Испытываю великое затруднение всякий раз, когда мне нужно выразить словами то, что дорого моему сердцу и что высоко ценю. Но сейчас особенно, так как я нахожусь перед всеми вами, являющимися частичками души нашего высокопреподобного отца и старца, чтобы говорить о нём: о том, кто меня родил духовно, в лице которого я встретила Христа, и кому я обязана своим дыханием, своим существованием.
Когда я училась вместе с м. Фаворией в Берлинской Академии Искусств, я надеялась найти Бога через Искусство. Надеялась, что через скульптуру и живопись мои поиски Бога приведут меня к Тому, Кого вожделела душа моя. Надеялась, что Искусство станет моей молитвой и приведёт меня к той духовной сладости, которой я вкусила в детстве, когда вечерами мой отец приходил к кроватке каждого из шестерых его детей и молился с каждым отдельно. Взрослея, я всегда стремилась достичь источника этой Божественной сладости, который был мне в то время неизвестен.
Я познакомилась с нашим высокопреподобным старцем в монастыре Свт. Иоанна Златоустого, что на острове Наксос, в день Св. ап. Иоанна Богослова. Старец, посланный своим старцем архим. Эмилианом, служил в тот день по приглашению Митрополита Божественную Литургию в той самой пещере, где останавливался Св. ап. Иоанн Богослов по дороге на о. Патмос — туда, где ему предстояло написать книгу Откровения. Пещера находится возле монастыря Свт. Иоанна Златоустого, в котором подвизалась мать прп. Никодима Святогорца, и старец, закончив Божественную Литургию, зашёл в монастырь поклониться святыням. В этот же день зашли в обитель и мы с моей подругой из Англии. Мы были стипендиатами от Берлинской Академии Искусств, посланными на месяц на остров Наксос для работы со знаменитым местным мрамором.
Каждый вечер мы ходили пешком до монастыря, и нам очень хотелось его посетить, что, в конце концов, нам и удалось сделать при помощи монастырского садовника, который провёл нас вовнутрь как раз в тот день, когда старец служил в пещере рядом. Мы сидели во внутреннем дворике монастыря, когда вошёл старец в сопровождении супружеской пары, направляясь через дворик в церковь. «Наверно, для исповеди», — сказала я себе, потому что женщина плакала. Через некоторое время они вышли из церкви: старец и супружеская чета – но теперь лица супругов были спокойными и светлыми. Выходя, старец заметил нас, сидящих в дворике. Он заговорил с нами по-английски, спросил, откуда мы. Мы ответили:
– Из Англии, из Германии.
Потом старец спросил нас:
– Соделаете сердца ваши Церковью Христа?
Моя подруга, поражённая глубиной и, одновременно, красотой вопроса, осталась безмолвной. Я же, когда старец посмотрел на меня, ответила:
– Да. Но ведь это очень трудно?
– Да, трудно, – ответил старец, – но и исполнено Божественной сладости.
С этого момента я поняла, что достигла её источника и нашла человека, который покажет мне Истину и приведёт меня ко Христу.
Я просила благословения старца, чтобы мне креститься в Православие и последовать его примеру: я решилась стать монахиней, потому что на примере старца я увидела человека совершенного самоотречения и преданности, даже до смерти, Христу и своему старцу.
Я видела, как ваял старец души, преданные ему: с какой великой любовью и отеческой заботой склонялся над каждой, чтобы придать ей образ и приготовить её ко встрече со Христом, дающим Свет и Истину.
Но сколько пота и слёз нам нужно пролить, работая над своим сердцем, чтобы стать способными увидеть Бога как Он есть (1 Иоанна 3:2), а не каким хотим видеть Его мы. Сколько труда и терпения требуется от старца, чтобы вылепить из нас подобие Божие.
Как хороший скульптор, который изыскивает и чувствует особенности каждого материала, и, работая в соответствии с этим знанием, выражает то, что хочет – также и старец сохраняет предельное уважение к свойству и неповторимости личности каждого, кто приходит ввериться ему. Камень жёстче дерева, но мягче железа: каждое вещество само определяет, как высекать и как вырезать.
Часто я думаю: как может старец, имеющий такое множество нуждающихся в нём чад, всеми руководить, всем помогать, выводить каждого из его же собственной безысходности? как может старец так чувствовать каждую душу, что становится с каждым из нас единым целым, что понимает и знает нас до каждого изгиба нашей души?
Старец никогда никого не уравнивает, не применяет ко всем один и тот же способ руководства, но сердце его настолько велико, что вмещает всех нас, и его забота и ответственность о каждом в отдельности таковы, словно кроме нас одних ему больше не о ком беспокоиться. Благодаря его мастерству в искусстве вылеплять из нашей дикой природы человека, мы видим, что, в конечном счёте, вся наша борьба – это простая, руководимая им игра, которую играет Бог с каждой душой, чтобы нас приобрести, чтобы заключить нас в объятия и чтобы соединиться с нами навеки.
Старец, уважая нашу душу, не желает её изменить, но зная её больше нас самих, стучит по ней, испытывает её, проводит через огонь, доколе она не станет готовой и не найдёт своё подлинное лицо.
В миру мы часто хотим казаться кем-то, кем мы не являемся, ищем себе имидж, примеряем маски, чтобы скрыть за ними наши несовершенства: притворяемся, играем роли – потому что Истина болит. Но когда у нас есть старец, который нас любит и носит душу каждого из нас в своих объятиях, нам нет необходимости бояться боли, которая возникает от того, что мы начинаем видеть себя такими, какие мы есть.
Когда начинаешь учиться искусству скульптуры, нужно время, чтобы понять, что при работе с твёрдым камнем нет толку от того, что ты стучишь со всей силой, так что вскоре начинает болеть рука. Напротив, существует опасность, что ты испортишь свою работу, так как внезапно можно отсечь большой кусок камня, и ты уже не сможешь исправить свою ошибку. Вижу этому параллель в руководстве нашего старца: он никогда не применяет силу, насилие, никогда от нас не требует более того, что мы можем понести, но постукивает едва-едва, пока от нас сами не отлетят ненужные частички.
Много раз приходится старцу становиться нашим зеркалом, чтобы мы увидели себя со стороны: сколь не обработаны ещё наши умы и сердца, дела и мысли. Но как только мы осознаем и исповедуем наше бедственное состояние и мрак, который не раз охватывает нашу душу, — в то же мгновение старец движется вперёд и продолжает нам доверять безгранично.
Когда старец трудится над нашими душами, он даёт нам полную свободу. Он оставляет на нас, чтобы мы сами определили ритм и напряжённость, с которыми будет старец работать над нами, чтобы сделать нас угодными Богу. Старец никогда не давит, не настаивает, не внушает своё, но каждую секунду оставляет за нами выбор, насколько мы хотим быть с ним истинными и откровенными, или же лицемерными, насколько хотим утомлять его и играть с ним, пока он, наконец, не сможет начать нас обрабатывать.
В изобразительном искусстве существует закон, или, скажем, концепция, согласно которой, если уверенно владеешь мастерством в своём искусстве, сможешь преодолеть физические свойства того вещества, которое выбираешь для работы. То есть сможешь выполнить произведение, например, из очень тяжёлых железных пластин, так, что оно будет казаться лёгким, будто сделанным из тонкой бумаги. Старец обладает тем же самым мастерством и может сделать подобное с нами, если мы не боимся и совершенно ему доверяем. Часто он работает против нашей природы, чтобы мы преодолели самих себя, греховную нашу сущность. Он нас освобождает. Он учит нас, как приобрести крылья, чтобы когда-нибудь полететь с ним в те неизреченные выси, где обитает сам.
В Академии Искусств мне приходилось часто расстраиваться из-за того, что студенты (впрочем, как и учителя) имели смыслом своей работы самих себя, т.е. работали и творили во имя свое, стараясь показать, каким мастерством они обладают, сколь богаты талантом и исполнены вдохновения, вместо того, чтобы употребить свой талант во имя Бога, давшего им этот талант: показать Его славу и величие.
В старце же я встретила смирение и вменение себя ни во что, ибо, что бы он ни делал, всё делает во славу Бога и ближнего, чтобы того чествовать и возвышать. Когда же работает с каждым из нас, то не старается вылепить из нас свою копию, но, оставляя нам нашу собственную индивидуальность, славит в нас Бога. И сколь мало бы в нас Его ни было, старец распознаёт Его с первого мгновения, Его высекает своим мастерством, чтобы показать богатство Божие.
Батюшка, из глубины всего моего существа я хочу поблагодарить Вас за то, что столько лет Вы занимаетесь мной, всеми нами, за то, что никогда не отвращаете лица своего от нас, за то, что день и ночь истаиваете для блага наших душ.
Себе же желаю, чтобы размягчился гранит ума и сердца моего, да соделаюсь пластичной в Ваших руках, дабы и мне удостоиться когда-нибудь того, чтобы Вы привели меня в Царствие Божие.
Читайте также:
