ирак не Германия

Новые сообщения и терроре против немногих еще оставшихся в Ираке христиан вновь привлекли внимание к парадоксальной ситуации — вторжение, организованное христианской державой (США до сих пор наиболее религиозная из развитых стран) привело к катастрофическому ухудшению положения христиан. Даже при Саддаме Хуссейне их положение было лучше.

Когда американцы входили в Ирак, им казалось, что стоит свергнуть диктатора, как Ирак превратится в что-то вроде Польши или Чехии — в государство, хотя и не лишенное проблем, но в целом мирное и благополучное. Предполагалось, что это государство послужит примером для арабского мира вообще — примером процветающей демократии, которому люди в других странах арабского мира захотят последовать. Администрации Буша казалось (и казалось, похоже, вполне искренне), что в Ираке произойдет примерно то же, что после войны произошло в Западной Германии — демократия, первоначально принесенная на иностранных штыках, укоренится и процветет.

Когда иракская война только начиналась, я читал американские христианские форумы — люди искренне верили, что их долг перед Богом и ближними пойти и низвергнуть бесчеловечного тирана, который пытает и убивает невинных людей. Саддам Хуссейн действительно был бесчеловечным тираном, и он действительно пытал и убивал. Правда сейчас в Ираке пытают и убивают еще больше. Как же так получилось? Почему Ирак не сделался Польшей, Чехией или Западной Германией? Почему, когда оковы пали, освобожденные люди принялись мучить и убивать друг друга? Каким образом война, горячо подержанная американскими христианами как дело богоугодное, обернулась катастрофой для их иракских единоверцев?

Похоже, однако, что в основании этой войны лежал не христианский, а совсем другой взгляд на мир. Попытка продвинуть по всему миру демократические ценности связана не с христианством как таковым, а с идеологией, сформировавшейся, во многом, в оппозиции к христианству, с идеологией, восходящей к Эпохе Просвещения XVIII века, эпохе, оказавшей огромное влияние на формирование европейского (и, соответственно, североамериканского) мышления. Само Просвещение было очень сложным явлением, и считать его однозначно антихристианским было бы недопустимым упрощением; но одной из его заметных черт было противопоставление разума с одной стороны, и традиции и “суеверия” с другой. Религия не всегда отрицалась, хотя нередко деятели Просвещения призывали к ее пересмотру на началах разума. Одной из важный черт Просвещения был его универсализм — считалось, что, хотя традиции и религии разъединяют людей, их объединяет разум, и грядущий новый мир Разума преодолеет все национальные и конфессиональные разделения.

Сторонниками идей Просвещения были многие из отцов-основателей США, в частности, фактический автор “Декларации независимости” Томас Джефферсон. Джефферсон не был сколько-нибудь традиционным христианином; хотя он не был и атеистом — как и многие его соратники, он придерживался деизма — “разбавленной” веры в Бога, который создал мир и установил его законы, но с тех пор не вмешивается в ход событий. Декларация Независимости начинается со слов “Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью”.

В наше время многие из атеистов, которые видят себя наследниками Просвещения, чувствуют себя несколько неловко, имея дело с текстом, прямо апеллирующим к Создателю. Однако удалить это упоминание из текста невозможно, не лишив сам текст всякого смысла; в самом деле, кто делает людей равными и кто наделяет их правами? Наши эволюционные обезьяноподобные предки? Идеология Просвещения возводила себя на христианском фундаменте и только на нем и могла быть построена. И европейские христиане, и европейские деисты, и европейские атеисты происходили из одной культурной среды, дышали одним воздухом и исходили из одних и тех же умолчаний.

Однако, как правило, люди, продолжающие традиции Просвещения, не видят его христианских корней — напротив, полагают, что его ценности выработались исключительно в противостоянии Христианству. Современный западный интеллектуал может вполне искренне полагать, что его ценности ничем не обязаны Церкви — и грубо ошибаться.

Как писал обозреватель газеты “Таймс” Антонио Сеньор, (сам атеист), “Наше общество сформировано и определено его христианским прошлым, даже если Бог изчез из него. Как иначе мы могли бы объяснить многие наши коллективные ценности, которые выглядят абсурдными в странах без христианской традиции? Провозглашение прав человека и святости жизни; подразумеваемое равенство всех людей; принятый в культуре упор на сочувствие, милосердие, а не только воздаяние. Эти концепции вовсе не возникли, как некая Афина, взрослыми и в полном вооружении, с либеральным мечем наперевес, в готовом виде в головах западных радикалов 1960-тых годов.”

Поскольку идеология Просвещения не видит своих христианских корней, она искренне верит в свою универсальность — в то, что ее ценности могут и должны быть восприняты в совершенно другом культурном контексте, в цивилизациях, к формировании которых христианство не играло значительной роли. В самом деле, если ценности верховенства закона и прав человека есть порождение автономного человеческого разума, а христианство тут только мешало, в нехристианских культурах эти ценности должны успешно приживаться. Следовательно, другие народы не устроили у себя просвещенную демократию только по каким-то чисто случайным и легко устранимым причинам — достаточно свергнуть диктатора, как иракцы построят процветающее демократическое общество. В конце концов, все что нужно — это разум, иракцы не менее разумны чем европейцы, за чем же дело стало?

Эксперимент был поставлен и оказался провальным — экспортировать политические институты христианского мира на нехристианскую почву не удалось. В общем-то, этого следовало ожидать — но, к сожалению, люди часто склонны не замечать очевидностей.