Слово Святейшего
Вот мы, пережившие в сознательном возрасте величайшее мировое побоище, революцию и гражданскую войну, находимся еще в такой близости к этим событиям невероятно громадного размера, что судить о них с исторической точки зрения, требующей беспристрастной дали и холодной высоты, мы не умеем и не можем. Мы только припоминаем и записываем отдельные случаи, эпизоды, картины и чувства. Какой писатель, живописец, музыкант или ученый возьмется рассказать о циклоне, находясь в самом его центре, как корабль, который треплется, стонет, скрипит и трещит под бурей, ежеминутно грозящей гибелью. А ведь русский ураган в нынешние часы делает лишь минутную передышку, чтобы зареветь с удвоенной силой.
Но в хаосе нашего недавнего, всего девятилетнего прошлого лишь одна исконная сторона русской жизни поражает своим величием, укрепляя дух своей твердостью, умиляя горячностью своей веры, – рисуется непоколебимо и светозарно-ярко. Это Русская Церковь.
Не с гонением Нерона и Диоклитиана можно сравнить мучения, пытки и казни, которым большевики подвергли и подвергают служителей Православной Церкви. Римляне терзали и умерщвляли христиан, но не пытали их пыткою духа. Нет, если уж искать исторического подобия, то найдем его только в Евангелии, в кратком и страшном описании Христовых мук. Облекли в багряницу, оплевывали, стегали, глумились, надели на чело, увлаженное предсмертным потом, царский венец из терниев и злобно издевались. Распятому кричали: «Сойди с Креста!». Жаждущему, к воспаленным устам Его поднесли губку, напитанную желчью и оцетом. С холодной брезгливостью глядели железные, равнодушные к крови римские воины на воющую в бессмысленной злобе толпу.
Так поступали и до сей поры поступают большевики с Русской Церковью. И с таким же равнодушием глядят на мучимую и на мучители не только иноземцы с сердцами, закованными в сталь, но возглавители их церквей.
Но какую беспримерную силу духа и какой пламень веры проявили пастыри и архипастыри Русской Церкви – этого не посмеет ни обойти, ни замолчать история! Деревенские попики и диаконы – предмет нашего прежнего зубоскальства – малоученые, забитые и светским, и духовным начальством, подверженные многим слабостям, вдруг восстали на защиту Церкви с неслыханной священной ревностью и в страшных муках, физических и нравственных. Тысячами принимали мученические венцы. И сотни епископов, которых мы склонны были упрекать в том, что они ездили в каретах, запряженных четверками, и носили драгоценные камни на клобуках и панагиях, бестрепетно пошли на смерть впереди своих иереев.
Жертвенный подвиг нашего духовенства не пропал бесследно. В невиданном доселе единении сплотилась и окрепла Церковь, собрав вокруг себя, как вокруг единого, нерушимого пристанища, и верующих, и маловеров, ставших верующими. Ни преследования большевиков, ни живоцерковцы не могут поколебать той силы, которую составляет народная вера.
Образ в Бозе почившего Святейшего Патриарха Тихона стал родным, близким и святым. Верующие не могли отстоять его жизни от большевиков, но прекрасное, чистое, смиренное и святое его имя они отстояли от клеветнических ухищрений, которые возводили на Святейшего не только большевики и живоцерковцы, но и болтливые в беспомощности эмигранты.
Нужно ли говорить о том, как теперь драгоценно каждое запомненное слово Патриарха Тихона для его осиротелой паствы, не говоря уже о его прижизненных распоряжениях и указах?
Я не смею вникать в те трения, которые возникли — и гласно! — между митрополитами Евлогием и Антонием. Но знаю, что вся небольшевизанствующая и неполитиканствующая Русская Церковь, в лице священнослужителей и прихожан, станет на сторону того, кто следует слову и мысли священномученика.
