Страстная пятница: Христос умер на кресте
I.
Снимите с Креста и воздайте Ему тишину.
Впервые за долгие дни Одинокий остался один.
Предайте Его долгожданному темному сну,
чтоб смог от живых отдохнуть Человеческий Сын.
Молчание. Камни и звезды. Боль согнутых спин.
Вот горстка последних, замкнувшихся в скорби своей.
В крови и поту так тяжел Человеческий Сын,
распятый другими сынами из рода людей.
И даже земля запечатала ныне уста
у входа во гроб, где Он спит под покровом небес,
пока не взошла еще в наших сердцах простота
догадки о страшном созвучии — «крест» и «воскрес».
Страстная Пятница (5 апреля) 1991. Москва.
II.
Труд новой Страстной просыпается исподволь, здесь,
в пространстве меж словом и делом, меж хлебом и потом.
И тонким намеком — и властным призванием — весть:
приходит Мессия. Спешите, спешите к воротам!
И вербы, как пальмы, Ему выстилают шаги,
и свечи, как пальцы, Ему простирают навстречу.
Скупаются яйца. Пекут куличи, пироги,
и дом пылесосят в Четверг. Приближается вечер.
Он хлеб преломил за столом и разбавил вино,
и хлопоты наших домашних — Ему не помеха.
Иуда торопится. Пишут, как заведено
открытки родным: «Поздравляем! Здоровья, успеха».
А он в Гефсимании. Тени уснувших олив
ложатся апостолам на неумелые плечи…
Оливковым маслом салат оливье зарядив,
окончат домашние хлопоты в пасмурный вечер.
И только бы тут им очнуться — под факельный свет,
под эти багровые отблески будущей Крови…
И просто понять, что иного у нас уже нет,
и смерти нет места, и жизни нет больше условий.
Как счастливы, Господи — мы родились не тогда,
не мы променяли Тебя на пустые заботы,
и нам не досталось стоять у подножья Креста,
и нам не осталось слепой и безумной работы —
от крови и пота омыть то, что было Тобой,
и не умереть от потери последнего чуда…
На землю приходит Страстная. И с ней, вразнобой:
заботы — отсюда, и ужас потери — оттуда.
Нам только бы каменный взор оторвать от земли
и встретиться с болью живой, а не с собственной ложью,
чтоб все позабыв, мы бы заново нынче смогли
стоять у Креста, раз взойти на него невозможно.
Страстная Пятница (21 апреля) 1995 г. Москва.
III.
Волною морскою на уличный гам
накатит от паперти скорбное пенье…
И свечи, как души, открыты ветрам —
чуть теплится свет Твоего воскресенья.
Волною морскою сей город омыть —
куда нам! Мы слабое, малое стадо.
И нам остается лишь верить и жить
волною морскою — так надо. Так надо!
Погаснет свеча, и зажжешь от другой,
и голой рукою прикроешь от ветра…
Волною морскою — на берег людской
приходят приливы нездешнего света.
Чуть позже — зажгут фонари на Тверской,
а море людское не вкусит покоя.
… и это пройдет. Но пребудет с Тобой:
«Волною морскою, волною морскою…»
13-14 апреля 2001, Москва
IV.
Легко душе, мечтая о земном,
на любящей Руке лежать зерном.
Но час, когда Ладонь наклонена…
Зерну — суметь пройти путем зерна:
предельная, несбыточная честность.
Растаяла родная теплота —
приговорен к свободному полету,
и промелькнуло голубое что-то…
Черта земли прохладна и пуста,
и ужас под названьем «неизвестность».
Сейчас, и здесь, и весь — не обойти
ни сроком, ни условием, ни криком.
Под пологом великим и безликим
ступить на непонятные пути.
Суметь до всяких сроков умереть,
иначе будет поздно, и неполным
твой колос ляжет в золотые волны
на ниве радости.
Успеть. Успеть. Успеть!
И чтоб душа не стыла там одна —
Сам Сеятель идет путем зерна.
3 мая 2002 (Великая Пятница), Москва.
Золотая Твоя стрела
пробивает стальную грудь.
Я не ждал, чтобы боль пришла,
только Ты говоришь мне: «будь».
И в себя уже не уйдешь —
не осталось укромных мест.
Твоих будней огненный дождь.
Твоих звезд светоносный крест.
Это солнца живая плоть
прорастает в мою зарю…
Как Ты щедр на любовь, Господь!
Есмь и буду.
Благодарю.
Москва, 18 января 2002
Макарьев-Решемский монастырь
Неторопливый волжский говорок,
округлый, как сугробы на откосах…
В сплетенье нежных слов и снежных строк
нас вытолкнул разлад многоголосый
московских улиц — ради встречи с тем,
что, было, затерялось, и из плена
квартир и офисов — к простору белых стен
нас привела Большая Перемена.
И наступает время быть живым
и жадным до несказанного Слова,
и можно не стесняться быть больным,
и можно постараться стать здоровым.
…там монастырь над Волгою-рекой —
безбрежной, бережливой и неспешной.
И сердце в голубой войдет покой,
и будут губы помнить слово «Решма».
март — май 2002, Решма — Москва
Это больно, когда Ты уносишь боль:
я ведь прежде считал, что она — моя;
я не мог ее разделить с Тобой,
слишком мало было во мне — меня.
Выбрал первым Ты, потому что я
ни за что, никогда бы не выбрал крест.
Ты сказал, что теперь эта боль — Твоя.
… И стоит Твой Крест возле людных мест;
мимо — поступь усталых и стертых ног,
мимо — взгляд равнодушно-тревожных глаз…
Но Ты сделал все, что Ты только мог,
для израненных, злых и свободных нас.
Нам осталось увидеть, что лишь с Тобой
мы способны остаться и стать людьми,
протянув на раскрытой ладони боль
и чуть слышно Тебе прошептав: «возьми!»
