Замкнутые в нашем укромном мирке в городке Тулса (Оклахома), мы, перешедшие в православие, не представляли себе, какой это произведет шум. Когда в конце концов я поступил на годичные курсы в Свято-Владимировскую Семинарию, профессор из Франции встретил меня словами: “О, вы один из этих! Мы в Париже слышали о вас”. Это было по меньшей мере через семь лет после того, как я окончил университет. Излишне упоминать, что наше обращение обернулось неожиданностью для администрации университета и факультета и для студентов. Этого они от нас не ожидали.
Вводный курс богословия
Для многих из нас начальный контакт с православием впервые произошел на первом занятии по вводному курсу систематического богословия. Профессор начал его, как обычно, с молитвы, но не с такой, которая была бы для нас узнаваема. Начать с того, что и перекрестился он странным образом. Потом последовало несколько обращений к Пресвятой Троице. Повторяющиеся несколько раз “Господи, помилуй” и “Слава Отцу и Сыну…” привели нас на более знакомую почву молитвы Господней, но и в ней окончание было странным. Еще необычней был конец молитв с упоминанием кого-то, названного “Богородицей”. Кто это? И вообще, кто этот профессор, как он сюда попал и что нам с ним делать? Когда мы сели, надеясь хоть на какие-нибудь объяснения и молясь об этом, наш неустрашимый профессор пустился в чтение одной из книг, предусмотренных программой. А выбрал он не что иное как житие блудницы Пелагии из “Житий отцов-пустынников” Элен Ваддел.
Нашу пеструю компанию, состоящую из пятидесятников, консервативных протестантов-фундаменталистов, евангелистов, харизматиков и прибившихся католиков такая широта православной духовности повергла в шок. Некоторые разозлились, в то время как другие, включая меня, были заинтригованы, чтобы не сказать совершенно сбиты с толку. Я поставил себе задачей добиться ответов на множество своих вопросов. И началось своеобразное паломничество. Мы создали учебную группу, преследуя две цели: 1) изучить и сдать оба курса систематического богословия, 2) постараться уяснить себе, насколько это возможно, новое (читай: старое) понимание христианства. И мы сражались с еретиками, погружались в каждый Вселенский Собор, мы вгрызались в Историю Церкви, апостольское преемство, апофатическое богословие, Владимира Лосского и, конечно, в Библию.
Мы заново открыли для себя протестантскую Реформацию, но на этот раз в контексте всей церковной истории, а не только истории средневекового римского католичества. Церковное предание заново предстало перед нами с позиций Православия как “жизнь Духа Святаго в Церкви”. Постепенно мы обретали широту кругозора. Появились альтернативы тому христианству, которое мы знали, и одна из них становилась все более и более привлекательной для все большего числа студентов.
Смена координат
У меня было несколько ключевых поворотных пунктов. Первый — изучение истории Церкви. Сидя мальчиком в церкви Южных баптистов города Эрвина, штат Теннесси, я и не представлял, что до нашей церкви было что-нибудь еще. Я не мог даже назвать проповедника, бывшего до пастора Фолкнера, тем более кого-то из святых или отцов Церкви (за исключением Билли Грэма и Лотти Мун). Поворотом стало то, что Церковь, оказывается, исторически восходит к Христу и Апостолам. Некоторые в моей церкви буквально верили, что святой Иоанн Креститель (John the Baptist — англ.) был основателем Конгрегации южных баптистов, а сразу вслед за ним пришел Роджер Вильямс. От древней Палестины до колонии Род-Айленд — ничего себе прыжок! Другим поворотным пунктом стало открытие литургии в древней Церкви. Литургическая традиция притягивала меня еще со школы, но тогда я руководствовался только любовью к эстетике христианства и растущим уважением к ритуалу. Теперь для моего интереса появились иные основания, иной смысл помог ввести мой интерес в новое русло. Третий пункт возымел эффект разорвавшейся бомбы: оказывается, Новый Завет не был написан внецерковными евангелистами! На самом деле Церковь существовала до Нового Завета, и именно из Церкви исходили Евангелия и Послания.
После нашего обращения мы поместили в университетской газете объявление, адресованное нашему местному приходу, которое гласило: “Ищешь Церковь, основанную на Писании? А может быть, тебе нужна Церковь, Которая дала тебе Писание?”. Такой более реалистический (и на деле целостный) взгляд на Библию вкупе с замечательной православной традицией толкования (экзегезой) настолько оживили для нас Библию, что мы и не думали, что такое возможно.
Все это, помимо многого другого, способствовало укреплению моего собственного решения обратиться. Я не сомневаюсь, что это повлияло и на других.
Великим постом 1979 г. мы узнали о семинаре, который будет проходить в г. Вичита, штат Канзас. Вести его должен был никто иной как о. Александр Шмеман. Собрав группу, мы отправились туда. Я и доныне не могу вспомнить ни предмета беседы, ни чего-либо из слов о. Александра. Помню только, что и слова его и служба меня поразили. Но поразило меня и еще нечто. Присутствующие производили впечатление людей, приверженных Церкви и глубоко сведущих в вере, но при этом оставались просто церковным народом, мирянами.
Честно говоря, некоторые из нашей группы сомневались в том, что православные христиане, при всей их преданности литургии и традиции, способны хранить верность собственно Христу. Но мы узнали, что православное благочестие трезвенно, рассудительно и не доверяет эмоциям, составляющим важнейшую часть той религиозной практики, от которой мы постепенно отходили. И это совсем не означало, что православная духовность менее личностна.
Православное учение об обужении мира и взаимодействии воль говорило о гораздо более крепком союзе с Богом, чем тот, который допускает юридическое сознание протестантизма. Таинства перестали быть для нас просто необязательными древними ритуалами; они предстали абсолютно необходимой частью как полностью разработанной христологии Воплощения, так и учения о спасении. Литургия, таинства, традиция, общение святых, сам подход к духовности — это и есть нешитый хитон, сотканный апостольской верой. Именно в Вичите я решился на то, что сердце говорило мне с первого моего дня в классе систематического богословия. Я знал, что для того, чтобы остаться честным перед самим собой, я должен буду принять православие.
Выбор ограничивается
Конечно, было еще всякое. Проведя год в университете, я вступил в Епископальную (Англиканскую) церковь, полагая, что она может стать неплохим местом для того, чтобы выждать время. Однако, чтобы не оставаться лежачим камнем, я посещал три церкви. Сначала шел на англиканскую службу в 9.00 к св. Андрею, потом мчался к 11.00 на православную Божественную литургию в церковь преп. Антония, а воскресными вечерами получал личные духовные наставления у доброго бенедиктинского священника в местном римо-католическом приходе. И так — в течении 5 месяцев.
Когда мое сознание стало меняться, туман евангелизационного и харизматического движения остался позади. Я знал, что в университете есть и другие люди, которые движутся в том же направлении. Отношения в нашей учебной группе распадались. Некоторые двигались медленнее, нежели мог позволить себе я. В конце концов Православие взяло верх в “битве вселенских традиций” (разрешены все приемы, число раундов не ограничено) и через 6 месяцев дальнейших наставлений священника храма преп. Антония, о. Михаила Кайзера, я был воцерковлен через миропомазание дивным утром Вербного воскресения.
Необыкновенно важным оказалось наличие англоязычного православного прихода антиохийской юрисдикции, община которого приняла меня, и истого трудящегося священника. Узнав сначала Православие в аудитории и по книгам, вне общины я никогда не увидел бы его полноты. О. Михаил сам был из обратившихся, поэтому очень хорошо понимал процесс обращения и то впечатление, которое оно произведет на его приход, состоящий преимущественно из ливанцев. Миропомазание одного человека, быть может, и не изменило ход вещей в целом, но за полтора года за мной последовали еще группы других людей. Работа о. Михаила была вовсе не из легких, но для нас вхождение в его приход стало настолько благодатным, насколько этого можно было ожидать.
Снова в университете
В университете на наше обращение реагировали по-разному. Некоторые профессора и студенты нас поддерживали, а другие заняли оборонительную позицию. Никогда не забуду реплику одного профессора, ожесточенно бросившего мне: “Это худшее из всего, что вы могли сделать”. Другой сказал: “Православная Церковь — это только для тех, кто не может стоять на двух ногах”, на что я мысленно ответил: “Вот это правильно!”. Но в памяти осталось то понимание и сочувствие, с которым отнеслись ко мне профессора О’Мэлли и Лосони. Да и другие, подобно им, показали пример христианской любви, которую я буду помнить долгие годы. Вы спросите, как прореагировал сам Орал Робертс? Точно не знаю, слышал только, что в одной из проповедей, сказанных уже после моего выпуска, он пытался объяснить студентам, что вся его учебная программа соответствует учению отцов ранней Церкви.
Причины нашего обращения в университете не могут быть сведены ни к какой модели. Ясно, что шоковая терапия профессора систематического богословия не может считаться причиной всех обращений: некоторые из нас, тех, кто принял Православие, не слушали этого курса. И это наше обращение никоим образом не было организованным; это было чисто спонтанное движение, руководимое, по моему убеждению, лишь Духом Святым.
Один из моих собратьев-священников сформулировал это так: “Святой Дух отыскал горячие сердца, чтобы в них обитать”. Хотя, говоря формально, благая весть Православия достигла лишь немногих, но воздействие ее продолжается. Из нашей компании шестеро стали священниками, еще один находится в Свято-Тихоновской семинарии в Пенсильвании, а из Университета продолжают приходить обратившиеся. Библиотека университета снабжена лучшей православной литературой (профессор систематического богословия отвечал также и за ее комплектацию!), и продолжается деятельность общины во имя преп. Антония в Тулсе.
Может ли волна обращений повториться? Как и всякое движение Духа Святого: “Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит” (Ин 3:8). Поэтому мы верим, что во время Господне благоприятное, на благо Его Церкви, рожденной в день Пятидесятницы, призывание народа Божия в историческую Церковь будет снова и снова повторяться в этой стране.
Для нас же Дух впервые повеял в аудитории колледжа в Оклахоме. И прежде, чем дуновение Его ушло, мы стали священниками Американской православной Церкви. Где это случится в следующий раз? — Может быть, в месте, еще менее подходящем, чем кампус Университета Орала Робертса.
Перевод с английского Л. Чаковской
