Обычно на взаимоотношение науки и веры мы смотрим с точки зрения апологетической. Показывая научному миру, что наша вера науке не противоречит, мы ожидаем от него лояльности. Но оказывается, что и ученые ждут от богословов определенной работы.
Об этом и многом другом — профессор кафедры биофизики биологического факультета МГУ, заведующий лабораторией молекулярной генетики внутриклеточного транспорта Института биологии гена РАН, заслуженный деятель науки РФ Александр Сергеевич Соболев.
Александр Соболев. Фото О.М. Кирюшкина
Мы не собирались говорить об эволюции, уж столько об этом сказано, если б на сайте «Богослов.ру» не появился примечательный текст:
«Ряд участников обсуждения справедливо указывает на то, что представителям некоторых научных дисциплин крайне сложно принять библейское учение о творении мира. По-видимому, это коренным образом связано с неустранимой антихристианской метафизикой, изначально присутствующей в новоевропейской науке, которая родилась в эпоху Возрождения», с ее культом богоборческого гуманизма. Надо думать, что чрезмерное и доверчивое погружение в эти науки, с их претензией на точность, объективность и универсальность, особенно пленяющие ум современного человека, помноженное на гордость ума, неизбежно сопровождающую интеллектуальные труды без покорения ума Богу, чрезвычайно затемняет сердечные очи.
Ввиду этого было бы целесообразным для людей, приходящих в Церковь от этих наук (геология и биология в особенности), разработать формулу отречения, что-то вроде: «отрекаюсь от бога Эволюции и Большого взрыва и проклинаю ложные догматы Дарвина и его последователей» [курсив мой — Л.М.], как противные словам Символа «верую… в Бога… Творца неба и земли, всего видимого и невидимого», и содержащие в себе хулу на Духа Святого, «говорившего через пророков», в том числе и через бытописателя Моисея, сообщившего нам о шестидневном устроении мира — наподобие того, как приходящий от магометанства в Православие обязан отречься от «бога Магомета» (Требник).
О великой пользе простого гласного отречения от заблуждения прекрасно написано у свт. Игнатия Брянчанинова: «Искреннее и решительное предание ереси анафеме есть врачевство, окончательно и вполне освобождающее душу от ереси. Без этого врачевства яд богохульства остается в духе человеческом и не перестает колебать его недоумениями и сомнениями, производимыми неистребленным сочувствием к ереси» (Слово в первую Неделю Великого поста).
«Неистребленное сочувствие» к богоборческому по сути «современному естествознанию» с его неустранимой антихристианской метафизикой — причина появления таких уродливых и безжизненных химер, как «православный эволюционизм», носителями которого, к великому сожалению, являются в настоящее время даже облеченные саном преподаватели духовных школ».
Федор, комментарий по поводу рецензии А. М. Павлова на книгу Воробьева С.Ю. «Библия и история. От сотворения мира до Рождества Христова» (М., Изд-во Московской Патриархии, 2011) от 30.11.2012 на портале Богослов.ру (дата обращения: 21.12.2012).»
— Этот комментарий я уже читал на сайте bogoslov.ru. Он оставил у меня очень грустное впечатление. Думаю, что у многих, в том числе и священников. Говорю о последнем уверенно, так как именно священник обратил мое внимание на этот комментарий. Что ж, такого рода экстремальные высказывания свидетельствуют о насущной необходимости пополнять и освежать естественнонаучное образование многих, особенно тех, кто готовится стать богословом или священником.
Эволюционизм vs креационизм
— В данной связи, мне кажется, надо сказать хоть пару слов о соотношении эволюционизма, креационизма и христианского мировоззрения. Когда Вы пишете, что не обязаны вставать на точку зрения либо эволюционистов, либо их противников, Вы занимаете какую-то третью позицию? Вы считаете, что достойной теории на данный момент просто не существует?
— А почему обязательно нужно занять некую крайнюю позицию? Либо «веру в торжество идеалов» пропагандистов одного подхода, либо другого? Понимаете, это требование чем-то отдаленно похоже на то, как от Гулливера требовали, чтобы он встал либо на сторону остроконечников, либо тупоконечников. Это — в общем, но в данном вопросе, я согласен, ситуация несколько иная и нуждается в пояснении. Она такова, что я ближе к эволюционистам.
Эволюционизм — такая «научно-исследовательская программа», если пользоваться термином И. Лакатоса, которая позволяет открывать новое, она эвристична. Если бы в той же мере или хотя бы какой-то эвристичностью обладала бы концепция креационистов, тогда она, с моей точки зрения, заслуживала бы ничуть не меньшего уважения, но ее эвристичность, во всяком случае пока, строго равна нулю. Ничего нового они не создали, кроме попыток логических и прочих построений, при этом они не только с 20-х годов XX века существуют. Вы же прекрасно знаете, у них была возможность строить эти построения многие сотни лет.
Следовательно, исходя из прагматических соображений, мы обязаны рассматривать эволюционную концепцию как работающую. Теперь, а почему я не могу рассматривать эту позицию как «вечный закон биологии»? Известно, что она содержит некоторые недоказуемые положения. Например, наиболее обсуждаемое в прессе — происхождение человека от человекообразного обезьяньего предка. Оно нефальсифицируемо, если пользоваться термином К. Поппера (т. е. не может быть экспериментально опровергнуто никаким мыслимым образом), а значит, находится за пределами эмпирических наук, к числу которых можно смело отнести и современную биологию.
Поэтому всяческие факты и вытекающие из них суждения мы —volens-nolens — обязаны в данном контексте формулировать в терминах вроде «внутренней непротиворечивости», «правдоподобности» и пр., но не как доказательства pro или contra. Ибо нам не дано наблюдать и описывать сам происходивший процесс, если таковой был.
Даже если кто-то сможет экспериментально осуществить нечто, подобное сделанному профессором Преображенским (по М. А. Булгакову), то при всей моральной сомнительности подобного эксперимента полученный результат может быть лишь свидетельством в пользу вероятности такого события в прошлом, но никак не доказательством, что такое событие реально имело место. Вот если кто-то создаст машину времени…
Далее, мы не должны забывать, что многое берет в основу недоказуемые постулаты и эффективно работает достаточно большое время, мы просто об этом не задумываемся. Так, многие научно-исследовательские программы, вроде эволюционной, уже перестали существовать в исходном виде, предварительно дав миру немало полезных результатов. Один только пример: концепция постулированной среды — «мирового эфира», просуществовавшая с XVII века до примерно начала XX века, породила, в частности, знаменитые уравнения Максвелла, который был сторонником этой концепции (как, кстати, и наш соотечественник Д. И. Менделеев).
В наше время она представляет уже исторический интерес, а уравнения Максвелла по-прежнему нужны. Следовательно, мы вправе допустить, что рано или поздно появится новая концепция = научно-исследовательская программа, которая включит наилучшее/неопровергнутое из имеющейся сейчас эволюционной программы, объяснит ещё не объясненное и т. д. В этой связи не надо творить себе кумира из чего бы то ни было, что обладает прагматическим ресурсом. Поэтому сказанное относится вовсе не только к эволюционной, но и к любой иной научно-исследовательской программе; такого рода программы — не предмет веры.
Тут следует снова упомянуть И. Лакатоса, писавшего о критериях интеллектуальной честности ученого, которые требуют, «чтобы на вещи смотрели с различных точек зрения, чтобы выдвигались теории, предвосхищающие новые факты, и отбрасывались теории, вытесняемые другими, более сильными» (1).
— Читая Библию и занимаясь наукой, в какой-то момент задаешься вопросом, как все-таки происходила эволюция человека, откуда он…
— Вы считаете, что мы в состоянии получить окончательный ответ на этот вопрос? Как только я понимаю, что мы не в состоянии получить ответ на этот вопрос — для меня лично этот вопрос снимается.
Как я только что сказал, рано или поздно, вот этой парадигме, этой научно-исследовательской программе, этой теории в её нынешнем виде придет конец и будет какая-то другая теория, которая вберет в себя неопровергнутые положения этой, но даст что-то еще новое, дополнительное, эвристичное. Понятно, что эти времена не сопоставимы со временем человеческой жизни, но все временно. Есть еще одна причина, может быть, менее важная: мне вообще ни та, ни другая концепция в моей научной работе не нужны.
Вызовы современной эпохи
— Христианское мировоззрение не предполагает, что у вас есть какая-то цельная картина мира, нет? Вот например, в начале декабря 2011 г. в МДА проводилась конференция «Целостное мировоззрение ученого-христианина: вызовы современной эпохи и пути их преодоления» — значит, по крайней мере представление о том, что так должно быть, существует?
— Почему? Я не хочу сказать, что это плохо. Я бы сказал, что это романтично, но не более того. Слово «романтично» я употребил потому, что оно предполагает наличие идеальных целей, достижимость которых нередко даже не обсуждается, но сама цель постулируется как обязательная, значимая и т. п.
— Ученый же является ученым, потому что у него есть стремление постичь все, понятно, что это нереально, но все-таки он к этому стремится, им движет желание постичь законы мироздания.
— Не все, а в своей области, притом то, что мы к настоящему времени в состоянии постичь. «Законы» в эмпирической науке − термин, с которым я не могу согласиться. Закономерности существуют в рамках существующего набора теорий, которые, как мы уже говорили, смертны. И вместе с ними смертны эти закономерности. В каком смысле они смертны? В том смысле, что они модифицируемы в той своей части, в какой они соответствующим поколением научных работников и исследователей опровергнуты.
Следовательно, общее понятие законов — это, скорее, привнесенное из религии представление в ранние этапы естественных наук. Такие вещи, как закон Ньютона и так далее. Вы же понимаете, что те же самые законы Ньютона выполняются только при определенных условиях. Следовательно, это все становится достаточно релятивным. А раз так, то это романтическое представление о единстве мира, познанности и тому подобном. Оно представляется целью, к которой надобно стремиться, но отнюдь не констатацией современного положения дел.
— Но проблема-то существует…
— Проблема существует в том, что те люди, которые ставят, обсуждают, активно навязывают эти проблемы, чаще всего всерьез не задумывались об их причинах, мотивах и, соответственно, не являются специалистами в данной конкретной области. То есть, это вопрос широкого и глубокого образования. Человек, имеющий достаточно широкое и глубокое образование, вряд ли имеет какое-то обостренное представление по этому поводу.
Конфликт ценностей
— Конфликт научных и мировоззренческих ценностей, о котором вы писали в статье о духовных корнях естествознания (2), и сейчас существует?
— Конечно, существует.
— И до сих пор естественные науки для нашей страны являются чем-то внешне привезенным и чуждым?
— Конечно, являются. Характерный симптом этого — наш разговор!
— Возможно, проблема-то не в том, что не прижились естественные науки, а в отсутствии цельного образования?
— Именно! Просто в советское время в атеистической стране отношение к наукам опять стало строго потребительским и строго в контексте создания новых типов оружия (3).
— То есть, насколько я понимаю, конфликт перешел в вторую, по А. А. Игнатьеву, стадию, когда его подавили «путем добровольного или вынужденного ухода интеллектуалов, «или же превращением их социальной роли в периферийную субкультуру» (4) ?
— Конечно, немало научных работников в советское время запачкали свое имя атеистическими высказываниями — спору нет! Но из этого совершенно не следует, что это делали все, делало большинство, и это нужно, так сказать, считать родовым грехом естественных наук.
Понимаете, у нас сложилось и уже не одну сотню лет продолжает быть то самое, о чем вы заговорили — полное непонимание, неприятие тех основных причин, которые в западных странах привели к тому, что возникла потребность в изучении природы, в изучении творения. Причем это все было построено на христианском мировоззрении. Вот что меня впервые заставило всерьез задуматься на эту тему. В 90-е годы я был у своего хорошего знакомца в Австралии. Его предки были из очень бедной шахтерской семьи, которая где-то в начале 20-х годов эмигрировала из-под Глазго, осела и пустила корни в Австралии.
Его бабушка как раз была среди тех, кто тогда приехал. В пору моего визита ей было за девяносто. Случилась очень интересная вещь: он пригласил меня в дом, где собрались четыре поколения этой семьи, и сказал, что его бабушка очень хочет меня видеть. Мы приехали, её вывозят на каталке, она ведет со мной очень милую светскую беседу, а я все пытаюсь понять, в чем причина её интереса. Он мне поясняет: «Дело в том, что она никогда не видела, а тем более никогда не принимала в своем доме профессора. А для нее ученый, тем более с профессорским званием, значит очень многое». И добавил: «Она Вашему визиту больше рада, чем если бы ее посетила Елизавета II».
Я сначала подумал, что это классический вариант англо-саксонской иронии, а потом в ходе разговора понял, что там иронии… конечно, она была, но не на 100%. Его бабушка была воспитана в представлении, что наука — это такого рода деятельность, которая чем-то сродни деятельности священника и также не приносит больших денег: ученый и священник занимаются примерно одним и тем же, только разными методами. Чего я никогда не замечал в своем отечестве. Да, уважение в советское время было воспитано, но оно так быстро прошло, что, в общем, диву даешься.
— Таким образом, у нас есть наука со своими научными ценностями, в основе своей чужими, протестантскими, есть наше православное мировоззрение. И есть конфликт между этими ценностями, потому что нет правильного образования.
— И, кроме того, нет богословской проработки этих разделов, которые хорошо были проработаны теми же протестантами и католиками.
— То есть, прежде чем каким-то образом обеспечить правильное образование, нужно решить проблему включения научных ценностей в христианскую картину мира?
— Да, совершенно верно. Никто не говорит о включении всех ценностей. Во всяком случае, не тех, которые противоречат православным взглядам; хотя я вам признаюсь — я пока не сталкивался с таковыми.
«Богу — Богово, а Ньютону — ньютоново»
— В общем, что касается научных ценностей, мы можем заключить словами проф. В. Н. Лосского о том, что богословие вполне допускает любую научную теорию даже о Вселенной, лишь бы она не выходила за свои естественные пределы и не принималась дерзко отрицать то, что находится вне поля ее зрения…
— Я бы добавил сюда и высказывание Святейшего Патриарха Кирилла: «Полагаю, что Русская Православная Церковь должна помочь государству и обществу в координации научных, творческих и просветительских усилий. «Богу — Богово, а Ньютону — ньютоново» — такой принцип поведения недавно предложен нам известным интеллектуалом Виталием Третьяковым.
Речь идет, наверное, о том, что Церковь не должна покушаться на естественнонаучное знание и на институт рационального образования. И мы можем принять этот принцип, но при одном непременном условии: должен быть обязательно соблюден основополагающий принцип иерархии ценностей, когда на первом месте безусловное и непререкаемое «Богу — Богово» (5) .
— Итак, должна быть совместная работа богословов и ученых-естественников по доформированию, сакрализации духовной базы естественных наук. В связи с этим закономерно возникают два вопроса: есть ли сейчас богословское сообщество, готовое и способное приступить к обсуждению — о решении говорить, наверное, еще рано — этих проблем? А, с другой стороны, есть ли научное сообщество, с которым можно вступить в диалог, есть ли у Вас единомышленники?..
— Дискуссия идет все время,в т. ч. на семинаре ПСТГУ «Наука и вера», которым руководит д.ф.-м.н., профессор Андрей Борисович Ефимов. Поэтому есть отдельные — не сообщество — богословы, желающие вести эту дискуссию. С другой стороны, многие естественники задумываются над этими проблемами. Сложность в том, что в светских научных организациях не принято об этом говорить во всеуслышание. Да и нет — пока? — подходящего места и/или условий для свободного обмена мнениями.
— Но можно сказать, что определенное число заинтересованных людей уже есть, и какая-то дискуссия с обеих сторон ведется? Что чаще всего обсуждается и кто эти люди?
— Да, это уже происходит не первый год. Нередко обсуждаются вопросы, связанные с эволюционизмом. Это занимает, я не берусь сказать уверенно, где-то 15–20% всех заседаний. Там выступает достаточно много и богословов, и верующих научных работников, и неверующих ученых. Среди них и доктора наук, и члены-корреспонденты, и академики, которые выступают с докладами и обсуждают те или иные аспекты.
На сайте ПСТГУ есть своя страничка для этого семинара, где публикуются не только анонсы, но и тексты докладов. Семинары время от времени обсуждаются на сайте «Богослов.ру», получается своего рода перекличка. Обсуждение идет в рамках семинара кафедры богословия МДА, кроме того, есть многолетний семинар, который проходит в Дубне раз в год: «Наука. Философия. Религия» (6) . Его организовали ученики Николая Николаевича Боголюбова.
Как вы, наверное, знаете, он был верующий человек, помимо того, что он был крупнейший ученый(7). Я, кстати, имел удовольствие быть с ним немножко знаком, точнее, был ему представлен, когда мальчишкой был… В Санкт-Петербурге, в Духовной академии, прот. Кирилл Копейкин, преподаватель и секретарь Ученого совета, тоже очень активный участник и организатор подобного рода обсуждений. По светскому исходному образованию он физик.
Эволюция в МДА
— На данный момент есть какие-то первоначальные результаты?
— На тех семинарах, о которых я говорил, в первую очередь, на кафедре богословия МДА, мне показалось, что это имеет определенный отклик. Другое дело, что сейчас там идет большая ломка расписаний и программ, потому что Академия переходит на Болонскую систему, и что будет в ближайшем семестре, мне неизвестно. Знаю, что до настоящего момента уже несколько раз давались темы для самостоятельных работ, как в семинарии, так и в академии, по вопросам взаимоотношения естествознания и православия.
Читались соответствующие лекции, модифицированные для такого рода слушателей, особенно по апологетике. То есть процесс этот медленно — и очень хорошо, что медленно, − идет. Почему я говорю: хорошо, что медленно? Я думаю, что не надо даже объяснять.
— Ваши студенты, в частности, студенты Вашего семинара, уже предлагают какие-то пути решения, или пока это идет только на уровне осмысления проблемы?
— Конечно, в начале это было очень-очень такое школьное представление, чаще всего — просто собрание цитат, соединенных собственными фразами, но уже спустя несколько лет, скажем, последний год, несколько человек не только аккуратно прочитали соответствующие статьи и работы, но и высказывали свои собственные оригинальные суждения. Происходит самое-самое зарождение заинтересованного взгляда. Через меня проходит, допустим, 18 человек студентов-богословов в год. Если я вижу одного-трех заинтересованных, то я ощущаю, что это удача.
И сколько раз по 18 должно пройти, чтобы не просто были заинтересованные люди, а люди, которые бы решили: «Вот теперь я буду не только на эту тему диссертацию писать, а этим вопросом интересоваться и заниматься»? Я не знаю, может быть, 10 раз по 18, а, может быть, моей жизни не хватит, но эти люди должны естественным образом появиться, и тогда они создадут нечто, что будет если не платформой, то точкой опоры, с которой будет произрастать дальнейшая деятельность.
— Т. е. сейчас работа заключается в том, чтобы создать такое поколение богословов, которое сможет приступить к решению этой проблемы? В этом Вы видите свою задачу?
— Наверное, да, пожалуй, это самое главное, но не воспитать — это никак не может быть моей задачей, я бы сказал, дать минимум сведений, которые позволили бы начать ориентироваться в специальной литературе, дабы, разобравшись в основных положениях, скажем, биомедицины, высказывать на эту тему взвешенные богословские мнения.
Богословское образование дается прекрасное, а вот та база, которая нужна для суждений в области биомедицины, до последнего времени просто отсутствовала. Кроме школьных знаний, которые почти никакого отношения к проблемам, затрагиваемым в богословии не имеют, за исключением избыточного, я согласен, преподавания эволюционных представлений. Это, так сказать, отрыжка советских времен.
Модернизация образования — повод для беспокойства
Вот одна из проблем, которые стоят перед педагогами: очень трудно детям дать представление о каких-то вещах, подверженных изменениям. Намного легче дать, как отлитое в бронзе на века. Отсюда сложности. Старшеклассникам, я думаю, теорию эволюции вполне можно было бы преподавать. У меня нет большого опыта школьного преподавания, есть только два беспокойства, которые даже можно слить воедино: очень много в последнее время стали модернизировать преподавание в школе.
Думаю, что не буду оригинален, если скажу, что у большинства это вызывает, как минимум, недоумение: стремиться на фоне того, что происходит, еще и это изменить. Мне кажется, надо хотя бы на чем-то зафиксироваться. Так, по биологии существует очень много учебников, включая учебники, в которых есть, как бы это сказать, очевидные ляпы, видные невооруженным взглядом специалиста, но эти учебники выпущены по благословению того или иного архиерея.
Я имею в виду совершенно конкретный учебник, Вертьянова. Считается, что раз учебник был выпущен по благословению покойного Святейшего Патриарха, то всё — на нем лежит соответствующая печать.
— Да, есть такая проблема.
— Это проблема образования. Если бы те, кто советовал этот учебник выпускать, обладали бы соответствующим образованием, они, может быть, задумались бы над тем, что давать на подпись Святейшему.
— Говоря о Ваших лекциях и семинарах, какие основные представления, помимо принципиального различия естественнонаучного и богословского методов, Вы считаете необходимым донести до студентов?
— Основы естественнонаучного метода — это раз. И два — нужно дать представление о тех основных разделах биомедицины, применение которых в человеческом обществе вызывает те или иные вопросы, нравственные проблемы. Освещения только методологического аспекта недостаточно: надо понимать, что же ты на самом деле обсуждаешь, будущий богослов.
Курс, который я читаю в Академии, называется «Новое в молекулярной биомедицине»; было бы неплохо, если бы студенты слушали такого рода курс не только по биомедицине, но и по другим естественным наукам, выходы которых в человеческую жизнь порождают соответствующие этические проблем. Обязательно нужны представления из области физики, астрофизики, геологии.
«Папские» академии наук в России
— Еще два года назад Вы высказывали идею создания совместной рабочей группы из богословов и ученых, усилиями Московской Патриархии и Академии наук…
— Да, это было в Дубне на семинаре «Наука. Философия. Религия». Тематика тогдашнего семинара была посвящена современным проблемам биотехнологий,что-тов таком духе. Потом меня попросили написать текст и опубликовали его в нескольких местах.
— Я видела в новостях.
— Это вызвало удивительно сильную реакцию у журналистского мира.
— Сама идея никак не реализовалась?
— Видите ли, это достаточно серьезное преобразование, и в силу того, что здесь желателен консенсус, требуется время и, что важнее, движущие силы. Как, допустим, ваш покорный слуга может подобные вещи выдвигать среди архиереев? Никак!
— Но Ваша идея состояла в том, чтобы создать более широкую группу, чем, скажем, совет по биоэтике?
— Существенно более широкую. Я предлагал создать нечто похожее на Папские академии наук. Там их несколько, и в них представлены очень серьезные научные работники (кстати, в том числе и из России) в разных отраслях знания. Вопросы, например, связанные с объявлением того или иного явления чудом, обязательно проходят экспертизу в Папской академии. Для нас это пока проблема будущего, а не настоящего.
— Сейчас в этом нет потребности?
— Вы же понимаете, что у любой нации есть несколько слоев-выразителей интересов и стремлений. В число этих слоев, которые создают достаточно мощное движение в конечном итоге, увлекают за собой, вошли и научные работники. Но научные работники не всегда играли положительную роль, наряду с религиозными деятелями, писателями, журналистами и т. д.
Если это понимается и принимается, то тогда вопрос взаимодействия с этим слоем становится актуальным, в том числе и далеко не в последнюю очередь с Церковью. А как можно найти общий язык? Его можно найти только на общей платформе. Если отрицать какие-то основополагающие моменты одной из сторон, общего языка не будет, а общий язык, мне кажется, необходим.
Я сейчас рассуждаю в общем, отвлеченно и прагматически. Раз он необходим, то тогда нужно, как минимум, познакомиться друг с другом и начать вырабатывать что-то взаимно полезное. Прежде всего, в области образования: с одной стороны, катехизация, назовем это так, а с другой — знакомство с результатами и методами естественных наук.
— Если бы такая совместная группа существовала, какие насущные вопросы, на Ваш взгляд, она должна была бы в первую очередь рассмотреть? Клонирование (в частности органов)? генная терапия? применение стволовых клеток? статус эмбриона (эту проблему, кстати недавно обсуждали в Законодательном собрании Санкт-Петербурга)?
— Почему бы не все они? И еще многие другие? Тем более что открываются новые подходы и меняются взгляды на уже известное. Например, то, что касается статуса эмбриона. Ситуация резко изменилась в понимании даже эмбриологов. Если бы спросили какого-нибудь биолога где-нибудь в 50-е годы, с чего начинается жизнь млекопитающего, человека, крысы, мыши, на вас бы удивленно посмотрели и сказали: «Вы что не знаете? Естественно, со слияния гамет и образования зиготы — с этого момента начинается жизнь».
А после 90-х годов это все размылось, потому что уже сейчас есть все технические возможности практически из любой клетки организма воссоздать особь. Это говорит о том, что почти каждая наша клетка может — теоретически — стать человеком. Значит ли это, что момент возникновения жизни восходит к праотцам? Следует ли из этого, что «обычная» клетка и зигота имеют сравнимую «ценность»? И множество других вопросов, на которые я не берусь дать уверенный ответ.
Здесь много, что есть для обдумывания специалистам-богословам. Некоторые это просто отбрасывают, отторгают, пользуясь старыми подходами или разработками богословов-католиков, а некоторые задумываются. Наиболее интересно общаться с теми, кто задумывается.
[1] И. Лакатос. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. Глава 2. М.: Московский философский фонд, Медиум, 1995.ш
[2] А.С. Соболев. Заметки о духовных корнях естествознания. Российская перспектива // Православный путь. Церковно-богословско-философский ежегодник. Приложение к журналу «Православная Русь» за 2004 г. — Свято-Троицкий монастырь, Джорданвиль, НИ, 2004 г. В частности, автор пишет, что «носители» наук, привезенные в Россию последователями Петра I, органически воспринимали «фундаментальную и прикладную их части как служение Богу, правда, в западном варианте», т.е. протестантском; таким образом, «их ценности были естественным следствием ценностей духовных, религиозных». И далее: «конфликт ценностей возникает всегда, когда происходит распространение ценностей науки за пределы обществ «западного» типа, причем у такого конфликта, по А.А. Игнатьеву, возможны 3 исхода: 1) «конфликт разрешается благодаря модернизации самого общества (и формированию эффективной национальной парадигмы науки)»; 2) конфликт подавляется путем добровольного или вынужденного ухода интеллектуалов… 3) конфликт «приобретает относительно устойчивую форму идеократии» (с.8-9).
[3] См. в вышеупомянутой статье: «Сам царь-реформатор и его помощники относились к «ввозимым» в Россию наукам исключительно утилитарно […] Это утилитарное отношение власти к науке было характерно для всей дальнейшей российской истории» (с.8).
[4] См. первую сноску
15 февраля 2009 года в Москве.
[6] См., например, о последнем , фоторепортаж
[7] Боголюбов Николай Николаевич (1909-1992) — выдающийся советский математик и физик-теоретик, академик АН СССР (1953), академик РАН (1991), основатель научных школ по нелинейной механике и теоретической физике, директор лаборатории теоретической физики Объединенного института ядерных исследований (ОИЯИ) в Дубне (с 1956), с 1965 по 1988 – директор ОИЯИ, дважды Герой Соц.труда.
Читайте также:
Эволюция человека. Дискуссия богословов и генетиков (+ВИДЕО)
Только плохая наука отрицает религию, только дурная религия отрицает науку…
Протоиерей Кирилл Копейкин: Какую боль не объясняет физика
