Это подзаголовок книги Сергея Шаргунова «1993». И дом, разумеется, Белый, в котором помещался Верховный Совет двадцать с небольшим лет назад… Впрочем, не будем торопиться с выводами.
Фото: svpressa.ru
Роман вышел совсем недавно, к двадцатилетнему юбилею тех самых событий, и я начал его читать вскоре после самой даты, после того, как утих в СМИ вал воспоминаний, да и то сказать, не воспоминаний, а всё больше обличений: кто и в чем был тогда неправ. Выходило, что неправы все, и все в конечном счете проиграли, даже те, кто считался тогда победителем — но споры о том, кто все-таки начал первым, и кто был неправ больше (как после детсадовской драки) шли такие горячие, как будто бой закончился двадцать дней, а не двадцать лет тому назад.
И оказалось, что за эти двадцать лет мы не удосужились поставить памятник погибшим, да что там памятник — мы их даже не посчитали, не записали их имен. Списки расстрелянных в 1937 прочитываются вслух в день памяти жертв политических репрессий, списков погибших на нашей маленькой гражданской войне — не существует.
Торопливая амнистия, торопливые перевыборы, торопливая конституция словно перечеркнули всё это, унесли в какую-то муть и глубь «до нашей эры». Но при малейшем напоминании — болит, и люди так же непримиримы, пусть только словесно, как и двадцать лет назад.
Самому Сергею Шаргунову было тогда тринадцать лет. Может быть, потому он и сумел, кажется, первым заговорить не о политиках, не об их ошибках и преступлениях — а о простых людях, ставших жертвами маленькой войны в самом центре Москвы?
Сергей Шаргунов подписывает на книжной ярмарке свой новый роман «1993» . Фото: Артем Геодакян/ИТАР-ТАСС
Это действительно семейный портрет, в самом прямом и непосредственном смысле. Лена и Витя, простая советская семья из ближнего Подмосковья. Живут… да как и многие жили тогда, в ранние девяностые. Никаких особых ужасов, но и взлетов тоже никаких. Что называется, «медианный избиратель» — только он избирает сторону Верховного Совета, она — президента Ельцина. Ну просто так получилось, «выбирали сердцем», почти случайно. И бесконечные семейные скандальчики вдруг получают свое разрешение в их последней встрече у Останкино в ночь штурма, в том самом месте, где больше всего полегло народу, и не только активных участников боевых действий, но и простых зевак, пришедших полюбоваться на невиданное зрелище.
В этой толпе оказываются и они… Здесь, конечно, мог бы быть очень эффектный и пошлый финал: оба погибают от одной пули, или он заслоняет ее, или она его, или оба, не узнав друг друга, каким-то случайным образом друг друга убивают. Финал действительно не обходится без смерти в рядах главных действующих лиц, но смерть совсем другая, а какая — не буду говорить, чтобы не портить чтения тем, кто захочет взять в руки книгу.
Фото Анны Гальпериной
Но к этому финалу начинаешь понимать одну очень важную вещь… Никто не прав: ни Ельцин, ни Хасбулатов, ни Лена, ни Витя, ни случайные зеваки. Все страстные, глупые, а те, кого мы видим вблизи, не политики, а простые люди — они еще очень стараются стать счастливыми, но совсем не знают, как. И вот это их неумение строить собственную жизнь, договариваться, находить общее и хранить главное, намного страшнее и важнее неспособности президента договориться со своим парламентом. И, собственно, оно и служит главной причиной политической вражды, разве не так?
До сих пор сидит это в нас: если начался меж друзьями разговор о ранних девяностых — жди размолвки. Люди проживали в одном городе, ходили по одним улицам, но при этом находились в каких-то совершенно непересекающихся мирах. Для одних это было время свобод и надежд, для других — нищеты и унижений, а для кого то, как для моей семьи — горючей смесью из одного и другого. И до сих пор каждый хранит свои воспоминания бережно, как любимую детскую игрушку или как ноющую незатянувшуюся рану — и на чужое прикосновение отвечает взрывом. Мало кто может принять чужую память об этом времени, не для себя принять — просто признать право другого на другие воспоминания, на другую боль.
У Шаргунова получилось понять и принять. Нет, не одобрить, в книге нет Павок Корчагиных и Александров Матросовых, но нет и опереточных мерзавцев, а есть только злые, усталые, обманутые люди, которые хотят себе немножко больше счастья. Ну совсем как мы с вами.
И начинаешь понимать, что дом горел не только в октябре 93-го, и не только в Москве. Коммунисты и демократы, красные и белые, славянофилы и западники, дворяне и пугачевцы, бояре и Петр, стрельцы и старообрядцы — кто там еще глубже, Рязанское княжество против Владимирского, так? И пусть одна из сторон заливает горящий дом кровью — тлеет, тлеет подспудно новый уголек, чтобы дать начало новому пожару.
Все хотят побеждать, все умеют жертвовать собой, но почти никто не умеет уступать и не хочет договариваться. И корень — не в политике, не в истории, а вот в этом подмосковном маленьком домике, где живут два родных и необходимых друг другу человека, не признающих этого родства до самой смертной своей черты.
А еще в этом доме живет подросток Таня, до которой просто руки не доходят у родителей со всей их суетой и скандалами. Она ни за тех, ни за этих, она тоже пытается быть счастливой, как умеет. Получается не слишком хорошо, как и у нашей страны. И очень хочется влезть в книгу, надавать родителям пинков, оторвать от телевизора и митингов и повернуть к тому главному, чего они просто не замечают. К тому, без чего ни митинги не помогут, ни выборы, ни, тем более, танки на улицах города.
В книге есть еще один главный герой. Самый главный, хотя о нем сказано крайне мало — Петя Брянцев, внук Вити и Лены, родившийся в 1994 году и участвовавший в митингах 2012 года, судя по всему — один из тех, кто проходит обвиняемым по «Болотному делу». Еще — никакой, еще почти случайный участник этих новых событий, и его история не написана, а по сути, едва начата.
И вправду, ведь выросло новое поколение, страна неузнаваемо изменилась — но научилась ли она по-другому спорить о своем будущем? Научилась ли она беречь своих не слишком счастливых детей? Или по-прежнему готова расплачиваться их судьбами за очередную победу над «внутренним врагом»?
Спасибо, Сергей, что Вы заставили нас об этом задуматься.
