Мы стояли на трамвайной остановке у сквера. Падал снег. Я знал, что этот невысокий человек в очках с толстенными стеклами – большой поэт, но стихами его в те времена не интересовался. Впрочем, одно, самое знаменитое стихотворение о войне, в памяти держал.
Волею очень давних, фронтовых обстоятельств, он был дружен с родителями дорогой моему сердцу девушки. И много лет прожил в доме, где жили они. Потом переехал. А сейчас мы стояли перед окнами того самого дома и смотрели, как падает снег. Хлопья мягко ложились на ветви старых деревьев, на узоры чугунной ограды, на рельсы, на асфальт, на головы и плечи прохожих.
– Когда-то давно, – он помолчал, вспоминая, – когда-то давно этот прекрасный снег я уже видел. И самое странное, что видел здесь же – на площади Борьбы.
Подошел трамвай. Поэт не захотел садиться.
– Знаете что, – предложил он вдруг, – идемте-ка лучше пешком – нам ведь недалеко. Жалко оставлять такой снегопад.
Прошли Палиху, потом Лесную. Терзаемый наивными размышлениями о литературе, я, старшеклассник, задавал ему вопросы, которые должны были показаться нелепыми, однако он отвечал. И вот, когда я глубокомысленно изрек, что стихи писать труднее, чем прозу, он покачал головой и сказал неожиданное:
– Поэзия зарегулирована, она зажата рифмой и ритмом. А проза – свободна, в ней – безграничный простор. Если стихотворение, даже самое гениальное, положить на музыку, – выйдет всего лишь одна мелодия, ну, может, с некоторыми вариациями. А в прозе – столько мелодики, столько интонационного разнообразия.
Вон Петр Ильич в «Пиковой даме» переложил на музыку несколько страниц пушкинской прозы – потрясающее богатство мелодий! Так что у прозы можно многому поучиться. Я, между прочим, так и делаю: учусь писать у русской прозы – честное слово.
А когда в метро расставались, он сказал, что поминок не любит еще с войны, и что бывшие соседи его за этот год сильно сдали – особенно мать.
Священник Ярослав Шипов
(«Наш современник» №11 2014)
