Если верить некоторым современным мыслителям, в ближайшем будущем люди перестанут страдать и умирать. Последователи трансгуманизма, одного из направлений антропологии, считают высшей задачей науки создание бессмертного сверхчеловека. К этому направлению относится и крионика (замораживание тел в азоте). В России действует компания «КриоРус», которая за 10 лет работы заморозила 15 человек. Фоторепортаж о ней сейчас активно обсуждается в блогах.
Олег Игоревич Генисаретский
Насколько серьезен трансгуманизм и как к этому относиться? НС обратился за комментарием к директору Центра синергийной антропологии ГУ «Высшая школа экономики» Олегу ГЕНИСАРЕТСКОМУ
Наука и науковерие
Трансгуманизм как одно из многочисленных течений антропологической мысли заявил о себе в конце XX века и получил известность в основном благодаря интернету. Вот как сформулировано credo трансгуманизма на портале «Российского трансгуманистического движения»: «Трансгуманизм — это новый этап в развитии гуманизма, научно ориентированное мировоззрение, согласно которому современный человек не является вершиной эволюции, но, скорее — началом эволюции вида Homo sapiens… рациональное, основанное на осмыслении достижений и перспектив науки, мировоззрение, которое признает возможность и желательность фундаментальных изменений в положении человека с помощью передовых технологий с целью ликвидировать страдания, старение и смерть и значительно усилить физические, умственные и психологические возможности человека».
Глобальное сетевое сообщество трансгуманистов разделяет убежденность в том, что эволюция человека продолжается, притом во все ускоряющемся темпе. Предлагаемые сообществом «образы будущего» множатся весьма энергично благодаря тому, что проектируются с использованием доступных на данный момент технологий проектной деятельности. Боевой клич Ф. Ницше «человек должен быть преодолен» замещен у трансгуманистов не менее амбициозным, но зато политически корректным императивом «человек может быть перепроектирован». В этом смысле трансгуманизм хоть и экзотический, но типичный пример проектной антропологии.
Заглянув в интернете в обширные базы данных сообщества, вы сможете найти и примерить на себя «человека бессмертного»; «человека кремневого», расставшегося со своей липидо-белковой плотью; «человека виртуального» и вовсе телесно-бесплотного. Ну а если расширите свой поиск за пределы записных членов сообщества, то встретитесь с не менее монструозными образами «тела без органов» или с «человеком, произошедшим от нейтрино» на портале Membrana (membrana.ru — сайт, позиционирующий себя как информирующий о всех новейших изобретениях, открытиях и технологиях). Единственное, чего днем с огнем не сыщется на тысячах сайтов трансгуманистов, так это образа Homo humanus, человека человечнейшего, — даже в смысле гуманитарной антропологии и светского, секулярного гуманизма, не говоря уже о христианской антропологии Богосыновства, о человеке как «образе и подобии Божием».
Насколько опасны такие идеи и как реагировать на них христианину?
Исходя из вероучения нашей Церкви, верности ее каноническим, литургическим и богословским традициям, любая разновидность атеизма (решительного «нет» Богобытию) или агностицизма (мировоззрения уклончивого «или/или»), я думаю, должна быть решительно оценена как неприемлемая. Тем более столь амбициозная, основанная на гордыне.
Иное дело, что нам следует разделять науку как массив уже накопленного, но исторически меняющегося знания, с одной стороны, и мировоззрение, настаивающее на том, что наука — это самая прогрессивная и единственно приемлемая форма познания, с другой. Но это уже не сама наука, а своего рода науковерие.
Наука без нравственности
Традиция рассмотрения человека как живого организма, архитектурного сооружения, машины, инструмента-функции восходит к седой древности, но долгое время оставалась на периферии познающей деятельности. Она вновь вышла на публичную поверхность в сообществе европейских ученых XVII века как «социальная физика», в рамках которой человек уподоблялся физическому телу, движущемуся в поле сил притяжения и отталкивания. В XIX веке позитивизм стал проектом перестройки всей науки по образцу естествознания и в этом качестве дожил до наших дней (под именем «сциентизма»).
К началу XX века в связи с развитием математической логики параллельно стал складываться логический позитивизм, оказавший решающее влияние на развитие современной вычислительной техники и информатики. А в первой половине XX века начался победный марш позитивизма гуманитарного с его претензией изучать человека строго научными методами. Именитый социолог М. Вебер остроумно назвал весь этот процесс «расколдовыванием мира» и вменил ученому в качестве профессиональной добродетели «независимость от ценностей», но, что парадоксально, предсказал нашему времени «войну богов».
Теперь спросим себя: если эти научные работники и технологи в самом деле ценностно-нейтральны по отношению к гуманитарным, а уж тем более к религиозным, нравственным, художественным и познавательным ценностям, то чем вся эта гуманитарная эпопея отличается от печально известной «перековки человеческого материала» советских времен? По сути дела, мало чем, разве что показной поликорректностью.
Я думаю, трансгуманизм пусть и яркая, но все же пока периферийная страница антропологии. Что же касается идейных вызовов, рисков и угроз, то стоит согласиться с мнением социологов: мы действительно живем в обществах риска, кризисов и катастроф, спонтанных и намеренно инспирируемых. И каждый раз, выходя после литургического отпуста за ограду храма, взглянув мимоходом на икону Апокалипсиса или Торжества Православия, погружаемся в «море житейское», полное опасностей, защищенные не столько жизненным опытом, сколько верностью свидетельствования и исповедания веры и нашей личной опытностью молитвенно-созерцательного «умного делания». Почему оно именуется «внутренней бранью», всем хорошо известно. Я же могу лишь подчеркнуть, что, когда речь идет о вызовах и рисках идейных, а тем более духовных, от мысли требуются трезвенность, внимательность, сдержанность и терпение во много крат большие, чем в случае помыслов гортанобесия или сребролюбия.
Человек тронулся!
На переломе XIX-XX веков европейский гуманизм кое-как сохранял унаследованный от христианства посыл к возвышению человека. Но насколько одиноко звучал голос Г. Гессе, написавшего «Я верю в человека как в чудесную возможность!», во времена, поспешно названные «постхристианскими»!
Наш современник философ М. К. Мамардашвили говорил, что главная катастрофа, угрожающая XX веку, не ядерная и не идущая на полном ходу экологическая, а катастрофа антропологическая. Под аккомпанемент причитаний о самореализации человек стремительно расчеловечивается. Многими людьми перестало двигать стремление к совершенной, подлинной, прекрасной человечности. Директор Института синергийной антропологии С. С. Хоружий по тому же поводу говорил: «Человек тронулся!» Не в том смысле, что «крыша у него поехала», а в том, что с человеком происходят какие-то странные спонтанные изменения, плохо понимаемые и еще хуже предсказуемые. Французские философы П. Клоссовски и М. Фуко назвали этот процесс «трансгрессией», а английский социолог Э. Гидденс искал его социологическое объяснение в терминах «трансформации интимности», то есть, по нашему говоря, непроизвольных самопеременах «внутреннего человека».
Мы не можем со стопроцентной уверенностью утверждать, что все, о чем говорят трансгуманисты, не наука, не философия, а, скажем, утопия, новомодная контрутопия или научно-техническое фэнтези. Одно ясно с достаточной определенностью: каждая встреча с идейным явлением, подобным трансгуманизму, это тест на нашу собственную антропологическую идентичность, на способность относиться к вызовам времени «с рассуждением», как говаривали в духовных семинариях XIX века. На желание и способность защищать свои человеческие права Богосыновства и достоинство православного христианина.
