Можно ли и нужно ли отстаивать традиционные ценности кулаком?  О современных способах борьбы за традиционные ценности — писатель  Ирина Лукьянова.

В последний год главной проблемой русского общества как-то неожиданно стала проблема гомосексуализма. Как перед тем — проблема педофилии. А в 1948–49 году — проблема безродных космополитов. А в 1937 — шпионов и вредителей.

Месяц за месяцем общественное сознание занимают вопросы нетрадиционного секса; чем дальше — тем больше: в последние дни от гомосексуализма перешли к оральному сексу и садо-мазо; что дальше? Что мы еще забыли обсудить? Может, пора уже к копрофагии переходить, чего мелочиться? Но я уже боюсь такие предположения высказывать даже в шутку и в полемическом задоре. Потому что, как недавно заметила Линор Горалик, лучше не шутить: язвительные замечания вроде «они бы еще то-то и то-то запретили» очень быстро становятся реальностью.

Недавно я неосторожно брякнула в фейсбуке, что хорошо представляю себе такую же Эпическую Битву с супружеской неверностью — и быстренько набросала программу: в гостиницы селить пары только по предъявлении штампа в паспорте, рейды по кафе и ресторанам — не водит ли туда кто чужую жену, это с одной стороны; с другой — требования разрешить полигамию и узаконить браки с любым количеством партнеров; с третьей — оглушительные разоблачения и громкие каминг-ауты… Не успела я все это как следует вообразить и додумать хотя бы до размеров небольшого рассказа о тотальном контроле государства над интимной жизнью граждан, как обществу одновременно были явлены предложения по борьбе с разводами и самый громкий развод года.

Чем больше обсуждений — тем глубже общество увязает в каком-то непроходимом свинстве, прямо по Шекспиру: «валяться в сале / Продавленной кровати, утопать / В испарине порока, любоваться / Своим паденьем»… Вот Елена Мизулина высказывает идею создать правовую базу для изъятия усыновленных детей у гомосексуальных семей — и никто не видит, что серьезное обсуждение этой идеи заставляет всех участников обсуждения все глубже зарываться в чужие кровати: а как устанавливать, просто так они живут вместе в одном доме или занимаются сексом? Подруги или любовницы? А какие доказательства будут приниматься?

Какой оперативный простор создается для соседского стукачества, супружеской мести, житейского шпионажа, длинных варвариных носов в чужих замочных скважинах! Какой простор для поисков компромата, для сладострастных общественных обсуждений «бытового разложения», для громких соседских обструкций…

Деготь, перья и муравьиные кучи

Это все тоже «традиционные ценности», которые многие из нас успели застать в сознательной жизни последних лет советской власти: жалобы в партком на неверного мужа, отказы селить в один гостиничный номер супругов с разными фамилиями, утренние паспортные проверки в общежитиях в шесть утра субботы — не спит ли кто в твоей постели… коллективные походы всем классом к гинекологу (а врач потом шепотом сообщает классной, что «все девочки хорошие»), надписи на обменных картах беременных «связь вне брака»… А забраться поглубже в историю — там и другие традиционные ценности найдутся: вывешивание окровавленной простыни на всеобщее обозрение после брачной ночи, вымазывание девкам, которые себя не соблюли, ворот дегтем… у Горького еще есть очерк «Вывод»: по деревне ведут голую избитую женщину, привязанную к телеге, а муж ее бьет кнутом:

«Сзади телеги и женщины, привязанной к ней, валом валит толпа и тоже кричит, воет, свищет, смеётся, улюлюкает, подзадоривает. Бегут мальчишки… Иногда один из них забегает вперёд и кричит в лицо женщины циничные слова. Взрывы смеха в толпе заглушают все остальные звуки и тонкий свист кнута в воздухе. Идут женщины с возбуждёнными лицами и сверкающими удовольствием глазами. Идут мужчины, кричат нечто отвратительное тому, что стоит в телеге. Он оборачивается назад к ним и хохочет, широко раскрывая рот. Удар кнутом по телу женщины. Кнут, тонкий и длинный, обвивается около плеча, и вот он захлестнулся подмышкой. Тогда мужик, который бьёт, сильно дёргает кнут к себе; женщина визгливо вскрикивает и, опрокидываясь назад, падает в пыль спиной. Многие из толпы подскакивают к ней и скрывают её собой, наклоняясь над нею».

Это такое наказание за супружескую измену. Горький рассказывает дальше: за тот же грех «женщин обнажают, мажут дёгтем, осыпают куриными перьями и так водят по улице. Знал, что иногда затейливые мужья или свёкры в летнее время мажут „изменниц“ патокой и привязывают к дереву на съедение насекомым. Слышал, что изредка изменниц, связанных, сажают на муравьиные кучи».

Известно, что Горький пытался вступиться за женщину, которую водили по селу и били. Его самого избили до полусмерти и бросили на дороге, пусть не мешает отстаивать традиционные ценности: святость брака и ненависть к прелюбодеянию.

Православные яйценосцы

Как-то это все живо вспомнилось в последние выходные, когда несколько человек пришли к Госдуме протестовать против закона о пропаганде гомосексуализма — и были избиты собравшимися «православными активистами». У активистов на кадрах фоторепортажей так же сияют глаза, как у преследующих изменщицу крестьян в старом очерке Горького. И те же мальчишки прибежали поиздеваться — потому что когда есть законная жертва, мальчишкам очень приятно почувствовать себя полноправными членами стаи на охоте.

В другие времена все это, конечно, могло бы вызвать массу вопросов о том, как участие детей в очередном эпизоде Эпической Битвы с Гомосексуализмом вообще согласуется с законом о защите этих самых детей от вредной информации. Детям, восторженно избивающим участников пикета, судя по фоторепортажу, было лет 11–13; согласно закону, им нельзя предоставлять даже информацию, «обосновывающую или оправдывающую допустимость насилия и (или) жестокости либо побуждающую осуществлять насильственные действия по отношению к людям или животным».

Им нельзя давать книги и показывать кино, где есть «изображения или описания жестокости, физического и (или) психического насилия, преступления или иного антиобщественного действия», а также «бранные слова и выражения, не относящиеся к нецензурной брани». А здесь взрослые привели детей отстаивать традиционные ценности: показали им законную жертву и объяснили, что ее бить можно.

Можно еще унижать, называть «бранными словами и выражениями», можно поливать мочой и забрасывать презервативами с дерьмом. (Раньше православные активисты хоть с иконами и хоругвями являлись на такие акции; теперь с экскрементами и яйцами, чтобы швырять в людей; неужто так хочется стать моченосцами, дерьмоносцами и яйценосцами?). Можно бить лежачего, потому что ты хороший, а он плохой. Ты лучше, а он хуже. Ты правильный, а он неправильный. Значит, можно пинать ногами, обливать мочой и мазать дерьмом. Это, стало быть, и есть защита традиционных ценностей.

И ни прокуратуре, ни защитникам прав детей нет дела.

Но нет. Всеми этими вопросами можно было задаваться еще год назад, наверное, — тогда мы еще не провалились так глубоко. Мы на глазах проваливаемся сквозь историю — куда-то в девятнадцатый век, где мама Корнея Чуковского с двумя внебрачными детьми жила в многолюдном дворе, «как в безлюдной пустыне», окруженная общим презрением соседей. В семнадцатый, где молодая красавица с ребенком на руках и алой буквой на груди (А — adultress, или прелюбодейка; что меня дернуло перечитывать Натаниэля Готорна?) стоит у позорного столба под перешептывание толпы: одни говорят, что эту букву ей надо было на лбу выжечь, другие возражают:«К чему все эти разговоры о том, где лучше ставить знаки и клейма — на платье или просто на лбу? Она нас всех опозорила, значит ее нужно казнить. Разве это не будет справедливо? И в Писании так сказано и в своде законов!»

Проваливаемся еще дальше — туда, где сорок два ребенка увязались за пророком Елисеем и дразнили его плешивым. Туда, где неверных жен побивали каменьями.

И единственное, что нас может спасти от провала в тотальное свинство возбужденного улюлюканья — это память о том, при каких обстоятельствах было сказано: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень».

Кого ты должен забыть?

Нынешняя кампания борьбы за общественную нравственность сродни предложению Ходжи Насреддина «не думать о белой обезьяне». Не думать о педофилии, о гомосексуализме, об оральном и анальном сексе, о БДСМ, ни в коем случае не думать!

У Тэффи в ее части «Всемирной истории, обработанной „Сатириконом“» вот ровно об этом было:

«Город Эфес был знаменит своим храмом богини Артемиды. Храм этот сжег Герострат, чтобы прославить свое имя. Но греки, узнав, с какою целью было сделано ужасное преступление, решили в наказание предать забвению имя преступника.

Для этого были наняты специальные глашатаи, которые в продолжение многих десятков лет разъезжали по всей Греции и объявляли следующее распоряжение: „Не смейте помнить имя безумного Герострата, сжегшего из честолюбия храм богини Артемиды“.

Греки так хорошо знали этот наказ, что можно было любого их ночью разбудить и спросить: „Кого ты должен забыть?“ И он, не задумываясь, ответил бы: „Безумного Герострата“».

Общество до такой степени перегрелось, что не может уже не думать о белой обезьяне.

Инцест, педофилия, разврат мерещатся везде

Перевозбужденное общественное сознание с тем же жаром, с каким в иные времена отыскивало масонские знаки на обложках журнала «Юность» или уличало соседей в шпионаже в пользу Австралии, теперь страстно ищет крамолу где ни попадя — в детских книжках, в кино, в литературе. Для него крамола уже всё подряд — это чистому всё чисто, а нечистому всё нечисто; если где в литературе мужчины троекратно расцеловались в губы по русскому обычаю (ага, был такой обычай) — пропаганда! Если в Анне Карениной героиня подставляет маленькой дочке губу, а та «в виде поцелуя» забирает ее в рот — педофилия и инцест! И шутить опасно, и примеры предлагать опасно, потому что сегодня ты удачно пошутил, а завтра это уже закон.

То бдительное дитя найдет пропаганду гомосексуализма в неудачном пересказе истории о короле Артуре, то злоупорная мать возмутится выражением «дай-ка немного сосну» в детской сказке. Начинается коллективная паранойя, поиск вредительства, — и все это уже переходит на зыбкую почву двусмысленностей, ухмылок, скользких анекдотов, — сплошь нечистота, сплошь сало продавленной кровати, болотная трясина, которая засасывает моментально.

Бороться за нравственность запретами и наказаниями — это очень скользкий путь. Эх, не хочется предлагать Госдуме креативных идей — но что, если вслед за мужеложством и прелюбодеянием они возьмутся за чревоугодие?

Если введут национальные постные дни? И запретят продажу скоромного в дни постов? И отпускать мясное и молочное будут только по справке от врача? Если в школах будут внушать, как плохо быть толстым и как прекрасно быть спортивным и подтянутым — а жирных станет можно травить и бить? Если запретят пропаганду чревоугодия? И вырежут из всех детских и взрослых книжек и фильмов банкеты, застолья и пиры на весь мир? Если у толстых начнут отнимать детей, поскольку родители не могут обеспечить им здорового питания? (за рубежом, кстати, опека вмешивается в вопиющих случаях, когда ожирение угрожает жизни ребенка, как это было в случае Джессики Леонард). А если толстых можно будет бить на улице за то, что они толстые?

Народ с восторгом подхватит, я уверена. В соцсетях давно уже травят всякого, кто осмелился выложить на публичное обозрение свою недостаточно модельную фигуру; нет только начальственной отмашки, нет законодательной инициативы какого-нибудь вдохновенного депутата, чтобы вся Россия на несколько месяцев погрузилась в пучину безумия и предалась Эпической Битве с Чревоугодием.

Логический конец у этой борьбы за традиционные ценности очень простой: надо законодательно запретить быть плохими людьми. При этом еще надо, чтобы были четкие и понятные признаки плохих людей. И еще желательно — чтобы хорошим людям разрешили убивать плохих на месте. И вот когда все хорошие люди найдут и убьют всех плохих людей — тогда и настанет…

Не скажу, что настанет. Sapienti sat.

Читайте также: Священник Сергий Круглов: О праведном фарисействе и изгоях в Церкви

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.