Что происходит на Литургии Преждеосвященных Даров? Нужно ли на ней причащаться? Размышляет священник Сергий Круглов.
«Да исправится молитва моя, яко кадило, пред Тобою…»
Многие любят Литургию Преждеосвященных Даров. Особенно — в тех храмах, где первую седмицу служат полностью, утро-вечер, без опущений: посреди долгого постового покаянного труда, когда и сами-то дни, и наполняющие их службы, с псалтырью утром и Великим каноном вечером, кажутся годами, в самый строгий день, в среду — легкая радость, уверение: а Пасха-то скоро, а Христос-то воскресе!..
Стояние на коленях, звон колокольчика, тихие, ясные, без голосовых эффектов, возгласы диакона, священник, воздымающий крестообразно свечу и кадило: «Свет Христов просвещает всех….», тот свет, что во тьме светит — свет хмурой, студеной спросонья, великопостной весны, он вплывает в окна, и тьма убранного в черное храма действительно не объемлет, но лишь подчеркивает его…
И Великий вход — казалось бы, такой же и совсем не такой, тихий и трепетный, и к Чаше идешь совсем по-особому… Священник, совершая Преждеосвященную, перенося с престола на жертвенник дискос, на котором, как на троне — маленькое, но такое необъятное Тело Христово, как никогда понимает: Сам Христос-Царь как слуга смиренно и безропотно служит Своим слугам. Служит, потому что почитает их более не слугами — но единокровными братьями и возлюбленными друзьями Своими…
В алтарные кованые переплеты — излияние мартовского злата,
Танцующей в луче пыли,
На черном бархате, кованом серебре — маленькое Тело:
Изрезанный белый кубик, жизнь, пропитанная Кровью,
Господь Господствующих, царствующий неотвратимо,
Служащий смертно, смиренно,
Сиятельно ставящий Себе на кроткую Главу
Ноги бледных огромных одутловатых смятенных бородатых мужчин в фелонях.
Фото: patriarchia.ru
И любая-то православная служба непроста, с каждой у верующих бывает связано немало вопросов. А с Преждеосвященной — особенно: зачем она вообще служится, почему утром, если чин ее — вечерня, как к ней готовиться, кому можно за ней причащаться, кому нет… И много с ней связано всяких историй. Например, один известный мне священник не причащал на Преждеосвященной не только грудных младенцев (их не причащают, если они не могут проглотить твердую частицу), а вообще никого, внушая при этом прихожанам, что частое причащение — неблагочестиво, мы-де грешники и недостойны (хотя сам то, служа, причащался…).
Другой — если эта служба служилась на неделе дважды, в среду и пятницу, то в среду причащал, а в пятницу — нет: к пятнице заготовленные, как положено, накануне в воскресенье Дары сильно подсыхали, раздробить их было нелегко, и батюшка, как оказалось, смертно боялся уронить и потерять хотя бы крошечку…
А еще одного младого священника (меня) , впервые приступавшего служить Преждеосвященную, предостерегали: «Ты когда отпуст будешь говорить — скажи только: „иже во святых отца нашего Григория Двоеслова“, но не вздумай сказать: „папы Римскаго“, бабульки за экуменизм палками побьют!….».
Конечно, главный вопрос, который возникает у верующего на Преждеосвященной, впрочем, как и на каждой Литургии — причащаться или нет? И главный ответ коренится, конечно, в сердце и совести самого вопрошающего. Множество раз уже сказано: священник не должен быть цербером у Чаши, не может самовластно распоряжаться причастием и гнать прикладами от нее того, кто пришел к ней по зову Христову: «Приимите, ядите…». Но отнюдь нельзя ему быть, что называется, и потаковником, тем паче — отнестись к вопросу легкомысленно или равнодушно.
Священник должен объяснить пришедшему: причащаться или нет — вопрос не из дисциплинарной, а совсем из другой области, дело не в том, сколько раз в месяц или в неделю ты приходишь к Чаше, а в том, каким ты к ней приходишь. Священник должен суметь помочь стать пришедшему на суд собственной веры и собственной совести, помочь увидеть себя без ретуши в свете заповедей Христовых, объяснить: это твоя ответственность, решать должен ты сам. И предупредить: причаститься Христу — значит соединиться с Ним, вступить с Ним в общую единую участь. А эта участь — общая не только в пасхальной радости, но и на Голгофе, и на Его суде.
Ты в самом деле хочешь быть с Христом? Ты готов к тому, что с Ним может быть не то что «не так уж благодатно и приятно, как хотелось бы» , но и очень, очень тяжело? Да, Христос тебя любит смертно — но грехов твоих терпеть не станет, и если что — спросит, как в евангельской притче: «Друг, у нас такая радость, пасхальный пир — а ты чего пришел как бомж, в небрачной одежде?». Понравится ли это тебе? Готов ли ты, что принятые тобою Тело и Кровь Христовы станут жгучим огнем, который станет выжигать в тебе любимые твои грехи? Если осознаешь всё это и готов — тогда иди к Чаше…
А как уж это донести до человека, мягко или сурово, возникнет ли это понимание — тут в каждом конкретном случае бывает очень по-разному.
