В Счетной палате Вениамин Симонов (он же – игумен Филипп) возглавляет инспекцию контроля за Центральным банком РФ, а в Никольской церкви в Отрадном (Москва) проводит богослужение, исповедует и причащает.
Монах на госслужбе
Разговор в церкви
— … Я был на Валааме, видел — там монахи сено косят, пасут и доят коров. Ну, хлеб пекут… И в кельях молятся. А вы, отец Филипп, и в церкви служите, и ловите расхитителей бюджетных средств… А где же ваша келья? В Счетной палате?
— Келья монаха там, где он еженощно спит. Я сплю дома. А в Счетной палате работаю.
— Вы кто больше — игумен Филипп или начальник инспекции Вениамин Симонов?
— Как это можно сказать? Человек же — это не что-то такое, что делится на части. Личность всегда одна. И везде я тот, кто я есть. Я — монах, у которого определенные экономические и исторические знания. И я стараюсь продуктивно использовать то, что мне Господь дал.
— Все равно все это странно, необычно…
— Ничего необычного не вижу. Не так давно Святейший Патриарх Кирилл, рассуждая о нынешних монастырских нравах, сказал: «Если в монастыре кандидат наук моет пол, то что-то не в порядке с головой либо у кандидата наук, либо у игумена».
— Что это означает?
— Не стоит компьютером забивать гвозди. Если в монастырь пришел доктор наук, нельзя заставлять его крутить хвосты у коров. Это не его амплуа.
Да, в монастыре есть определенная система правил. Но для любого монаха она должна быть своя. То, что делается в монастыре в течение дня, это — общественное служение, а персональное, личное спасение происходит ночью и называется келейным правилом. И профессор ли ты, или слесарь…
— …или начальник инспекции Счетной палаты.
– Это без разницы. А общественное служение, оно же ведь разное бывает. Это и служение Богу путем общественной молитвы, и какими-то делами конкретными. Я служу там, где священноначалие находит это эффективным.
— А церковь благосклонно относится к тому, что монах состоит на госслужбе?
— Я спросил позволения у Владыки Иоанна, Владыка — у Святейшего Патриарха Алексия, ныне покойного. Святейший как-то очень благосклонно к этому отнесся, и вот с 96-го года я работал сначала на Межбанковской валютной бирже, потом в банковской системе. Затем мне предложили перейти в Совет Федерации. И в Счетную палату я пришел через благословение Патриархии.
— Как вас встретил Степашин?
— Я так понимаю, что Сергей Вадимович, прочитавши мою анкету, и, судя по всему его поведению в течение пяти лет, что я работаю в Счетной палате, — он к этому относится положительно. И оказывает поддержку, если вдруг возникает в ней нужда.
— А вот в этом церковном облачении вы в Счетной палате не появляетесь?
— Упаси Господи! Напомню: законодательство запрещает религиозную пропаганду на рабочем месте.
— Ну, а о финансовом кризисе, батюшка, с вами можно поговорить?
— Да Господь навстречу!
Кто грешен в кризисе?
Разговор в Счетной палате
— Вениамин Владимирович, многие считают, что в кризисе виноват, то есть, грешен, министр финансов Алексей Кудрин. Не пора ли ему сходить в церковь да покаяться?
— В этом плане я бы с Алексея Леонидовича вину бы снял. Это один из немногих случаев, когда я могу поддержать министра финансов даже публично: в этом кризисе его личного греха нет.
— Отец Филипп, но ведь Святейший Патриарх Кирилл уже сказал, что нынешний кризис — это «результат греха, который проник в современную экономику».
— Мы сами стремились войти в мировую экономику, стать ее составной частью. Но нам никто при этом не сказал, что первое, с чем мы столкнемся, так это с кризисом. Потому что мировая экономика поражается кризисными явлениями раз в десять лет примерно, и этого закона никто не отменял.
То, что происходит сейчас у нас — есть проекция того, что случилось на Западе. Существо кризисных явлений связано с тем, что у нас попытались создать тот же самый фондовый «мыльный пузырь», который был создан и лопнул на Западе. Фактически, это экономика-пирамида, виртуальная экономика, виртуальное умножение денежных средств, за которыми не стоит реальных материальных ценностей, и так далее.
Мы тоже с 96-го года создаем фондовый рынок. Слава Богу, что он так толком и не создался! У нас есть какой-то десяток фирм, десяток предприятий или объединений, ценные бумаги которых покупают на рынке, а все остальное – эфемерность. На котировки внимания никто не обращает. Если бы у нас все акции торговались, нам бы не подняться уже никогда.
Мы вышли из кризиса 98-го. Где-то в 2001-м народ забыл, как банки его обманули. И снова понес им деньги. Но, слава Богу, государство сегодня повело себя более или менее честно: сначала гарантировали вклады в банках в 400 тысяч рублей, потом — в 700 тысяч.
Далее началась следующая программа развращения народа: мол, наплюйте на ваши возможности получения собственных, заработанных денег, берите кредиты! Появилась система кредитных карт. Стала возникать система «жизни взаймы». На Западе эта система привела к тому, что люди разучились считать собственные деньги. Они все по уши оказались в долгах по кредитам — и текущим, и долгосрочным. И у нас это все повторилось.
Вы не можете сами накопить нужную сумму и залезаете в карман банку? (Это называется овердрафт – превышение лимита по кредитной карте.) Тогда банк вам в течение месяца подошлет информацию о том, на сколько вы превысили. И за этот месяц он начислит вам, например, 17 процентов годовых. Если говорить по западным меркам, это бешеный процент! У них там два-три… ну, восемь процентов по обычным заимствованиям. Для вас – возможность овердрафта, то есть незапланированных и необоснованных денежных трат, но за это с вас – завышенный процент. Банковская система из воздуха получает дополнительную прибыль.
И наш народ оказался втянутым (через рекламу, маркетинг и т..д.) в подобные кредитные отношения. Но кредитные деньги надо куда-то девать. Куда обычно тратятся кредиты? На машины, мелкую потребиловку, на жилье. Машин собственных мы не производим, с потребительскими товарами – еще хуже. И вот у нас несколько лет назад начинается массовое развитие рынка ипотеки. Причем, дикое. Понятно, что это должно было привести к ограблению народа. Таких процентов по ипотеке, как у нас, не бывает! Причем, с такими условиями возврата. Причем, с дополнениями, что вы не имеете права досрочного погашения кредита. За досрочное вас штрафуют!
— Это все привело к кризису?
— Вот эта вся кредитная система у нас рухнула так же, как она рухнула в Штатах в конце 80-х годов. Механизм простой – вся платежная система в экономике жестко увязана: вы платите в банк сегодня, но эти деньги в банке не оседают, для них уже составлен дальнейший маршрут, их уже ждут в другом месте. И достаточно одного-единственного неплатежа (ну, кто-то не рассчитал своих возможностей), чтобы дальше потянулась целая цепочка неплатежей, конец которой – в производственной сфере: деньги по цепочке не поступили, товар произвести нельзя (например, потому, что не на что купить сырье и т.п.).
Наш кризис, конкретно российский, — это калька с кризиса ипотечного рынка в США в конце 80 – начале 90-х годов.
«Не надо молиться экономической догме»
Разговор в церкви
— Отец Филипп, а как теперь из кризиса-то выходить?
— Надеяться надо на Бога в любой ситуации. Сказано: не надейтеся на князи, на сыны человеческие, в нихже несть спасения… Спасение только от Бога приходит.
— Что же теперь должны делать чиновники экономического и финансового блока нашего многострадального правительства? Только Богу, что ли, молиться?
— Я не думаю, что в церковном уставе есть какие-то специальные рекомендации на сей счет. Евангелие нам Христовы слова передает: не многословствуйте-де, как это делают лицемеры. У нас и так достаточно длинное молитвенное правило. И если мы будем добавлять туда еще что-нибудь, специальное, «антикризисное»… У нас достаточно возвышенных молитв, которые составили святые отцы.
Что же касается чиновников из экономического и финансового блока нашего правительства… Я их не исповедую. И не мне им советовать, как молиться. А с точки зрения экономических мер, то нужно сказать следующее.
Сказано: непрестанно молитесь. Но это сказано о той молитве, которая к Богу. Впечатление же такое, что в последние 20 лет мы непрестанно молимся какой-то новой идеологии. Мы 70 лет до этого молились коммунизму, а потом пошел какой-то совершенно абстрактный «рынок». Что это за рынок? Капиталистический? Рабовладельческий? Никто не понимает. Но все талдычат: ах, рынок саморегулируется, он определит пропорции, создаст спрос и предложение и так далее.
Практика нам показала в прошлом году: рынок не саморегулируется, не создает спрос и предложение. Это все делают люди. И люди это делают таким образом, что помнят только себя. И не думают о других, если их к этому не принуждает государство.
Давайте мы перестанем молиться идеологической или экономической догме и будем действовать по ситуации. Давайте называть вещи своими именами: у нас капитализм, причем, диковатый. Поэтому давайте думать и законодательно защищать не карман капиталиста, а все общество, которое вручило государству мандат доверия.
— С молитвой — понятно. А что надо сейчас делать, Вениамин Владимирович?
— Активизировать позицию государства. Почему я говорю о «молитве» рыночной идеологии? Потому что даже в тех условиях, когда западные наши коллеги принимают решительные меры по активизации государства, а именно, национализируют часть отраслей, национализируют банки, обеспечивают госинвестиции, мы этого не делаем.
Запад делает умно. Национализирует и участвует в управлении, в принятии решений. Что такое национализация? Я, в смысле, государство, выкупаю часть собственности у частного лица. Теперь я, как государство, имею все права собственника пропорционально национализированной части собственности. Я тут же ввожу своего человека в правление и провожу свою госполитику в рамках конкретной фирмы.
Мы даем те же деньги, если не большие, но при этом мы даем эти деньги, например, в банки, в виде субординированных кредитов. Но по закону, как только эти субординированные кредиты банками получены, они перестали быть государственной собственностью, они стали частью собственного капитала банка, т.е. частного собственника.
Я в этих условиях не имею права вмешиваться в деятельность банка. Вот и все. Я вбухал государственные средства туда, где я не знаю, что с ними произойдет. У меня нет ни человека в наблюдательном совете, ничего! В отличие от нашего западного коллеги, который обеспечил себя всем. И при этом мы закрываемся лозунгом о «рынке».
Что такое «рыночный принцип»? Глупость. Это идеологическое изобретение Фридмана. А у нас — Евгения Григорьевича Ясина и Егора Тимуровича Гайдара. Давайте перестанем молиться на имена и фразы. И если обстоятельства диктуют нам необходимость действовать по другой схеме, давайте мы честно скажем народу: достаточно, ситуация критически изменилась, возникли новые угрозы для общества, поэтому схема будет другой.
Мы так хотели в международные экономические отношения, что мы в них вляпались. И очень серьезно. Прежде всего, с точки зрения национальной экономической безопасности.
Возьмем, например, аграрную сферу. Наш рынок продовольствия, только на официальных цифрах, примерно на 40 процентов зависит от импорта товаров. Если у нас прекратится товарный импорт – мы сядем. И сядем здорово.
Меня всегда в этом плане травмировал Евгений Григорьевич Ясин, который на любую критику отвечает только одной фразой: «А мы наполнили вам прилавки». Во-первых, не нам, а себе, и — импортным товаром! Если бы их наполнили мне отечественными продуктами — мясом, птицей, яйцом, хлебом, я бы сказал вам спасибо! А за то, что вы мне французские булочки привозите из Парижа, я спасибо не скажу никогда!
Более того, за период ипотечного бума мы утратили безвозвратно огромное количество пахотных площадей. И еще более увеличили нашу зависимость от импорта. Посмотрите на Подмосковье: начиная с пятого километра от Кольцевой дороги и далее — все застроено. Пахотные, хорошие площади застроены. Либо они стоят в сурепке, их просто уже не пашут (это — по поводу сказок о фермерах, которые обеспечат всех хлебом), или на них стоят коттеджи. А если коттедж стоит – вы его уже не порушите. Он будет стоять всегда. Значит, рекультивировать эти земли в случае необходимости невозможно.
— А сейчас все правильно делает наше правительство?
— Национализации у нас не произошло, а деньги уже ушли. Мы уже опоздали, а ситуация уже поменялась. Поэтому деньги стоят отдельно от государства. Как они будут использованы, выяснить достаточно тяжело, если подойти с формальной, с чисто юридической точки зрения. И что из этого получится, понять достаточно сложно. Мы немножко опоздали. Если в этом смысле смотреть на кризис, то это урок того, как не надо было поступать. Хорошо, если бы его учли на будущее.
— Ну а ваша инспекция, отец Филипп, может же проконтролировать, как расходуются эти средства?
— И вот как я проконтролирую? Ведь дело-то доходит до того, что я даже войти не мог в проверяемые организации, пока не втолкнули, пока не поддержало правительство. Мы не имели права их проверять, эти банки! Потому что у них нет госсредств формально. Как только они получили субординированный кредит, он перестал быть госсредством!
— А сейчас вы можете эти банки, помолясь, проверить?
— Сейчас — да. Там поменяли немножко нормативную базу, и поэтому мы можем. Но мы не можем точно выделить интересующие нас суммы из общей суммы средств банка, нет отдельной строки, которая отражала бы расходование именно этих конкретных средств. И при этом мне на слушаниях в Государственной Думе первый зампред Банка России Алексей Улюкаев говорит, причем злобно довольно, что они не будут менять нормативную базу в этом плане.
— Креста на нем нет, отец Филипп!
— На нем много чего нет. У них нет, прежде всего, раздельной отчетности в балансе коммерческих банков по госсредствам и по собственным средствам банков. Поэтому для того, чтобы взять из их отчетности конкретно государственные средства, мы вынуждены проверять их текущую финансово-хозяйственную деятельность. Но ведь не моя это задача! Моя задача – проверить только государственные финансы, эффективность и целевой характер их расходования. Я не должен входить в их отчетность по коммерческим операциям: это дело коммерческой организации, как она расходует собственные средства.
— Но в чем же состоит для вас Божий промысел в Счетной палате? Проверять. И наказывать.
— Я и здесь работаю для того, чтобы помогать людям. Потому что, если мы проверяем, наша задача — не посадить кого-то…
— А вы много посадили?
— Наша задача не придраться к чему-то, а, если мы видим какие-то недоработки системного свойства, помочь людям преодолеть эту ситуацию. Посадить мы не посадили, но государственных денег вернули достаточное количество. Мы обычно эти суммы не обнародуем, но это — сотни миллионов рублей.
«Воровство лишает милостыню цены»
Разговор в Счетной палате.
— Вам отсюда виднее — где у нас больше всего воруют?
— Везде. Такова, к сожалению, национальная особенность нашей экономики, это и Салтыков-Щедрин, и Алексей Толстой вам подтвердят.
Если ты взял на работе гвоздь (не купил, а именно взял – положил себе в карман!), ты его украл. Или вот нашлась группа частных компаний, которым сейчас, в разгар кризиса, вдруг пришла в голову необходимость выплаты бонусов своему персоналу за второй квартал. Из каких средств? Видимо, из тех, что получены в виде дополнительной прибыли через монопольную цену. А такие средства квалифицируются не иначе, как украденные. По крайней мере, с религиозной точки зрения.
— Но мы с вами не в церкви, Вениамин Владимирович.
— А что это меняет?..
— А можете назвать самые распространенные механизмы «светского» воровства?
— Красть можно по-разному: можно залезть в карман труженику. То есть, месяцами не платить людям зарплату. Слава Богу, сейчас за это наказывают. А можно повысить цены на товары и продукты, потому что вы — производитель-монополист. Это тоже воровство. То, что в маркетинге называют методом «снятия сливок». Если у вас себестоимость 1 рубль, а вы просите 5 тысяч… Вспомните, например, первые мобильные телефоны. Трубка стоила тогда около 5 тысяч долларов. За что?
Самое удивительное, что эти люди потом идут в церковь — или просто на улицу — и раздают там милостыню нищим. Но как раз воровство — явное оно или нет — лишает эту милостыню цены. Вы наворовали, церквей понастроили, золотом сияют… А Господь не берет!..
— Когда я бываю в церкви, то обязательно там встречаю бизнесменов. Их видно невооруженным глазом: дорогие костюмы, кресты на золотых цепях… Кстати, некоторые церкви помогают… Это все спасает их или нет?
— Посмотрите список банков, которые обратились за господдержкой… Сразу все поймете.
— То есть, хождение бизнесменов в церковь их бизнес не спасает.
— Тут вопрос не о бизнесе. Вопрос о спасении души. В церковь ходят не бизнес спасать, а душу.
— Вот привозили как-то в Москву мощи Спиридона Тримифунтского, и весь бизнес ринулся в храм Христа Спасителя. Почему?
— Потому что считается, что Спиридон Тримифунтский очень помогает в бизнесе. Я не знаю, из какого момента жития Спиридона Тримифунтского был сделан этот вывод. Но — да, бизнес просто «сносил» храм Христа Спасителя. Аккурат накануне кризиса.
— Но что-то не помогло.
— Вот в чем и вопрос!
— То есть, повторяется та история, о которой сказано в Святом Писании — что богатый не спит ночами, потому что опасается за сохранность своего богатства?
— Вы совершенно правы. Кстати, в Писании же сказано: «Собирайте себе друзей богатством неправедным». То есть, большую часть того богатства, которое есть в этом мире, Христос тем самым называет неправедным. Потому что праведное богатство очень трудно получить.
Но даже этим «богатством неправедным» надо себе собирать друзей. Каким образом? И это давно объяснено: раздавайте его. Милостыню подавайте. Помогайте. И тогда у вас будет много молитвенников, и тогда молитвами этих людей за свое неправедное богатство, может быть, сможете получить какую-то долю в Царстве будущем.
Только если ты делаешь какое-то благодеяние для того, чтобы собрать себе друзей богатством неправедным, то не надо трубить об этом на каждом углу. Тогда вот это неправедное богатство может стать тебе спасением. Ты его получил неправедно – скорее раздай. Правда, многие святые отцы специально подчеркивают, что милостыня из уворованных денег Богом не принимается.
— А вот к вам бизнесмены приходят, исповедуются?
— Сейчас бизнесмены меняются. Некоторые закончили какие-то заочные отделения, например, в Свято-Тихоновском богословском университете. Да, исповедуются.
— А для чего? Чтобы душу облегчить?
— Все грешны. Хотя бы человек знает, что он грешен. И то ладно.
— Но чиновники-то воруют больше? Кто-то из них исповедуется?
— Не нужно всех собак вешать на одних чиновников. Чиновники воруют в той степени, в какой им позволяют воровать их клиенты. Меня очень удивляет ситуация, когда получатель взятки наказывается, причем, достаточно сурово, а тот, кто принес ему эту взятку, вообще не наказывается, если он, например, сотрудничает со следствием. Или же получает условный или совершенно эфемерный срок… А ведь он тоже виноват. И если бы один не дал, другой бы не взял. Кто виноватее?
— А вам никогда взятку не предлагали?
— Нет. Достаточно на меня посмотреть, чтобы понять, что это бессмысленно.
«Уберите с денег купола церквей!»
Разговор в церкви
— В последние годы на наших деньгах появились купола святых церквей — и на тысячной купюре, и на пятисотке…
— Помните, поэт Андрей Вознесенский в советские годы требовал: «Уберите Ленина с денег!». Если тогда казалось кощунством Ленина на деньгах держать, то вот это — еще большее кощунство: рисовать на денежных купюрах купола церквей.
— Но на американском долларе есть религиозная символика, может, потому он и стоит.
— На долларе масонская символика, а не религиозная. Многие уверены, что фраза, которая там написана, переводится как: «Мы веруем в Бога». Это неправильно. Там приведено высказывание одного из американских президентов, которое точно переводится как: «Мы доверяем только Богу…» А дальше, если эту фразу приводить полностью, не обрезая, говорится: «Все остальные платят наличными».
— А, может, какую-то молитву надо читать, чтобы крепче рубль был?
— Упаси Господь! Деньги — это то изобретение, которое к Богу отношения никакого не имеет. Оно, как правило, используется для развращения людей, для создания в них склонности к греху. Поэтому никаких религиозных символов на деньгах не должно быть.
Сколько кадилом ни маши, рубль не укрепишь. Работать надо! Кто рано встает, тому Бог подает. Если все мы будем работать и создавать национальный продукт, тогда под рублем будут некоторые реальные основания, такие, например, как есть под долларом или под евро. Там люди работают. И с кадилом над купюрами не стоят.
Сколько бы у нас ни бегали с лозунгом о становлении рубля как резервной валюты, ничего реального не будет, пока мы не создадим внутренний продукт, который мы будем экспортировать за рубеж за рубли. И вот тогда рубль окрепнет, когда на него за рубежом появится спрос, когда он начнет опосредовать внешний товарооборот. А пока все его укрепление — это сказки.
— А, может, есть какая-то молитва, чтобы денег было больше?
— А — зачем денег?
— Чтобы побольше…
— Зачем? Бог всегда дает столько, сколько нужно.
— А вот эти, прости Господи, олигархи, которые народ ограбили и сами взяли себе выше крыши, не по-божески. Они хоть и приняли грех на душу, а процветают. Ведь так, батюшка?
— Если денег получается слишком много и они нажиты нечестным трудом, то последствия сего могут быть весьма своеобразными. Я не думаю, что большое количество денег пошло на пользу многим нашим господам, которых сейчас разыскивает Интерпол. Наверное, лучше жить спокойно, не скрываясь от общественности, чем переезжать в Лондоне из одной квартиры в другую, из одного замка в другой, чтобы никто не знал, где ты. И бояться по утрам, дадут ли тебе кофе чистый или в него положат что-нибудь еще, и ты проснешься уже в Москве…
* * *
— Отец Филипп, извините… А вы не были женаты?
— Те 17 лет, что я ждал пострига, никогда не ставили меня в обстоятельства, которые могли бы закончиться, скажем так, женитьбой.
— А любовь была?
— Если бы она была, наверное, у меня были бы уже дети и внуки. Видимо, то, что казалось любовью, это было другим чем-то… Как правило, Бог выбирает себе сам: либо женатых, либо мирян… Сам. И создает нам такие обстоятельства, которые требуют того или иного нашего решения.
— А как же, простите, секс?
— Без настоящей любви это все — варианты потери времени.
— А выпивка?
— То же самое.
— А как насчет табака?
— Что касается табакокурения, это традиция старая. Полностью отвергаемая раскольниками. И своеобразно принимаемая православием официальным, или великороссийским. Мы можем назвать святых, которые принадлежали к категории курильщиков. Например, Святитель Николай Японский даже в дневниках своих описывает, как он пытался с этим делом бороться и не преуспел. При этом его курение не помешало быть причисленным к Лику Святых. А вот вы курите?
— Я — как Святитель Николай Японский. Пытался с этим делом бороться и не преуспел. Грешен…
— Грех – это то, что обладает вами. До той степени, пока вы им не руководите – оно грех.
Попробуйте же все-таки отделаться от своего греха.
— Хорошо, отец Филипп, я попытаюсь…
— Дай Бог!
— Да, вот еще хотел спросить: а вы две зарплаты получаете?
— В церкви я ничего не получаю. Я так и не научился получать деньги в церкви.
— То есть, для вас Божий промысел — он бескорыстен?
— Я не знаю. У всех у нас, наверное, есть какая-то корысть. Все мы не бесплатно работаем.
— Все мы в Царство Небесное метим?
— Наверное. Грехи не пускают только, а хотим-то все…
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Вениамин Владимирович Симонов (игумен Филипп), родился в 1958 г. в Москве. Окончил истфак МГУ им. Ломоносова и Белгородскую духовную семинарию. В 1992 г. был пострижен в монахи в Богородице-Рождественском Бобреневе монастыре. С 2004 г. — в Счетной палате РФ, в настоящее время — начальник инспекции контроля за Центральным банком Российской Федерации. Занимает также должности и зав. кафедрой истории Церкви на истфаке МГУ им. Ломоносова, зам. председателя Миссионерского отдела Московского Патриархата. Доктор экономических наук, профессор, заслуженный экономист РФ. В составе рабочих групп Госсовета РФ участвовал в разработке основ промышленной политики и реформирования банковской системы. Служит в Москве, в Никольской церкви в Отрадном.
ЗВОНОК ГЛАВЕ СЧЕТНОЙ ПАЛАТЫ
Сергей Степашин: «Надеюсь, что грешить у нас стали меньше»
— Сергей Вадимович, а вы знаете о том, что у вас в Счетной палате работает монах отец Филипп?
— Да, конечно знаю.
— Это обстоятельство как-то влияет на атмосферу в Счетной палате, на ее работу?
— Начнем с того, что Вениамин Симонов — прекрасный экономист. Он один из ведущих специалистов в области макроэкономического анализа и в сфере международных валютно-кредитных и финансовых отношений, автор и соавтор более 100 научных работ, трижды баллортировался в члены-корреспонденты Российской академии наук.
А что касается сана священнослужителя, то это никак не влияет на занятость Вениамина Симонова в Счетной палате, потому что в церкви он служит только по выходным дням.
И второе — это человек, для которого понятия честь, совесть и Бог — не абстрактные, это существо его жизни. Венимин Владимирович — порядочный и неподкупный человек. Эти качества нужны любому человеку, а контролеру — тем более.
— А вот с приходом отца Филиппа в Счетную палату здесь грешить стали меньше?
— Я надеюсь на это.
— Теперь я понял, почему вас избрали председателем Императорского Православного Палестинского общества, почему вы стали попечителем двух православных гимназий, помогли возродить Спасо-Преображенский монастырь, что под Муромом,- мы с вами туда как-то возили икону Сергия Радонежского. Я видел, как Степашин там крестился…
— Ну, в церкви-то я крестился всегда, хотя и не часто туда ходил. Мы с Вениамином Симоновым пришли в Счетную палату каждый своей дорогой. А то, что нас объединило в нашем общественном служеннии — это провидение Божье.
— А вы будете еще священнослужителей принимать в Счетную палату?
— Мы будем принимать профессионалов. А что касается их вероисповедования — это личная позиция каждого.
А В ЭТО ВРЕМЯ
Экс-глава Минздрава тоже служит в православном храме
В апреле этого года бывший министр здравоохранения РФ Юрий Шевченко (он работал в этой должности в 1999 — 2004 гг.) стал священником – иереем Георгием, и теперь по выходным служит в храме Святителя Николая при Национальном медико-хирургическом центре им. Пирогова. Экс-глава Минздрава два года учился в семинарии, которую закончил экстерном.
