Евангельское описание событий Великой Пятницы необыкновенно высоко по степени напряжения и скорби. Но лишь несколько фраз открывают нам боль и горе Матери Божией. Ее смирение и здесь явилось во всей своей полноте и святости.
«При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина» (Ин., 19:25)
При кресте Иисуса…
Какая мать сможет выдержать муку своего Сына, распятого и проклинаемого беснующейся толпой? Своего ребенка, которого она выносила и вырастила, за которым шла все последние годы вплоть до голгофского Креста.
Лет 15 назад в Великую пятницу я впервые оказалась на малом повечерии в Донском монастыре.
Стоял по-весеннему теплый день. Солнце пробивалось сквозь решетчатые окна…Чернели мантии монахов, серебром отливали облачения священников..
Было непередаваемо тихо, никто не перешептывался, не ходил по храму.. Братия, прихожане – все стояли, будто сгорбившись под гнетом скорби…
В центре перед Плащаницей по очереди читались пронзительные по степени боли слова «Плача Пресвятой Богородицы».
«Се Свет Мой, сладкий, Надежда и Живот Мой Благий, Бог Мой угасе на Кресте, распалаюся утробою, Дева, стенющи, глаголаше.»
Я тогда мало что понимала в церковнославянском.. Но не понять или не прочувствовать эти слова было невозможно!
В каждой строчке канона звучала скорбь Матери. Разрывающая сердце, застывающая комком в горле. И вот уже не стены храма окружали стоящих, а иерусалимская ночь, тишину которую прерывал плач Пречистой Девы над телом своего Сына..
«Приимши Его с плачем Мати неискусомужняя, положи на колену, молящи Его со слезами и облобызащающи, горце же рыдающи и восклицающи.»
В тот день вместе со всеми служил архимандрит Даниил (Сарычев).
Те, кто в 90е годы бывал в Донском монастыре, часто мог видеть сухонького пожилого иеромонаха, поддерживаемого матушками. Обычно он был окружен толпой прихожан, ищущих возможности взять благословение или получить совет. Отец Даниил, несмотря на свой возраст, был порывист в движениях, иногда строг и даже резок в ответах.
Но в тот день я увидела совсем иного отца Даниила. Батюшка со слезами читал строки канона, и не рыдать вместе с ним было невозможно.
Это было горе человека, всем сердцем чувствующего боль Божией Матери. Искреннее и настолько глубокое, что весь храм ощущал себя стоящим рядом с Богородицей в покаянной скорби.
«Избавляяй болезни, ныне приими Мя с Собою, Сыне Мой и Боже, да сниду, Владыко, во ад с Тобою и Аз: не остави Мене едину, уже бо жити не терплю, не видящи Тебе сладкаго Моего Света.»
Голос архимандрита прерывался от душащих его рыданий. Думаю, перед глазами многих прихожан в этот момент проносилась их собственная жизнь. Слова и поступки, которыми каждый когда-то пригвоздил Спасителя к Кресту на глазах Его Пречистой Матери…
Та служба пролетела очень быстро. Потом была тишина Великой Субботы и великая радость Светлого воскресения. Ведь не зря в последних строках канона звучало утешением:
«О како утаилася Тебе есть бездна щедрот, Матери в тайне изрече Господь? Тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети, но и воскресну и Тебе возвеличу, яко Бог небесе и земли.»
Прошло уже много лет. Я сама «четырежды» мама..
Каждый день в утренних и вечерних молитвах обращаюсь к Честнейшей Херувим, призывая Ее Покров и заступление от всякой напасти для моих детей.
Но каждый год, в Великую пятницу сердце вздрагивает и замирает от невыносимого горя Пречистой Матери. И в памяти звучит прерывающийся от слез голос архимандрита, читающего эти строки:
«Изнемогающи и рыдающи Непорочная, мироносицам глаголаше: срыдайте Ми и сплачитеся горце: се бо Свет Мой сладкий и Учитель ваш гробу предается.»
Распятие Господне, византийская икона, Из коллекции lib.pstgu.ru
