Как православному христианину относиться к праздничным застольям: организовывать как можно чаще, принимать участие или обходить десятой дорогой? Размышляет протоиерей Игорь Прекуп.
Вспоминается эпизод из фильма «По семейным обстоятельствам»: случайно встретившийся главной героине дедушка задает ей риторический вопрос: «Неужели плохо, когда вечером за большим столом собирается вся семья? У вас есть большой стол?..»
С чем и с кем ассоциируется у нас большой стол? Ответы могут быть ох, до чего разными… Для кого-то большой стол — это праздничное застолье, когда ножки его гнутся и трешшшать от изобилия плодов земных. А для кого-то — символ единства. И стол, и застолье. Стол — место, застолье — форма единения. Причем форма, несомненно, изначально богоугодная, хотя происходить во время трапезы может и богопротивное.
Как встречает Авраам Трех Странников? — Трапезой. Как любящий отец в притче встречает возвратившегося блудного сына? — Трапезой. Когда Господь совершает первое чудо? — За свадебной трапезой, к тому же на таком этапе, когда все гости уже были достаточно веселые, как отметил архитриклин, одобривший новое вино.
Когда царь земной предает пророка Божия и Предтечу Царя Небесного?.. — За трапезой. Когда Господь устанавливает Таинство Евхаристии (Таинство Церкви, Таинство Собрания)? — За трапезой, ритуальной ветхозаветной пасхальной трапезой.
Когда ученик предает Учителя?.. — В Гефсиманском саду поцелуем был запечатлен финал, само же предательство состоялось за трапезой, послужившей Иуде в суд и осуждение.
Конечно, трапеза трапезе — рознь. Есть Трапеза Господня, и есть застолье человеческое, а есть трапеза бесовская, но так ли просто определить демаркационную линию между ними? Застолье качественно отличается в зависимости от того, кто, какие люди собираются вместе (обратите внимание: в месте), по какому поводу, как себя держат и пр., тогда как сущность Трапезы Господней от этих условий не меняется, ибо она определяется возглавляющим ее и дающим Себя в снедь Агнцем.
То же, но с точностью до наоборот — касательно трапезы бесовской, которая выражается не только в ритуальных языческих обрядах, но и в таких застольях, где люди не столько удовлетворяют свои потребности, сколько служат страстям — неистово и самозабвенно, вдохновенно изощряясь в гурманстве и скрупулезно следуя ритуалу (неважно, в сервировке ли, в каких-либо обрядах, обычаях, суевериях, а также в дурацких и порой небезобидных и небезопасных развлечениях).
Казалось бы, вот: с одной стороны профанное, с другой — сакральное, и нет между ними ничего общего; все эти застолья — суета одна сплошная, наш же путь — иной, мы живем духовной жизнью, избегая сетей чревоугодия, гортанобесия и человекоугодия. Аскетизм?.. — Ничуть. Скорее, снобизм какого-то гностического разлива.
В преддверии Пасхи и других церковных праздников, с которыми связано освящение пищи, мы немало внимания в своих рассуждениях уделяем теме приоритетов, отмечая, что еда — это не главное. Мы говорим о том, что смысл праздников — не в застолье, что принесением (пожертвованием) в храм, например, плодов, освящается весь урожай, «начатками» которого являются «дары природы», принесенные на освящение.
Совершенно справедливо настаиваем на недопустимости, чтобы освященная снедь подменяла собой святыню Тела и Крови Христовых (а именно так бывает, когда вся религиозность сводится к вкушению от освященных яств). Абсолютно обоснованно утверждаем, что главное в церковный праздник — это богослужение, а суета вокруг снеди и подарков лишь опустошает нас.
Всё так. Однако следует быть очень осторожными, чтобы от собственной ретивости (почвой которой является не столько аскетичность и ревность о чистоте веры, сколько гипертрофированное чувство собственной значимости, паразитирующее на сознании принадлежности к чему-то великому, истинному, святому), вместе с паганоидными сорняками не загубить православные колосья.
Одна из важнейших, а потому трудноосуществимых добродетелей — это умеренность. Воздержание проще: отсек — и порядок. А вот нащупать меру… «Мера во всем», — призывал философ дохристианской древности Демокрит. Эта же мысль красной нитью проходит сквозь всю православную аскетику.
«Мера во всем — прекрасное дело», — говорит свт. Иоанн Златоуст, в молодости подорвавший себе здоровье чрезмерными подвигами. «Всякую вещь красит мера, — учит прп. Исаак Сирин. — Без меры обращается во вред и почитаемое прекрасным».
И, если вернуться к теме застолья, то уместно вспомнить слова свт. Григория Нисского, что «…многие, впавши в другой вид неумеренности, от излишней строгости жизни, незаметно увлеклись в сторону, противную предположенной ими цели, и иным образом отдалив душу свою от высших и Божественных предметов, низвели оную в круг мелочных забот и попечений, обратив ум свой к наблюдению за телом, так что не в состоянии свободно возноситься умом и созерцать горнее, будучи погружены в заботу о том, чтобы удручать и сокрушать свою плоть…».
Получается, что неумеренное «наблюдение за телом» выражается не только в культе здорового образа жизни (именно в культе: не путать с умеренной заботой о поддержании здоровья и хорошей физической формы) или в гурманстве и сибаритстве, но и в противоположном — в «излишней строгости жизни», которая, в силу своего наружного аскетизма, незаметно, а потому еще успешней, чем откровенное плотоугодие, может нас «увлечь в сторону», повреждая наши умы, через уклонение от простоты во Христе (2 Кор. 11; 3).
Вернемся к образу счастливого дедушки из «По семейным обстоятельствам» и его рассуждениям о большом семейном столе. Разве он призывает к пьянству и чревоугодию? Или застолье в его глазах — благовидный предлог для тщеславия под личиной гостеприимства и празднословия, или еще для какой-нибудь корысти? — Ничуть. Застолье для таких, как он — способ оказать любовь.
Все предшествующие хлопоты, все старания получше, да повкусней, да покрасивей приготовить и накрыть на стол — это хлопоты любви к ближнему, если правильно подходить к делу. А при недолжном отношении никакое застолье не будет трапезой любви, в том числе и благотворительные кормления бездомных и голодных, потому что не адресованность определяет качество трапезы, а внутренний настрой (мотив да цель) и отношение к сотрапезникам.
Большой стол, за которым собираются несколько поколений вместе. В этом месте, за большим столом, у них есть возможность, как бы вынырнув из суеты повседневности, из разных потоков, собраться и хоть ненадолго погреть друг друга лучами любви, выражаемой в заботе и благодарности.
Душевность, фи! — скажет сноб с амбициями «отца-пустынника и жены непорочной». Да, душевность. А с каких пор бездушие — признак духовности? Кто сказал, что стоит ликвидировать душевное, как сразу освободившееся пространство заполнит духовное? Душу-то ампутировать можно, только духовности не к чему приживаться будет.
Для строгого подвижника, ведущего и в самом деле насыщенную и строгую духовную жизнь, душевность общения за большим столом, возможно, и будет помехой, но кто из нас считает себя достигшим столь высокого уровня? Тем более, в контексте сказанного о трапезах по случаю церковных праздников, речь не о таком застолье, где собираются просто хорошие люди, которые окутывают друг друга сердечным теплом, и только…
(Впрочем, «и только»? Это «и только» дорогого стоит. По мере расчеловечивания нашего общества, в том числе и его «воцерковленного сегмента», появляется все больше оснований принимать всерьез это «и только». Дай Бог уметь ценить простое проявление человечности, благодарно откликаясь на искреннее радушие и гостеприимство!)
Речь о застольях, в которых участвуют братья и сестры во Христе, о застольях, начинающихся и заканчивающихся молитвой, о застольях, душевная теплота которых и веселье пронизаны благодатью Божией.
Умение радоваться жизни неразрывно связано с благодарностью Богу. Именно недостаток благодарности Подателю жизни и Промыслителю препятствует нам радоваться, а не покаянное настроение.
Наоборот, осознание своей греховности в свете всепокрывающего милосердия Божия, в свете Его неотступной, исцеляющей любви, презирающей наши грехи (т. е. пренебрегающей ими, отводящей от них взгляд) и призирающей (т. е. принимающей всерьез, обращающей внимание) на наши скорби, нужды, ценящей наши малейшие искренние потуги, «целующей наши намерения» — осознание этого естественно наполняет сердце радостным чувством благодарности, распахивающей душу навстречу Его благодати.
Один из способов проявить эту благодарность — поделиться проистекающей из нее радостью. А уже, в какой форме — это зависит от ситуации. В том числе и через застолье.
