Протоиерей Дмитрий Смирнов отвечает на вопросы главного редактора «Правмира» — о государстве, о сиротах и тюрьмах, о кощунстве и проповеди Христа.
Ленивые вопросы протоиерею Дмитрию Смернову
— Отец Дмитрий, последние 20 лет несколько раз в неделю, а иногда и каждый день вы отвечаете на вопросы телезрителей, радиослушателей и духовных чад. Скажите, от каких вопросов вы больше всего устали?
— Есть вопросы, которые условно можно назвать ленивыми, которые можно выяснить в газетном киоске и еще где-то. Вот человек спрашивает, до какого числа будет такая-то икона в таком-то монастыре. Также бывает, например, что даешь объявление в храме, кто-то не расслышал. Вместо того чтобы спросить у соседа, кричат, спрашивают опять у меня.
– А каких вопросов вам не хватает? Чего вы сами ждете от своих прихожан? Вы часто говорите: «Вот человек не понимает, что…» Чего мы не понимаем?
– Самое грустное, что люди не понимают, что такое христианство. Я большую часть энергии трачу на то, чтобы разрушить «религиозные» представления человека. Потому что он воспринимает христианство как некую систематическую религию, освоив которую, человек получает для себя блага: здоровье, успех, деньги и благополучие детей.
А у меня задача наоборот: показать, что все, чего ты ждешь от «своей» религии, несостоятельно. Это не то, для чего Христос приходил на землю.
Мне больно, неприятно и для меня неприемлемо то, что подавляющему большинству людей Христос не нужен вообще. Получается такая странная религиозность на нашей этнической почве, которая Христа не берет ни в какой расчет.
Люди считают себя верующими так глубоко, что на этой глубине не разглядишь христианства. Мне бы хотелось рассказать о Христе Иисусе, но это не очень востребовано: люди спрашивают о молитве, но они забывают о том, к Кому эта молитва. И так далее и тому подобное. Одним словом, очень не хватает вопросов о Господе нашем Иисусе Христе.
Как до человека это донести, я пока не нашел слов.
– Что может служить толчком в изменении мировосприятия человека?
– Скорби. Потому что от таких радостей, которые с ног сшибают, редко бывает обращение к Богу, а большинство людей даже на красоту не очень реагируют.
– А как вы отвечаете на один из самых распространенных вопросов: «Где в нашей жизни Бог, где же Христос, если в мире столько страданий?»
– Он как раз рядом со страдающими. У меня умер друг на днях, я его в воскресенье отпевал. Когда я приходил к нему в больницу, то ясно ощущал присутствие Христа. Поэтому я всегда с охотой и иду в больницу – чтобы побыть втроем, вместе.
Если бы Христа не было рядом, то страдание было бы непереносимо. С Христом это можно пережить. И в такие минуты люди обращаются к Церкви. Это говорит о том, что они Его ищут, чтоб Он дал возможность открыть в себе внутренние возможности это все пережить.
– Часто люди уходят из Церкви, если не получают просимого.
– Даже если получают, уходят. Почему? Потому что им не Христос нужен. Им нужно утешение и возможность пережить. Они пережили и все. Потому что жизнь не Христоцентрична, а эгоцентрична.
– Сегодня часто можно наблюдать поиск некой религиозной идеологии, когда люди говорят «я русский, значит, я православный». Часто слова о православии соседствуют с ожесточенными лозунгами, политическими призывами. Как разграничить настоящую веру и идеологию?
– Зачем? У Церкви другая задача. Церковь продолжает совершать дела Христовы. Христос же пришел не разграничивать фарисеев и саддукеев. Он пришел не менять политическое устройство. Он пришел для того, чтобы людям дать Царство Божие. Церковь по-прежнему этим занимается, а все остальное — на здоровье, что хотите.
О кощунстве
– Отец Дмитрий, антицерковное волнение последних месяцев не прошло и мимо вашего храма. Как в этой ситуации дальше действовать людям церковным, священникам?
– Каждое действие рождает вполне определенное противодействие: испачкали ограду храма — мы вымыли. А придавать какое-то трагическое значение – это ведь вещь настолько тривиальная в своей пошлости, что у меня артериальное давление не повысилось ни на один миллиметр ртутного столба.
– Сейчас обсуждают необходимость принятия закона о кощунстве…
– Я за. Закон о кощунстве, на каторгу за кощунство, как это было при царском режиме. Раз человек не понимает, начинает что-то нам рассказывать о том, что такое кощунство, что такое не кощунство, – надо ему дать статью и сажать. Как первого посадим, тогда уже второй поймет. Потому что зло есть зло. Зачем обижать верующих людей, мусульман, евреев? Зачем крушить памятники на еврейском кладбище? Это же кощунство. Это не просто уничтоженный материальный объект, цена которому 5 рублей 80 копеек, а свастику написали ведь с определенной целью.
Государство должно обеспечить что? Мир в стране. Давно пора. Украли икону, которая стоит 100 рублей, – это святотатство, потому что это икона, а не фотография из журнала «Огонек». Если человек этого не понимает, то надо посадить. Посидит в тюрьме, поймет. Признает свою вину, попросит прощения, его простят, помилуют, и он уже больше не будет этого делать. Зачем полемика? Это совершенно ненужная вещь, потому что человек делает это сознательно. Он рубит же не потому, что это что-то деревянное, а он рубит, потому что это икона, чтобы сделать человеку больно, чтобы его зацепить.
Есть разное «искусство», например «искусство» детской порнографии. Понятно, что она может быть художественная, нехудожественная. Но сажать нужно и за художественную, и за нехудожественную. Если налицо кощунство, святотатство, разврат – то принимаем охранительные меры.
О тюрьмах
– В продолжение темы тюремного заключения. Как вы считаете, сегодня тюрьма исправляет человека?
– Нет. Если бы я был директором Федеральной службы исполнения наказаний и мне бы дали деньги, я бы в рамках бюджета постарался что-то изменить. Когда я занимался тюрьмами, у меня, конечно, была такая мечта. Но я понимаю, как это трудно – сделать из тюрьмы воспитательную систему. У нас есть опыт: Антон Макаренко из отъявленных преступников делал нормальных людей.
Сейчас в тюрьме в огромном количестве сидят душевнобольные люди. То есть нужна дифференциация заключенных. А государству не хочется этим заниматься, потому что дорого. Надо много людей для этой работы.
Вот закрывают в Москве школы для ребят с девиантным поведением. Куда их девать? Они все пойдут в тюрьму. Государству так дешевле: школа для детей с девиантным поведением – 90 миллионов в год.
На людей денег жалко. На Олимпиаду не жалко, а на людей жалко. А дети дороже, чем Олимпиада.
– Что конкретно вы бы поменяли в тюремной системе?
– Я бы по возможности сделал широкую классификацию: по возрасту, по образованию, и по психофизическому развитию, и по всему. Каждого человека изучить.
Занимаясь сиротами, я вижу, что нужно. Если в государстве 90% сирот идут в тюрьму, то из наших деток пока в тюрьме ноль.
– 90%?!
– Да. 40% в первый год и еще по 10% каждый год. Поэтому огромные деньги, которые тратит государство, идут на подготовку насельников тюрьмы.
Государство полностью беспомощно. Сейчас издали стратегию по поводу семьи, охраны детства. Будут отбирать детей у родителей. Куда их? В детские дома, а потом в тюрьму. Это решение вопроса. Нормально? Как только появляются какие-то проблемы в семье, ребенка изъяли, потом в тюрьму — сидит там, ничего не делает, разлагается.
Тюрьма – это же огромная язва. Она вбирает в себя даже тех, кого можно было бы реабилитировать. Они там деградируют, потому что в тюрьме работают только 30%, остальные ничего не делают. Если человек год ничего не делал? а если пять? Он бесконечно варится в этом куреве, мате, блатных историях, в ненависти.
– Потом выходят и…
– Он выходит, а на работу его никто не берет. Ни одной структуры у нас нет, которая берет его на поруки. Но все эти люди попали в тюрьму не по своей воле. Взять хотя бы сирот. У ребенка погибли мама и папа или они оба наркоманы. Забирают его и помещают в эту среду, которая ничего, кроме мата, воровства, выпивки и курева, потом еще блуда с 13 лет, не может предложить. Только каждый десятый ребеночек кем-то становится вопреки системе, а 90% становятся преступниками. В тюрьме отсидел — на работу не берут. Его жизнь выталкивает, а он вообще не виноват. Это не то что мальчик из хорошей семьи: папа знает пять языков, мама крестиком вышивает, оба верующие — а он урод такой, все у него вызывает протест, он стал преступником.
Чем раньше мы начнем его жалеть, возьмем в свое сердце, тем больше шансов, что он не пойдет по дурной дороге. Народ должен бороться за каждого мальчика, за каждую девочку. А у нас государство участвует в развращении людей через эстраду, телевидение, через то, что разрешают всякое бесево в интернете.
– Индивидуальный подход, а что еще должно быть? Обязательный труд?
– Безусловно, без труда это невозможно. Бог труды любит. Праздность – это и есть болото, в котором произрастают миазмы преступлений. Записали? Это афоризм.
– Что еще входит в вашу программу реабилитации уголовников?
– Христианская проповедь.
– Сегодня во многих тюрьмах есть храмы, священники.
–Не во многих, а почти во всех. 501 храм и в остальных учреждениях молитвенные комнаты, часовни. Практически все тюрьмы окормляются священниками. Это очень важный компонент, но только один.
Тюрьма не должна быть источником наказаний, а должна быть попыткой реабилитации. Только серьезно психически больной не может быть реабилитирован.
Недружественное государство
– Отец Дмитрий, в своем первоначальном значении ювенальная юстиция — это попытка именно реабилитировать подростков, которые пойманы на преступлениях на ранних стадиях. Такая ювенальная юстиция – реабилитация малолетних преступников – должна быть?
– Конечно, нужно этим заниматься. Но у нас наоборот: как только пошли разговоры в Думе по поводу того, чтобы сажать с 12 лет, одновременно нам стали по телевизору показывать, как 12-летние дети доходят до садистских убийств. Значит, кто-то этим управляет?
Наше государство абсолютно недружественно к народу, поэтому ему веры нету. Потому что все время выкидывают какой-то лозунг вроде «прав детей». А право жить у ребенка есть, раз мама его зачала? Жить не имеет права, а вылететь из семьи? По закону в 10 лет человек решает, с кем ему жить, а его не спрашивают, хочет ли он жить с мамой, его забирают и все.
Теперь хотят сделать еще класс чиновников, которые будут пожирать по 250 тысяч рублей в год. Отдайте эти деньги социально убитой семье, и она воспрянет.
У меня опыт был: многодетная семья, у мамы шизофрения, одна из дочерей больна лейкемией. Но мы взялись и помогли. Все, семья выправилась. Папу на работу устроили, и девочки все учатся, и все хорошо. Бедно, но хорошо.
А что такое чиновник? Чиновник будет действовать, как сотрудники НКВД во время войны. В первый год войны, в 1941 году, у нас в стране было расстреляно 300 тысяч человек. Почему? Потому что сотрудникам НКВД нужно было доказать свою нужность, чтобы на фронт не отправляться, и поэтому они изобретали всякие дела, доказывая, что они борются тут с контрреволюцией.
Чиновник должен оправдывать свою работу, и он будет находить «неблагополучные» семьи. Мне один наш прихожанин, член Российской Академии наук, известный на весь мир ученый, рассказывал, что в той деревне, где он проводит лето, в семью непьющих людей, где трое детей, пришли и сказали: «У вас крыша течет в избе». И отняли детей. Это было года 3-4 назад. Вместо того чтобы дать денег на крышу или просто взять рулон рубероида и им помочь, детей отнимают. Не понимают, что у ребенка есть право на семью. Лишить семьи — это практически убить человека. Он не может без этой любви, он как растение, срезанное с грядки. Сколько он в вазе сможет простоять, этот цветок? Потом он погибнет.
Недавно одна моя прихожанка, распознав, за кого она вышла замуж, развелась и правильно сделала. Но он тут же на нее накатал письмо в опеку, пришла девушка лет 20-ти и стала разговаривать с ребенком по поводу постов. Спрашивает: «Ну как ты, постишься?» Отвечает: «Да». — «Сколько постишься?» — «Я могу и день, и два, и месяц, и год». Она пишет: «Непрестанно постится».
Приходят люди беседовать с ребенком и на основании этих опросов делают какие-то заключения. Или на основании рисунков: «Нарисуй папу, нарисуй маму» — и из этого делают абсолютные выводы, хотя у ребенка может сегодня такое настроение. Я знаю, как устроена эта методика, это действительно хорошая вещь как некий дополнительный инструментарий, но не как источник юридического решения.
— А против опеки никто не протестует целенаправленно…
– Нельзя же говорить, что вся полиция состоит из разбойников. Есть и разбойники, и честные, порядочные, готовые идти на смерть ради своего ближнего люди. Так же и в опеке. Есть люди святые, которые всю жизнь готовы отдать детям. Есть люди злонамеренные, для которых чужие дети – это бизнес, источник их благополучия. Есть люди молодые, которые хотят сделать карьеру, они просто выполняют волю начальства. Поэтому против опеки идти как против института – это глупо.
Тут в другом проблема. Самое главное, что наш чиновник еще при царском режиме воспитан определенным образом, а потом это усугубилось пролитием тонн крови своих граждан при советской власти. Он считает себя вправе решать судьбу человека. А чиновник должен служить людям.
20 лет назад была даже статистика опубликована в газете «Известия»: если папа верующий, а мама нет, то дети верующие в 80% случаев; если мама верующая, а папа нет, то только в 7%. Только 7% детей без отца могут поступить в престижный вуз: ребенок, потерявший отца, получает такую психологическую травму, которую он перерабатывает в течение всей жизни. Ему не до учебы.
С помощью государственного аппарата этот вопрос решается очень легко, особенно в наше время. Сколько сейчас случаев: если папа богатенький, то при разводе забирает детей, лишает их матери. Это вообще кошмар. Потому что они считают, что с богатым папой ему будет лучше. А как лучше-то? Материально. Но это вообще несерьезный разговор!
Служить маленькому человечку
– Отец Дмитрий, расскажите, пожалуйста, чем ваша система воспитания в детском доме отличается от государственной. Почему у вас настолько хорошие результаты с детьми?
– Очень просто, у нас так называемая семейная система взаимоотношений. Мы относимся к детям так, как к родным, только немножко лучше. Почти в 90% случаев родители относятся к детям неудовлетворительно, халатно, пренебрегая своими обязанностями и, особенно отцы, не хотят заниматься реально воспитанием своих собственных детей. Это постоянно. Даже в семьях священников это вижу. Проблема нашего народа в малодетности, люди не понимают, что это значит — служить маленькому человечку.
– Отец Дмитрий, но в государственных детских домах тоже часто работают подвижники…
– Если бы не они, то мы б не имели и этих 10%, не попадающих в тюрьму. Но: одно телевидение с его мерзостью может отравить душу человеку. Также и общая атмосфера в государственном учреждении. Я бывал в государственном детском доме. Входишь, первым делом дети на тебя тут же вешаются гроздьями. О чем это говорит? О том, что им этого всего не хватает. Второе: телевизор на полную мощность. Третье: содержание того, что там они крутят.
– У вас в детском доме нет телевизора?
– Он есть как таковой. Несколько раз в году что-то можно посмотреть. Но дети так загружены: и учеба, и театр, и конный спорт, и пейнтбол, и иностранные языки, и хор – когда им телевизор смотреть? Выйдут на пенсию и пусть смотрят, это удовольствие для пенсионеров, а дети должны заниматься науками, искусством, спортом.
– Сталкивались вы с такой проблемой, что у сирот, ваших воспитанников, начинает «проявляться генетика»?
– Это все клевета. Генетика проявляется только в семьях. У нас проявляются только пороки воспитания. Если человеком заниматься – все регулируется и устраняется.
Конечно, генетика – это определенные способности. У меня со стороны матери все, начиная с дедушки и дальше в глубь веков, были конники, поэтому генетически я с лошадями очень дружен. Мне не нужно было учиться, сел и поскакал.
Но мы так детей воспитываем, что им эта среда – папа, мама, которые водку пьют, — совершенно не интересна. Часто бывает, ребенок поврежден органически из-за алкоголизма родителей, но и это можно реабилитировать. Человек на своей свадьбе может перепить, а потом у него будет такой же ребеночек. Недаром молодым не давали пить на свадьбах вообще ни в России, нигде.
Повышенная сексуальная активность может передаться по наследству, но опять и это от воспитания зависит. У нас есть один мальчик, у которого папа и мама в силу алкоголизма их родителей умственно отсталые. Мальчик не только абсолютно здоровый, а просто интеллектуал. Если показать маму, папу, никогда не скажешь, что это их ребенок. Он просто красавец, очень яркий парень. Но у него есть внутренняя проблема, он никак не может примириться с тем, что у него такие родители. Он уже способен это оценить. Но мы ее решаем, эту проблему.
— Недружественное отношение к народу – можете пояснить подробнее…
– Недружественное отношение правящего класса к собственному народу — нехристианское отношение. Правящий класс должен быть заточен на то, чтобы служить людям. Как князь Голицын: он разбил в Крыму виноградники во славу России, сделал там завод шампанских русских вин. Понимаете? Это сделано для родины. Граф Шереметьев странноприимный дом построил, чтобы бесплатно людям давать возможность где-то остановиться.
Современный чиновник – он заточен на то, чтобы отрапортовать начальству и что-то взять с человека дополнительно к своей зарплате. У него совершенно нет понимания того, что чиновник есть обслуживающий персонал народа. Для меня как для обывателя это недружественная позиция, потому что дружественная позиция – это надо заняться детьми, надо заняться многодетными семьями, надо их всех обогреть, надо дать им жилье, надо приносить им на блюдечке пособие. Не так, чтобы они какие-то справки собирали — это чиновник должен бегать, ему делать нечего. А зачем бегать? Сейчас два клика – и у тебя вся информация, зачем это все издевательство-то? «Ты родила, ты у нас мамочка-героиня? На тебе денег». Все. Хочешь в детский садик – пожалуйста. Сегодня одна звонила: четверо детей, муж бросил. Государство должно взять этого мужа, вытрясти из него все возможное на содержание этих детей, вплоть до того чтобы выселить его из квартиры, а квартиру сдать. Пусть они на это живут, а он пусть снимает.
У нас 90% отцов не платят алименты, а в государстве это мало кого интересует. И так во всем. Закрывают школы, нужные, хорошие, новые – государству это дорого. Значит, нужно налоги так устроить, чтобы хватало, значит, государство в этом должно участвовать, а то получается, в депутаты идут бывшие чиновники, а они тупо выполняют ту функцию, которая нужна правящему классу. Это несправедливо.
— Когда я думаю про современных чиновников, мне всегда вспоминается Александра Федоровна с дочерьми во время Первой мировой войны, как они работали сестрами милосердия.
– Александр Вертинский работал братом милосердия на фронте. Можете себе представить, что Дима Билан поедет в Чечню и будет работать братом милосердия? Или Лолита Милявская приедет с концертом?
Утрачены христианские ценности. Вертинский и Елизавета Феодоровна это делали не для пиара, хотя об этом писала пресса, это распространялось. Но они же горшки выносили за ранеными. А потом десакрализация царской власти: оказывается, можно их штыками убить, оказывается, можно гимназисток во всем городе изнасиловать. Интеллигенция – не буду повторять сейчас, как Ленин ее назвал,- оказалась только вшивая, если дворянство – то недобитое, а если человек — то его шлепнуть. Как итог во всей стране беспредел. Ну и к чему приехали? Когда в лагере складываются такие отношения между начальством и насельниками, то уже нельзя жить.
Я вижу свою миссию в христианском просвещении. Если мы не увидим, что во Христе жизнь подлинная, а эта погоня за деньгами есть очень ненадежное, неправильное расходование своей жизненной энергии, тогда мы просто умрем.
– Вы верите, что в государстве может что-то измениться? В сторону более дружественную?
– А в государстве это не нужно, это нужно в самом народе. Ведь мы стали самой большой державой мира и самой долгой по своему существованию империей. Нам 1000 лет, мы создали это государство, причем создали его в условиях, где люди не живут. 4/5 – это вечная мерзлота и 4/5 леса — это лиственница, которую сплавлять нельзя, она тонет, тяжелая.
Тяжелейшие условия. Эту шестую часть суши мы колонизовали на лошадях, причем народ был самый плодовитый из всех европейских народов. Мы служили Христу. И как только Христа убрали, остались только деньги. А деньги – это обман, потому что деньги не наши, а американские. Америка – там 50% населения тучны как свиньи, потому что очень потребляют много и это уже представляет угрозу для здоровья. А мы все ей служим, потому что она печатает эти деньги.
— То есть системно мы не поменяем ничего?
– Система, понимаете… Я однажды восстанавливал дом. Он был в очень ветхом состоянии, и человек, который уже не один дом построил, говорил: «Отец Димитрий, надо снести и строить новый». Я говорю: «Ну, это мне не потянуть, давай три венца гнилых снимем и все». Мы начали снимать, и выяснилось: и первый, и второй, до 11 венца все гнилые. И что? Пришлось строить новый. Но часть бревен мы все-таки сохранили и сделали из них сени. Поэтому, если бревна гнилые, мы можем любые законы писать, создавать любой репрессивный аппарат — но где мы возьмем доброкачественных людей, честных, любящих, трудолюбивых, талантливых, умных, где? Если все вокруг ориентированы на то, чтобы обмануть, хапнуть и сбежать? Нанимаешь рабочего – он твою дрель украдет и убежит, потому что подсчитал, что за этот день заработает меньше, чем стоит дрель, и т.д. Нужно постоянно с пистолетом стоять. Причем, если тебя обокрали, ты никому не интересен со своими заявлениями.
– Мол, не убили же никого.
– Да. Когда убьют – приходите. И смеются. Веселые ребята, у нас вообще народ юморной. Куда бедному крестьянину податься? Белые пришли – грабят, красные пришли – грабят, брат Митька помирает, ухи просит. Что тут сделаешь?
– Но, отец Дмитрий, очевидно, что с вами работает некоторое количество людей, которые на практике знают, как правильно детей воспитывать. Почему нельзя такого человека из вашей команды поставить куда-нибудь на руководящую должность, чтобы он начал что-то системно менять в той же системе сиротского воспитания?
– Во-первых, кто же вам этих людей даст? Никогда в жизни никого никому не отдам, ни под каким предлогом и ни за какие деньги. Во-вторых. Можно поставить этого человека, но его, скорее всего, сожрут или, еще хуже, подставят, и он благополучно сядет. В лучшем случае – заявление по собственному желанию. Система будет сопротивляться.
– Вы верите в то, что что-то может измениться?
– Я верю в Пресвятую Троицу. Раз Господь дает нам время и нас никто извне не покоряет, не унижает и мы можем говорить то, что считаем нужным, абсолютно полная свобода, значит, есть какие-то шансы. Я делаю все, что нужно, даже чуть больше, другой бы на моем месте меньше сделал. В этом смысле у меня совесть чиста.
– Бывает так, что опускаются руки и вы чувствуете, что все?
– Не только руки, все тело опускается на кровать, и я засыпаю. Потом просыпаюсь, и все сначала. Есть вещи, вы понимаете, как огород – его нельзя оставить, если ты чуть его оставил, ну, допустим, на месяц, все – каюк все твои труды двадцатилетние. Так и дети, так же и все. Представьте себе: ты строил храм, расписывал, потом у тебя прохудилась крыша, и ты – ладно – оставил на месяц. Ну и что? Все плесенью покрылось, и все надо заново: сбивать штукатурку, штукатурить заново. Все равно крышу-то придется чинить, никуда не денешься. Поэтому мы уже впряглись.
– Спасибо.
Главный редактор «Правмира» Анна Данилова
