Протоиерей Алексий Уминский: Как я пришел к Богу (+Видео)

Духовник Свято-Владимирской православной гимназии, настоятель храма Святой Троицы в Хохлах, ведущий телепередачи «Православная энциклопедия» протоиерей Алексий Уминский отвечает на вопросы ведущих программы «Временно доступен».

Александр Карлов: Отец Алексий, Вы-то сами как к Богу пришли? У Вас сугубо светское образование, насколько я понимаю.

Прот. Алексий Уминский: Не только светское, но и духовное.

Александр Карлов: Изначально было.

Прот. Алексий Уминский: Изначально светское.

Александр Карлов: Семья, по-моему, у Вас тоже светская, в которой Вы воспитывались?

Прот. Алексий Уминский: Да.

Александр Карлов: Расскажите.

Прот. Алексий Уминский: Более того, я воспитывался в семье вполне атеистической, вполне такой традиционной семье. Мама — учитель, папа — инженер.

Александр Карлов: В партии состояли?

Прот. Алексий Уминский: Да, папа состоял в партии, а мама — нет. Мой первый опыт встречи с Богом был уже когда я учился в педагогическом институте. Просто я встретил людей, которые думали по-другому, которые позволяли себе думать не так, как думают все, потому что я был еще уверенным таким комсомольцем, каким-то активистом комсомольским был. И в этом себя чувствовал вполне комфортно. В институте я встретил людей, которые стали моими хорошими близкими друзьями, которые думают по-другому, и вот это первое удивление, что можно думать по-другому, для меня было каким-то открытием, откровением в тот период.

Александр Карлов: То есть можно утверждать, что Вы пошли от протеста против системы?

Прот. Алексий Уминский: В каком-то смысле да, в каком-то смысле. От какого-то протеста, даже не от протеста, а от отхождения от этих привычных норм. Они мне показались совершенно иначе, после того, как я увидел, что можно жить по-другому, можно думать по-другому, можно читать другие книги, вообще — можно много читать того, чего читать нельзя, и эти книги попались мне в руки. Эти книги давались только на одну ночь. Эти книги нельзя было доставать в метро, потому что это была ксероксная литература. Это был самиздат. И вдруг эти книги сильнейшим образом перевернули мой взгляд на мир, на людей, и тогда я почувствовал себя совершенно свободным человеком, в 1976 году, предположим.

Дмитрий Дибров: Флоренский?

Прот. Алексий Уминский: Флоренский в том числе. Была его работа «Иконостас», который меня тогда поразил, вот этот взгляд на икону. Это было даже немного потом, а тогда — это Евангелие, которое мне попалось в руки и которое я вначале взял в руки с тем, чтобы как и всю остальную литературу использовать. Где-то ввернуть словечко в таком интересном обществе, как-то произвести впечатление о том, что я знаю что-то такое, чего не знает кто-то другой.

Я стал читать эту книгу и в первое время я ничего не понял, а потом вдруг понял очень важную для себя вещь — что эту книгу никак не мог написать человек. Потому что в этой книге все написано против человека. Там нет ничего такого, чем человек мог бы себя успокоить по-настоящему в этой жизни. Все не так. Нет никакой лазейки, чтобы найти какое-то удобное место, ничего.

Блаженны плачущие. Блаженны нищие духом. Блаженны, когда вас гонят. Радуйтесь и веселитесь. Молитесь за своих врагов.

Господи помилуй, разве человек может для себя такого пожелать? И тогда для меня это было откровение, открытие, что вот эта книга — нечеловеческая. И тогда началось какое-то такое движение, и желание как-то понять и услышать. Я тогда стал молиться. Стал молиться своими словами и постепенно как-то вошел в Церковь.

Александр Карлов: А родители как отнеслись?

Прот. Алексий Уминский: О, сначала жестко, сначала с непониманием большим, потому что, как каждое неофитство, оно приобретало такой сумасшедший характер. Я запирался в комнате, вслух громко читал молитвы, чтобы папа с мамой слышали, вдруг они обратятся к Богу. Вот они услышат молитвы, и это их бедных, несчастных…

Александр Карлов: У папы могли быть проблемы — в парторганизации, например?

Прот. Алексий Уминский: Несомненно, да. Но бедные мои родители, они ужасно переживали за меня. Они подумали, что я попал в дурную компанию, что, не дай Бог, какая-то секта меня пытается поглотить, но они были воспитаны в совершенно советских категориях и только постепенно, понемногу, когда я с ними снова нашел общий язык, они стали меня как-то понимать, поддерживать. В конечном итоге мама крестилась. Я потом сам венчал своих собственных родителей, когда стал священником. А папа ходит в церковь регулярно, причащается.