Все началось с книги. У полки с педагогической литературой в книжном магазине я наткнулась на пособие по воспитанию гениев. Книга так и называлась: «Как воспитать гения». А кто не хотел сделать гения из своего первого ребенка? Всего 50 рублей, и великое будущее ребенку обеспечено. Взяла не раздумывая.
Дома принялась за чтение и обнаружила, что это логопедический справочник. «Логопедия для всех» Л.Г. Парамоновой. Речь человека – это очень важно, согласна, тем более, когда предлагается возможность познакомиться в различными ее нарушениями. К гениальности это все-таки исключительно рыночное отношение имеет – увеличить количество продаж, но все же сразу принялась штудировать пособие и сравнивала читаемое с речью своей дочери – нет, все у нее было нормально. И книга ушла на полку. Однако скоро была снята и передана соседке — ее племянник не разговаривал. И поскольку книгу я прочитала внимательно, то сразу нашла расстройство, под которое этот 3-летний мальчик подходил — алалия. Соседка внимательно изучила, согласилась, что, похоже, но, к сожалению, доступа к ребенку у нее не было, а его мама не слишком беспокоилась по поводу речи сынишки. Книга вернулась на свое место.
На этот раз простоять ей пришлось довольно долго. У меня родился сынок, проблем с речью у которого тоже не предвиделось. Мы до бесконечности прокручивали видеоролики, где он агукал мне в ответ и выплясывал под музыку, где он лопотал, рычал как машина и говорил по телефону. «Алло» — его первое слово. Второе было «деда» — так звала дочка, прося открыть дверь в комнату дедушки и «Федор» — именно этим словом он «открывал» все двери.
Шло время, но слов не прибавлялось. Даже наоборот, исчезли и два первых. Бабушки и дедушки, шутя, называли его «немтыркой», а я особо не беспокоилась – мальчик, они всегда позже начинают говорить. Тем более что лопотал он все больше. Этот лепет вызывал веселье окружающих, которые пророчили ему быть великим болтуном. Он стоял, внимательно глядя в глаза, и упорно, в течение нескольких минут подряд, говорил набор звуков, которые не только мы не понимали, но и он сам – этот набор звуков не закреплялся ни за какими предметами, ни за какими действиями. Но как же сын хотел разговаривать!
Иногда мне казалось, что он не слышит. Глухота? Мог спокойно играть в пирамидки, прекрасно справлялся с определителем фигур, внимательно наблюдал за окружающими – и смело повторял лепку из песка, хотя дочери нужно было объяснять, как играть с формочками. С года кушал только сам. И не откликался на слова. Не поворачивался на имя. «Упрямец!» — думала я и говорили другие. «Или не слышит?» Пробовала похлопать неожиданно у него за спиной – то обернется, то нет. Потом уже узнала, что это самый ненадежный способ проверки слуха. Но однажды он ел за столом и обернулся в сторону трубы, по которой в тот момент стекала вода: он не только услышал, но и определил правильно источник слабого звука – нет, глухота была не про нас.
Однажды я заметила, что сын может сказать довольно длинную фразу. Например, «кто там – почтальон Печкин». Любимый мультфильм. Но как он смог? Нечетко, с жутким произношением – но все же целая фраза. Разве так бывает? Очередное сомнение закралось в душу. Опять книжки, и все никак не могу поверить, что что-то не так: пройдет, все дети по-разному развиваются. Научили с дочкой отвечать его на вопрос: «ты маму любишь, да?» — «да». Но оказалось, что он в любом случае говорит последнее слово: «тебя как зовут?» — «зовут».
В его интеллекте я не сомневалась: очень сообразительный и самостоятельный. Только вот речь его упорно развивалась по когда-то прочитанному сценарию: сенсорная алалия. Нет, я не могла это принять ни в коем случае. Особенно после прогнозов: «прогноз неблагоприятный, обучение алаликов со слабослышащими и умственно отсталыми не эффективно, речь можно восстановить только используя специальные методики, и то вероятность невелика». И это про моего сына? Это моего сына невозможно будет научить говорить даже среди глухих деток и деток с нарушением интеллекта? Не может быть.
Не может быть у нас никакой сенсорной алалии. Ведь в описании ясно сказано, что сенсорные алалики ведут себя как глухие с рождения, не лепечут, не агукают, не реагируют на музыку и т.п. Разве это про моего сына? Нет, у нас что-то другое или вообще ничего нет, заговорит.
В два года появилось «мама-папа» и в общей сложности 30 подражательных слов (переписала все от «ку-ку» до «иты»-цветы). Но отсутствие слов меня не так сильно волновало, как непонимание речи. Да, я уже с уверенностью могла сказать, что Федор ведет себя как глухой. Что те слова, которые дети понимают в 1,5 года – он не знал и в 2,5, и уже невозможно было относить это к упрямству. Чтобы позвать есть – нужно было показать тарелку, чтобы усадить за рисование – карандаши и бумагу. Кое-что он, конечно, понимал, но только со зрительной поддержкой: например, когда мы одевали варежки и я просила «дай другую руку» — он подавал. Меня это успокаивало. Никаких нарушений координации не было — спокойный и совершенно разумный на вид ребенок. Однако когда невропатолог на приеме попросила потрогать молоточек другой рукой – это оказалось для него выше понимания, чтобы он выполнил – нужно было взять его другую руку и потрогать ею молоток: потом он смог сделать самостоятельно. Когда же его попросили закрыть ротик (с просьбой открыть он справился) – он стал открывать еще сильнее, просто потому, что не знал слова «закрыть», а как я потом поняла – не различал на слух «открой-закрой», для него эти слова звучали одинаково.
Однако лекарства мы пить не стали. Не благословили нас, сказали подождать до трех лет. Но и в 3,5 результата не было — 80 слов при очень ограниченном понимании. Мы стали обследоваться. Сурдолог – слух сохранен. Невропатолог назначил пройти ЭЭГ, выписал лекарства. К логопеду-психологу-дефектологу нас не направили, а мы сами и не пошли.
В Федины 3,5 года у меня было уже четверо детей. Он ходил в садик. С садиком в ясельной группе проблем не было: воспитательница называла его упрямым, но говорящим мальчиком, ведь «он все понимает. Он прекрасно может соотносить цвета. Полностью сам себя обслуживает – самый самостоятельный из группы. Только в углу не стоит – его поставят, а он выходит. И не разговаривает». На следующий год стало сложнее. Федор явно не успевал на занятиях, убегал на прогулках, не общался с другими детьми, решал свои проблемы силой и стоял в углу (научили) всякий раз, когда отбирал у кого-то игрушку или когда ударял за отобранную у себя – потому что не мог воспитателю указать виноватого.
Пользы для речи никакой, логопеды садика отказались, воспитательница давила, а сын с каждым разом закатывал все более серьезные истерики после сада и все с меньшим желанием туда шел. Как только появилась возможность, я его забрала, мы снова все были дома: я и четверо дошколят.
Продолжение следует…
