Иногда они болеют поочередно. Я не знаю, что думает мама, но поочередно мне больше нравится. На этот раз сначала заболела Надя, а Вера тем временем ходила еще в детский сад. Потом заболела Вера, а Надя выздоровела, и мама спросила ее:
— Ты пойдешь в детский сад без Веры?
— Пойду, — отвечала девочка.
И даже Вера не возразила по поводу этакого оставления ее в опасности. Кажется, они и вправду воспринимают садик как работу, как некое шоу, которое маст гоу он, даже если одна из них болеет. Возможно, впрочем, что Вера не возразила еще и от того, что спала. Она всю эту свою болезнь спала часов по восемнадцать в сутки.
На следующее утро Вера тоже спала. А Надя проснулась. Быстро встала и умылась. Оделась без обычных скандалов про то, что вообще-то эта майка твоя, но я хочу ее, а ты найди другую. Позавтракала без привычных формулировок «я хотела кашу, но другую». И даже причесалась. И обулась, как солдат. И они с мамой ушли в детский сад, а мы с Верой остались.
Вера спала. А я же любящий и чуткий отец. Не мог же я, честное слово, готовить завтрак и уж тем более заниматься делами, когда бедная моя девочка болеет и спит. Исключительно из чувства солидарности я лег рядом с Верой и тоже уснул. Вот почему мне нравится, когда они болеют порознь. Потому что когда они здравствуют одновременно, поспать бывает нельзя, а можно только тренировать мышцы брюшного пресса и орать истошно: «Это вам не батут!»
Мы спали минут тридцать, обнявшись, как ангелочки на дореволюционной конфетной обертке. Потом Вера проснулась и сказала, не размыкая объятий, почти шепотом:
— Папа, мне снилось море.
Ее голос был и впрямь похож на шелест прибоя, потому что, во-первых, у нее были воспалены связки, а во-вторых, обычно она орет, как пароходный гудок.
— Здорово, — прошептал я, не открывая глаз.
— Папа, а мы, когда поедем на море, пойдем с тобой в поход?
— Пойдем, только сапоги надо надеть, потому что в лесу над морем змеи.
— Мне снились змеи. Они были добрые. И еще мне снилось, что я единорог, и меня зовут Звездочка. А мы зонтик с собой возьмем?
— Давай лучше возьмем палатку.
— Почему не зонтик? – мы все еще лежали обнявшись и закрыв глаза.
— Потому что зонтик защищает только от дождя и солнца, а палатка защищает еще от ветра и комаров.
— Как это палатка защищает от комаров? Она их бьет что ли?
— Нет, но если спрятаться внутрь и закрыть молнию, то комары не налетят.
— А если они налетят, навалятся все вместе и откроют молнию?
Я улыбнулся, представив себе эту сцену:
— Тогда мы с тобой побежим вдоль моря, размахивая руками, и убежим от них.
— А я бидоном… — сказала Вера мечтательно.
— Что бидоном?
— Ну, у меня будет с собой в походе бидон, и я буду бидоном на комаров размахивать.
— Вера, — прошептал я нежно. – Ты знаешь, чем отличаются ангелы от бандитов?
— Чем?
— У бандитов температура тридцать шесть и шесть, а у ангелов тридцать восемь и пять.
Вера не поняла, но засмеялась. Мы лежали обнявшись и смеялись тихонечко.
Надя тем временем – слонялась, если верить маме. Она пришла в детский сад и слонялась от нечего делать. А после детского сада слонялась по улице. Совершенно некого было стукнуть лопатой по голове и совершенно не от кого было получить удар. Кораблики запускать не хотелось. Падать в лужу одной было не интересно.
Мама рассказывает, что от тоски Надя поднесла игрушечную лошадку к решетке водостока и показала лошадке, что там в водостоке внутри. Там была бездна.
Фото Ольги Лавренковой
