Мария Пичугина. Фото: nsad.ru
— Мария, действительно ли в нашем обществе есть тенденция к «жесткому воспитанию»? И откуда она берет начало?
— Думаю, правильно говорить не о физическом насилии только, а о насилии вообще. Особенно в свете принятых на днях законов.
Страна у нас — с непростой историей. Тема насилия сопряжена с войнами, с длительной историей крепостного права, из которого мы вышли всего 150 лет назад. С близостью России к Азии и азиатским культурным традициям, где уважение к личности человека ниже, чем в Европе. Отношение к личным границам у нас другое. Для нас превалирующими понятиями являются, скорее, смирение, покорность.
Люди старшего поколения порой говорят, что в воспитании детей нужна строгость, жесткость. Но жесткость часто путают с жестокостью. Иногда думают, что страх наказания действительно оказывает воспитательную функцию, но чего ты хочешь на самом деле? Научить ребенка бояться или научить его милосердию, жизни по совести? Невозможно научить тому, чего не умеешь сам.
Очень часто приводятся слова из Библии о том, что «любящий свое дитя да биет его». Но почему люди думают, что это буквальное руководство к действию? Нигде в Евангелии не описано, чтобы Христос кого-то бил. Родитель может проявить строгость, ограничивая неправильное поведение ребенка, чтобы уберечь от чего-то худшего, но нигде в Евангелии не пропагандируется битье детей.
Жизнь в парадигме «тиран-жертва»
— Как влияет опыт битья, физического насилия на эмоциональную и нравственную сферу ребенка?
— Дети, которых били, утрачивают веру в любовь. Может, это странно звучит, но таковы далеко идущие последствия, и они более глобальные, чем синяки и телесные побои. Люди, которых били, теряют способность доверять. Потому что любящий беззащитен перед тем, кого любит. И если тот, кого ты любишь, часто причиняет тебе боль – значит, чтобы избежать боли, надо не доверять, нельзя любить.
При этом много битые дети склонны ко лжи. И это понятно: чтобы избежать битья. Ведь при стрессе наступает паника, и в стрессовых условиях применяются самые простые, эффективные средства защиты, и мораль в данном случае — уже излишек. Очень часто задержка развития совести у детей из неблагополучных семей связана с целым комплексом причин, но в том числе, и с опытом битья. Битье способствует развитию лживости, пренебрежения к моральным нормам, озлоблению.
— Что происходит с физическим и ментальным развитием ребенка, испытывающего насилие, побои?
— У детей, растущих в напряжении, в частых ситуациях насилия, зачастую затормаживается развитие. Проявляется это по-разному, в зависимости от формы насилия. Небрежение, скажем, тоже считается насилием. Но если при этом присутствует привязанность, и нет физического и эмоционального насилия, то ребенок может отставать в физическом развитии, например, потому что его недокармливали, может отставать в социальном развитии, в интеллектуальном развитии – если им не занимались. Но его эмоциональное развитие остается достаточно сохранным, в нем «сердце живо», и такие дети восстанавливаются довольно быстро.
Если было грубое физическое насилие, тут могут быть разные ситуации. В случае с разовым эпизодом, например, со стороны какого-то постороннего, ребенок испытывает шок, стресс, но есть защитная база – семья, и с помощью определенной терапии он может довольно быстро восстановиться.
Если же дети растут в обстановке постоянных побоев, физического насилия, они находятся в эмоциональной зависимости от насильника и усваивают эту модель поведения. С высокой степенью вероятности, попав в нормальные условия, они сами станут насильниками. С таким человеком уже нужна специальная терапия, педагогическая работа. То есть медицинские последствия насилия снимаются быстрее и легче, чем психологические.
— Может ли физическое насилие над ребенком сказываться на его учебе, на интеллекте?
— Грубое физическое насилие затормаживает интеллектуальное развитие. Стресс вообще блокирует развитие. И ребенок, живущий в ситуации хронического стресса, плохо развивается. Аффект тормозит интеллект. Но если это были редкие эпизоды, интеллект может и не пострадать.
— Ребенок, которого бьют, склонен к жестокости или же, наоборот, к зависимому поведению?
— Зависит от ситуации. Но вспышки неожиданной ярости, неадекватный ответ на какое-то действие, которое «битый» ребенок может ошибочно трактовать как агрессию, могут присутствовать. Если ребенок сломлен, он, наоборот, теряет способность защищаться. Опять же, это выбор ребенком для себя позиции тирана или жертвы. Если характер сильный, человек постепенно войдет в роль насильника и будет отыгрывать свои травмы, выплескивать накопившиеся эмоции, нанося травмы другим. Забитый ребенок будет еще и еще попадать в ситуации, в которых он будет жертвой.
В любом случае, работа с детьми, которые долгое время пребывали в ситуации насилия, очень долгосрочная, к которой периодически приходится возвращаться.
Мины, всплывающие на поверхность
— Предположим, ребенок попадает из своей неблагополучной семьи в детский дом, а потом его забирает приемная семья. Справятся ли приемные родители с такой непростой ситуацией? Что может происходить в таком случае?
— У ребенка складывается определенная модель взаимодействия со взрослыми. Битье — это очень грубое воздействие. И когда потом такие дети попадают в иные условия, где их пытаются ставить в некие рамки, учат другими способами, мягкими, они оказываются к таким методам нечувствительными.
Дети, испытывавшие физическое насилие, существуют в дихотомии «тиран-жертва». Это означает, что они пасуют перед теми, кто сильнее их, но сами могут претендовать на лидерство перед теми, кого они считают более слабыми. А сила для них – это именно грубое ее проявление. Поэтому такой ребенок либо провоцирует своих приемных родителей на проявление грубости, на битье, пытаясь выстроить из них образ и подобие кровных родителей. Либо может сам проявлять в семье агрессию, в том числе физическую. И приемным родителям приходится демонстрировать действительную твердость духа и силу, чтобы противостоять этому и учить ребенка жизни без физического насилия. Это бывает невероятно трудно.
Вообще, это иллюзия – считать, что ребенок — это чистый лист бумаги, на котором вы пишете то, что считаете нужным. Взаимные отношения – это приспособление друг ко другу, путь ошибок, компромиссов, который цементируется любовью, когда мы ищем пути для близости. Дети, которых били, пытаются выстроить с вами понятные им прежние жесткие отношения , потому что это им понятно, а непонятное – наихудшая угроза. Применение грубой силы им понятно. И, как ни странно, ожидать насилия им проще, чем испытывать панику и напряжение, ожидая неизвестной реакции. Если такой ребенок осознает, что не может добиться от приемных родителей грубой модели поведения, он решает, что сам будет давить, и пытается стать тираном.
— Можно ли выправить такие усвоенные ребенком нормы поведения?
— В каких-то случаях исправить такое поведение реально, в каких-то — затруднительно. Это зависит от многих факторов. В частности, насколько серьезным был опыт насилия, опыт травмированности. Была ли у ребенка в этом опыте любовь, какая-то бабушка, может быть, хоть кто-нибудь, кто его любил, и эта любовь была противовесом насилию. Зависит от индивидуальных особенностей ребенка – характера, склада нервной системы. Важна профессиональная реабилитационная (психологическая, социальная) работа с травмой.
Иногда кажется, зачем «ворошить прошлое» — травматическая ситуация как будто «забывается». Но через какое-то время, когда ребенок уже в безопасности, воспоминания о болезненных событиях сами могут всколыхнуться, подняться. Это как глубоководная мина. Может повлиять какая-то ситуация, напоминающая о прошлом. Так бывает со случаями сексуального насилия – ребенок вроде «не помнит» о том, что с ним/с ней было, но потом в той или иной ситуации может начать демонстрировать неадекватное сексуальное поведение.
Помню историю девочки, которую в 4 года выбросили из окна пятого этажа. Она жила в семье, где пили, была свидетелем пьяных оргий и, скорее всего, подвергалась побоям. После трагедии врачи семь месяцев собирали ее буквально по частям. Ребенок не помнил, как всё произошло, и ничего не мог рассказать ни врачам, ни милиции. В таком случае происходит вытеснение – память отторгает воспоминания о каких-то ужасных событиях. С помощью определенных методик можно вытащить эти воспоминания, но тут уже вопрос – стоит ли это делать.
Эта девочку перевели из больницы в приют, затем в детский дом, а вскоре нашлась новая любящая семья. Ребенок отставал и в физическом, и в эмоциональном, и в социальном развитии. Были проблемы с нервной системой. С девочкой работали специалисты — медики, психологи, педагоги. Но решающую роль в ее судьбе сыграла новая семья. Приемные родители знали всю историю девочки, понимали серьезность проблемы. Это были зрелые, эмоционально теплые люди. Им ребенок нужен был не для того, чтобы сплотить семью, реализовать себя или выполнить какие-то прочие их задачи. Они понимали, что это – «ребенок-чертополох», и взялись за дело, что называется, с открытым забралом. И преодолели всё. Сейчас эта девочка уже взрослая, замужем, сама стала мамой, у нее все хорошо. Она все знает о своем прошлом. Да, у нее бывают какие-то проблемы, растущие из детства, она с ними борется. Но важно, что любящие люди помогли ей выправиться.
Есть другая история. В семье росли два мальчика. Мать была взрывная, жестокая. У нее периодически появлялись мужчины. Бабушка любила старшего внука, а к младшему почему-то относилась холодно, и от матери младшему доставалось больше. Этот мальчик не получил никакого опыта любви в семье, в отличие от старшего брата. Позже братья попали в приют, их физическое и интеллектуальное состояние выправилось довольно быстро. Вскоре им нашли приемную семью – хорошую, любящую. В решении возникавших у них проблем – социальных, психологических – принимали участие специалисты. Но младшему брату это не помогло. У старшего брата во взрослой жизни все сложилось благополучно, а у младшего постоянно были конфликты, он провоцировал окружающих на агрессию, нарушение правил, и уже в подростковом возрасте вёл полукриминальный образ жизни.
— С какими проблемами во взрослом возрасте может столкнуться человек, которого били в детстве?
— Физическое насилие для детей – это, прежде всего, образец поведения. Они учатся относиться так к другим людям, в том числе к своим собственным детям. Позже им будет стоить большого труда сдерживаться, ведь они легко впадают в ярость в конфликтных ситуациях. Это результат собственной травмированности и усвоенная модель поведения. Чтобы разорвать порочный круг, человеку нужно сначала осознать, что это неправильно, а потом предстоит еще более сложное – понять, как же возможно по-другому.
Что такое физическое насилие? Это, во-первых, способ выместить на ребенке свой гнев. Во-вторых, стремление его напугать. Страх — самый простой способ воздействия, принятый в обществах тоталитаризма и диктатуры. Гораздо труднее думать, искать подходы. Понятно, что быть родителем не так просто. И даже у самых прекрасных пап и мам бывают моменты усталости, злости, и они могут не выдержать, шлепнуть. Но когда это разовый случай, он таким и запечатлевается в душе ребенка – и даже, в общем-то, имеет значение, ведь ребенок осознает, что его любящий и любимый родитель был выведен из себя.
Но если родитель систематически бьет ребенка, это запечатлевается как образец поведения и, кроме того, учит бояться родителей. Когда работаешь с такими уже взрослыми людьми, некоторые из них говорят: у меня были замечательные родители, да, они меня били, но зато я вырос порядочным человеком (хотя таких немного). В этих случаях люди объединяют любовь к своим родителям и лояльное отношение к их действиям. Возможно, считая, что неправильно их критиковать. Но любить, прощать — это одно, а одобрять неправильные поступки – совсем другое. Надо разделять. И понимать, что ты именно из любви к своим родителям осознаешь, что какие-то их действия были неправильными, и повторять их ты бы не хотел. Это не отказ от своих родителей, это означает лишь, что ты взял все хорошее, что в них было, но хочешь научиться чему-то большему, чего, может быть, хотели, но не могли они.
Фото: dn.kidspot.com.au
«Защита детей не должна быть войной против родителей»
— Каким образом можно вскрывать подобные случаи издевательств над детьми, физического насилия?
— Такую работу должны проводить подготовленные социальные работники, психологи, юристы, врачи. Существуют техники, в ходе применения которых факты насилия вскрываются. Это должна быть комплексная работа разных специалистов с учетом возрастных, в том числе интеллектуальных особенностей детей, и все эти профессионалы должны иметь навыки ведения определённых интервью, когда с помощью вопросов можно понять ситуацию.
Например, ребенок не сможет назвать то, чего нет в его практическом жизненном опыте, если он чего-то не знает – он не может это сочинить. Есть общие слова, а есть конкретные действия и их описание. Работа специалистов направлена на выявление фактов, подробностей, определенных деталей, дающих основание предполагать, что сказанное — правда.
Факты избиения ребенка могут вскрыться и на медицинском осмотре. Либо же об этом становится известно со слов ребенка. Он может рассказать друзьям, учителю…
— Как разграничивать реальные и нереальные жалобы детей, и как это вообще вскрыть?
— В работе с ребенком применяются дополнительные исследования. Важен возраст ребенка, его интеллектуальное развитие и понимание социальных последствий того, что он говорит.
Вот конкретный случай: девочка-подросток жаловалась на своего отчима, заявляя, что он проявляет насилие по отношению к ней. Органы опеки стали разбираться. Я консультировала специалистов, девочку опросили, задавая конкретные подробные вопросы. Выяснилось, что на самом деле никакого сексуального насилия не было, девочку «достало», что отчим заставляет ее делать уроки. Но она не преследовала цели очернить отчима, посадить его – была совершенно далека от этой мысли. Просто «жаловалась».
Собственно, сейчас есть две крайности. В школу приходят такие «правозащитники» и говорят: «Если вас дома обижают, сразу жалуйтесь, мы вас защитим». Или наоборот, ребенок рассказывает достоверные подробности о своей тяжелой ситуации, а ему просто не верят или стыдят, обвиняют, что он «предатель, разваливает семью». В итоге ребенок подчас вообще не знает, как себя вести.
Поведение родителей тоже важно в этих ситуациях. Бывает, в случае грубого насилия второй родитель встает на сторону ребенка: я буду с тобой, защищу тебя, мы разберемся с этой проблемой, я не позволю ему тебя обижать. Дети ждут именно этого — защиты. Но в 80% случаев второй родитель встает на сторону первого и говорит ребенку: «Ты врешь», или «Ну, терпи». Тогда у ребенка, если он восстал против насилия, остается ощущение, что он предал свою семью.
В большинстве случаев детям тяжело, стыдно обсуждать тему насилия в семье. И когда они говорят об этом, их цель – вовсе не причинить родителям вред. Они хотят прекращения насилия со стороны близких и восстановления возможности жить со своей семьей в любви. Дети ведь тоже хотят уважения.
Изъятие же из семьи – это колоссальная травма для ребенка. В условиях недостатка профессионализма у специалистов, работающих в социальной сфере и сфере защиты детей, никому не хочется разбираться, проще сбросить проблему с плеч – найти виноватого и наказать. Но в случае лишения родителей прав «наказанными» оказываются именно дети, которые теряют семью. Реальная защита детей — это профилактика, раннее выявление и предотвращение насилия; реабилитация, работа с последствиями травм; помощь семьям в трудной жизненной ситуации, просветительская работа в обществе… То есть конечная цель – это сохранение ребенка в семье, помощь родителям тогда, когда это возможно. Ничего хорошего нет для ребенка в том, что его семья разрушится, и он попадет в детский дом.
— Как же избежать крайностей в разборе подобных ситуаций?
— Если мы хотим научить наших детей жить по гуманным принципам, не быть насильниками, нельзя проявлять насилие и по отношению к родителям. Если сейчас по щелчку пальцев будут хватать родителей, это очень опасная перспектива. На мой взгляд, меры, которые принимаются в отношении родителей на Западе, слишком категоричны. Кому-то показалось, что родитель не так себя повел, и непроверенного подозрения достаточно, чтобы на родителя сразу надели наручники, ребенка отправили в приют, потом в новую семью… Непонятно, как это стыкуется с принципом неприкосновенности частной жизни, уважением к правам человека, ведь это огромная травма — ощущение своей беззащитности и зависимости. Очевидно, это намеренное формирование у граждан представления, что законы государства выше семейных правил и границ, и у государства больше прав на твоих детей, чем у тебя.
Что будет в нашем государстве? Надо не защищать детей от родителей, а защищать семейные ценности от разрушения. Защищать интересы детей – не значит нападать на родителей. Нужно разделять ситуации, которые происходят в среднестатистической нормальной семье, где кто-то из родителей сорвался на ребенка, и это разовый эпизод, и ситуации, когда насилие в семье носит хронический характер. В нашем обществе любят искать виноватых, наказывать, а не менять ситуацию и решать проблему. Но защита детей не должна быть войной против родителей.
