Когда мы говорим о нашей общине, мы прежде всего говорим о нашей общности со Христом. И я бы хотел, чтобы эта самая главная мысль всегда была в сердце и в уме каждого из нас: объединить нас может только Христос. Только Христос может нас собрать, только во Христе мы обретаем богочеловеческую общность.
За последнее время приход вырос, отчасти и потому, что у нас происходит много таких вещей, которые привлекают людей, и в которых можно себя проявить: киноклуб, ярмарки, социальное служение, очень много интересных встреч, событий и праздников. Но, в общем то, это не главное. Конечно, всем приятно человеческое общение, это все правильно и замечательно. Но приход не должен превращаться в клуб.
Нашу общность мы обретаем прежде всего в Евхаристии, в общеприходском общинном соединении со Христом. Все остальное может быть, а может и не быть. Все остальное хорошо лишь постольку, поскольку есть Христос, к Которому мы стремимся все вместе. И это должно быть главным и в нашей жизни, и вообще в жизни как таковой.
Я не говорю о каких-то аскетических подвигах, об умерщвлении плоти, стояниях по ночам и о сне на голой земле. Нет, я говорю об устремленности сердца, о котором мы взываем на каждой Литургии: «Горе имеем сердца!». Если это в какой-то степени присутствует в нас, тогда мы действительно можем говорить о себе, как об общине.
По этому вопросу, конечно, может присутствовать разномыслие, или, лучше сказать, недомыслие, ведь мы же не раз слышали и умом понимаем, что это должно быть главным. Но недомыслие по этому поводу вполне может существовать и, скорее всего, существует. Мне кажется, главным для каждого из нас должно явиться преодоление этого недомыслия, недопонимания, недочувствования, недодвижения, недопонуждения себя, чтобы Христос в жизни каждого из нас стал занимать главное и первейшее место, чтобы стремление каждого из нас было бы только в этом направлении, несмотря на все наши различия.
А мы очень разные. Мы собраны здесь не по партийной принадлежности. Нам все равно, кто какие политические взгляды исповедует, кто какую в нашем приходе занимает ступеньку. Об этом речи идти не должно вообще. За чашкой чая мы можем поспорить про мировую закулису, про кровавый режим, про что хотите… Но только для нас это ровным счетом ничего не значит, это все пустота. Если есть во Христе главное, то эти проблемы разрешимы. Такие несогласия и разномыслие вполне естественны, они должны быть, потому что человек должен оставаться самим собой. Мы должны быть разными, потому что Христос создал нас разными людьми, чтобы мы друг друга дополняли, чтобы мы друг в друге нуждались, чтобы мы друг другу служили, но только тогда, когда устремление нашего сердца — во Христе. И я это подчеркиваю: и для меня, и для каждого из нас определяющим должна стать именно наша общность во Христе, стремление разделять Евхаристию всем вместе.
Понятно, что наша подготовка к причастию и само причащение не может не являться делом нашего личного благочестия, и оно, конечно же, таковым является, но плохо, если оно этим исчерпывается. Не надо делать единственным смыслом причастия только свое личное благочестие. Вы понимаете, о чем я говорю? Иногда бывает, что и Христос остается за рамками причащения Святых Тайн, когда для человека главным является слово благодать, а не Христос: тогда в причастии благодать встает на место Христа, и человеку нужен не Христос, а — христово, нужен не Сам Бог, а — божее. Вот тогда причастие остается только моментом личного, собственного освящения. И о какой общине тогда может идти речь? Ни о какой, потому что человек приходит не для того, чтобы быть с Богом, а для того, чтобы взять у Бога, не для того, чтобы разделить с Ним свою жизнь, а для того чтобы взять для своей жизни у Бога какую-то часть, какое-то определенное количество жизни, если можно так грубо сказать.
Так вот, община тем и отличается от всякого другого христианского сообщества, что тут личное благочестие не является абсолютным и единственным значением твоего причастия.
Личностное спасение человека присутствует, без всякого сомнения, с этого начинается путь ко Христу: «Я хочу быть спасенным, я хочу иметь жизнь вечную». И я хочу подчеркнуть, что нельзя растворять себя в коллективе, что община — не коллектив в этом смысле. Каждый остается самим собой, и момент личностного общения со Христом всегда присутствует, он очень важен. Но именно — со Христом. А когда это случается, человек не может себя не разделить, не открыть себя для других. Моё приобщение ко Христу не может не касаться всех тех, кто сегодня так же пришел разделить себя со Христом.
Когда я прихожу в храм, и идет Божественная Литургия, где мое место? Что я делаю во время Божественной Литургии? Я наблюдаю, как другие подходят ко Христу, и выбираю тот момент, когда настанет время моего личного освящения? Либо мы участвуем в том, о чем молится священник: «Всех же нас от единого хлеба и Чаши сея причащающиеся, соедини друг ко другу во единого Духа Святаго причастия». Мы не зря стали читать молитвы Божественной Евхаристии вслух, не для того, чтобы повысить образование наших прихожан, а с единственной целью: чтобы именно через понимание, через переживание и сомолитвенное участие, возникло единство в сослужении всего прихода во время Евхаристии
Я употребляю слово, которое очень любил отец Александр Шмеман, — сослужение. Он все время настаивал, что Литургия, как общее дело, — это общее служение священника и всех собравшихся в храм на Литургию. Это сослужение не тех, кто только лишь за личным благочестием пришел, взял и ушёл, а тех, кто разделяет свою жизнь со Христом и одновременно с этим разделяет её друг со другом.
Я бы очень всех просил, продумать над этим и осмыслить свое участие в приходе через саму Евхаристию, где Бог отдает Себя, и где мы тоже готовы отдать себя Богу, быть вместе со Христом и стать общиной.
Это главное, что я хотел сказать. Но я хотел бы добавить еще несколько важных вещей. Уже несколько лет мы читаем Евхаристические молитвы вслух. Они всем слышны. Я не могу понять, как можно слышать эти молитвы, призывающие тебя к причастию, и не причащаться? Как, например, человек может быть членом общины, и при этом причащаться два-три раза в год? Где тогда община? Как вы ее понимаете? Где тогда преодоление недомыслия, о котором я говорил? И в чем тогда смысл вносить себя в списки? Только для того, чтобы разделить какие-то общие дела? Да нет в этом смысла. Если я не разделяю причастия, если я не разделяю общую Евхаристию, то странно разделять все остальное, просто человеческое. В этом есть какое-то несоответствие.
Вот мы приходим на Литургию… Как можно не причащаться? То есть, можно не причащаться, но тогда ты не можешь себя за это не укорить, не можешь не поставить себе двойки. Потому что понятно, что ты был бы и рад причаститься, но тебе не дает суета, в которой ты пребываешь, из которой не можешь вылезти, и в состоянии суеты ты не можешь подойти к Чаше, потому что это страшно… И правильно, не надо причащаться в суете, не надо причащаться без страха Божия, не надо причащаться без подготовки, просто потому, что так положено. Причастие — это очень высокая точка духовной подготовки, точка горения, точка возрастания. К ней надо быть готовым. В нашей жизни может быть, и довольно часто, что человек не готов, но нельзя быть при этом спокойным. Если я просто говорю себе, что я сегодня не готов, это значит, что я не хочу быть готовым, ничего для этого не делаю. Христианин должен максимально готовиться к каждому воскресению, а если не получилось, это ужасно… это нехорошо, неспокойно должно быть на душе от того, что я не смог так провести неделю, так составить свой день, так себя устроить, чтобы без суеты, в мире, любви и страхе Божьем приступить к Чаше.
Я не говорю, что у нас есть какая-то такая специальная идеология прихода, по которой все обязаны каждое воскресенье причащаться. Не дай Бог, чтобы кто-то что-то подобное подумал, никакой идеологии быть не может. Но должно быть постоянное стремление, которое в человеке рождает жажду причастия. Если человек ходит в храм, а в нём естественным образом не возникает жажда Евхаристии, если он видит других причащающихся, а сам в этом момент не причащается, и ему не становится горько и обидно, значит, какая-то есть ущербность в его духовной жизни. Значит, что-то неправильно, что-то не так. Значит, человек не идет за Христом, а как-то ходит по кругу, о чем я часто и пишу, и говорю. И вы все об этом знаете. Кто-то у нас причащается каждую неделю, и это замечательно. Кто-то в нашем храме причащается значительно чаще, чем раз в неделю, на каждой Литургии, на которую приходит. А кто-то причащается реже, но это реже не должно становиться нормой. Как только позволишь себе причащаться реже, тебя будет все время относить все дальше, и ты будешь причащаться все реже и реже.
Вопрос о подготовке к святому причастию мы можем обсудить чуть позже. Но сейчас я хотел бы еще раз акцентировать ваше внимание на Литургии. Если мы стали слышать эти молитвы, если для нас уже открыта возможность сомолиться священнику, то тогда почему мы этого не делаем? Вот, мы вместе молимся и поем «Отче наш…», «Верую…», и это является нашим общим молитвенным участием. Но есть и другие вещи, которые мы можем делать вместе. Много лет я прошу, но никак не входит в обычай всем приходом петь «Тело Христово примите…». Мы чего-то стесняемся? Большинство причастников, подходящих к Чаше, молчат и, причастившись святых Христовых Тайн, тоже молчат. или разговаривают между собой. Но общая молитва «Тело Христово примите…» не звучит в храме по-настоящему пока идет причастие. Что мешает? Мне не понятно. И я вас просто умоляю как настоятель наконец-то преодолеть внутренний ступор и понуждать себя на эту общую молитву, которая наполняет храм настоящим торжеством причастия. Когда каждый думает о себе, то ему не надо петь для других, но очень важно, если мы других этой молитвой будем поддерживать. И наши дети будут видеть нас причащающихся, ликующих, торжествующих и поющих радость причастия.
Или во время эпиклезы, в самый важный и торжественный момент призывания Святого Духа на Святые Дары священники в алтаре громко говорят: «Аминь». А храм молчит… Ну, есть два-три человека, которые говорят. Когда вы разговариваете в храме, мне в алтаре это слышно, а ваш аминь я не слышу. А это должен быть наш общий «Аминь», общее молитвенное участие всей Церкви, всего тела Христова.
Есть еще несколько очень важных и серьезных моментов. Например, после возгласа «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповем Отца, и Сына, и Святаго Духа…», священники в алтаре друг друга целуют и говорят: «Христос посреди нас». Среди мирян это не очень принято, к сожалению, этот очень древний и важный обычай дискредитирован тем, что он был принят в общине отца Георгия Кочеткова. Но тихонько говорить слова, которые в этот момент произносит священник, преклоняясь престолу, может каждый. А он говорит прекрасные слова псалма: «Возлюблю Тя, Господи, Крепосте моя, Господь Утверждение мое и Прибежище мое.» (Пс. 17:2,3), и мы, перед тем как поем «Верую», можем сказать их все вместе, тихонечко, я могу не слышать, но от сердца. Эти вещи, соединяющие молитву священника с молитвой всего храма, очень важны.
И еще я попросил бы наших регентов каким-то образом заняться народным пением. Вот сейчас у нас Маша начала давать уроки, и все приходят к ней рисовать. Но мне хочется, чтобы в приходе существовали и какие-то занятия пением. И, например «Господи помилуй» на ектенье может петь весь храм. Если мы можем красиво петь «Верую…» и «Отче наш…», почему мы не можем вместе петь «Господи, помилуй»? Это важно и хорошо, когда весь храм по-настоящему участвует в Литургии.
Вот такие мои просьбы, предложения и такое воззвание к приходу.
Источник: сайт прихода
