Здравствуйте, я – билингва. Я с детства свободно говорю, бегло читаю и грамотно пишу на двух очень похожих славянских языках. Я их не путаю, а суржик использую только в качестве художественного приема. Я понимаю, о чем говорится в богослужебных текстах на церковнославянском, хотя не учила этот язык. Еще я – автор и редактор в нескольких СМИ.
Впрочем, зачем я представляюсь? Прощайте. Такие, как я – вымирающий вид.
Мое детство пришлось на 90-е годы, когда до бесконечных реформ образования еще оставалось какое-то количество лет. Нам преподавали два языка и две литературы, курс зарубежной литературы был интегрирован в русскую. Обучение велось на русском – на том языке, на котором мы все говорили дома и между собой на переменах.
Для желающих в городе открылось несколько украинских школ, одна еврейская и, может быть, еще какие-то. Моя подруга Соня переходила то в одну, то в другую, но в итоге все равно возвращалась к нам – в самую обычную общеобразовательную школу номер такой-то. Сейчас она живет в Израиле, с изучением иврита «в полевых условиях» проблем у нее не возникло.
Фото: Дмитрий Горенков, photosight.ru
Меня во многом воспитали книги. Мама почти все время была на работе, выслушивать попытки учителей донести что-то до класса, когда оно с первого слова понятно, было скучно. Под партой шла своя жизнь, и единственной заботой было узнать, что же там случится в следующей главе, пока не прозвенел звонок.
С пятого класса первыми учебниками, которые открывались в конце августа, были хрестоматии. Что там интересного ждет нас в этом году? Ага, ух ты, ой-ё-ёй! То, что было интересно, без труда находилось в библиотеке. Попутно находилось еще много чего. А что неинтересно – увольте, навру что-нибудь в сочинении.
Потом в моей жизни появилась научная фантастика – наверное, прочитаны были даже не полки, а шкафы. И на закуску, уже в старших классах, дома были обнаружены «Иностранная литература», «Новый мир», «Литературная газета» — начиная с 80-х годов…
В лицее количество начало переходить в качество. У нас была замечательная преподаватель русского, которая учила нас не просто читать, а думать над тем, о чем читаешь. Татьяна Ивановна, огромное Вам за это спасибо! И спасибо за то, что разрешали мне писать нестандартные сочинения, говорить все, что думаю, и не читать критиков. Мне в жизни это пригодилось.
И Вам, Світлано Володимирівно, спасибо – за то, что требовали, чтобы все было «как положено», в сочинениях по украинской литературе были на месте тема-идея-жанр, а дальше написаны всякие правильные мысли. И за то, что заставляли учить стихи, которые мне не нравились – в знак протеста я начала писать свои.
Лет в 13 я поняла, что хочу стать великим писателем. Именно великим, да. Но потом получилось как у рыцарей чести Януша Корчака: врачом Владек не стал, зато стал хорошим санитаром. И я не стала ни врачом, на которого училась, ни великим писателем, о чем с замиранием сердца мечтала над исписанными карандашом листками бумаги, которые прятала ото всех.
Как-то само собой получилось, что мне предложили написать статью, потом еще, потом другое издание заинтересовалось, потом дали на макет журнала глянуть-покритиковать, а потом и в редколлегию включили. У редактора много проблем – и что бы интересного в следующий номер придумать, и когда эти сачки-ударники наконец-то тексты сдадут, и много чего еще. Но самая большая головная боль любого редактора – это поиск авторов.
Учитывая, что журнал мы делаем для подростков, авторов тоже ищем соответствующих: с одной стороны, чтобы уже в голове что-то появилось, чем не стыдно поделиться, а с другой – чтобы песок с них не сыпался. И я делюсь с вами своей болью: наша молодежь не умеет писать.
Не говорю даже – писать годные художественные или публицистические тексты. Я совершенно не тешу себя надеждой, что очередное желающее попробовать себя юное дарование окажется Пушкиным или Лермонтовым. Поколения, которые идут за нами, не умеют писать вообще. От них не дождёшься просто связной письменной речи без грубых орфографических и пунктуационных ошибок. О стилистических вообще молчу.
Выпускники вузов пишут такие тексты, за которые пятнадцать лет назад в средней школе ругали бы самых нерадивых моих одноклассников. При этом они даже не понимают, насколько ужасны их, осмелюсь сказать, произведения. «Вам не понравилось, а другим понравится», «ну, перезвоните мне, если понадоблюсь» — так они прощаются с человеком, попытавшимся более-менее тактично сделать разбор их полетов.
Это катастрофа.
Я знаю, что украинская молодежь в этом плане не уникальна – смс, твиттер и в Контакте грамотности и умения общаться не прибавляют явно. Но у нас есть отягчающий фактор. На востоке и юге страны детвору учат на неродном языке. А еще у наших детей украли нашу культуру.
Ребенок говорит по-русски. Ребенок пишет по-русски – но вместо «и» и «е» вставляет украинские «і» и «є». Ребенку 14 лет.
Русской литературы в его расписании мы не найдем. Зато там есть иностранная. Скажу честно – я не знаю, по каким учебникам сейчас учатся дети, но пару лет назад мне попался на глаза один из них.
«Білая береза / за моїм вікном / під пухнастим снігом / спить холодним сном», — это Есенин. Лиричненько, но где звенящая тишина, пронизывающая это четверостишие в оригинале? Где горящее на солнце серебро? Это лубок, бледная ксерокопия – но никак не художественный перевод.
А это – Пушкин: «…Дива там: лісовик там бродить, / в гіллі русалка спить бліда, / на невідомих там доріжках / сліди нечуваних страхіть…» Один московский священник, краснея, спросил меня, как переводится слово «бліда». Всего лишь «бледная», а не то, что многие подумали. Хотя у Александра Сергеевича она, может, была вполне себе румяная. И почему переводчик в невиданных зверях увидел неслыханных страшилищ – не знаю, мне они в детстве казались довольно мирными.
Откуда взяться художественному вкусу, интересу к чтению, нормальному словарному запасу и прочему подобному, если детей воспитывают на дрянных переводах гениальных текстов – причем текстов, которые они вполне способны воспринимать в оригинале? Да и часов на русскую классику в школе теперь в обрез.
Верно сказано: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек». Язык – это ключ к культуре и менталитету народа. Любой перевод, будь он хоть гениальнейший, всех тонкостей произведения никогда не отразит.
Я помню, как меня злило, что на каждом абзаце «Улисса» или «Портрета художника в юности» Джойса приходилось лезть в примечания, чтобы понять, о чем идет речь. И мне до сих пор хочется прочесть эти книги в оригинале.
Я помню, как завидовала уже упоминавшейся Светлане Владимировне, которая рассказывала о селе, где она выросла: один угол говорил по-украински, другой – по-венгерски, третий – по-румынски, четвертый – по-немецки, пятый – по-еврейски, шестой – по-польски… Когда ты маленький, и у тебя все это на слуху, перед тобой открываются огромные возможности: стать полиглотом практически без труда.
Немного позже я поняла, что мне тоже здорово повезло: русскоязычное окружение в Донецке и украиноязычное – летом у бабушки с дедушкой, возможность читать книги на обоих языках… Как результат – не только отсутствие проблем с этими языками во время учебы и бонусы, пожалуй, на всех работах, на которых мне довелось поработать.
Я помню свой детский восторг, когда мне попалась какая-то белорусская сказка о мядзведзе, и я обнаружила, что понимаю и могу пересказать практически весь текст. И помню тот же восторг, когда в двадцать лет эта история повторилась с молитвословом на церковнославянском.
Умные и богатые люди во все времена стремились научить своих детей иностранным языкам. В нашей стране множеству детей пытаются навязать неродной язык в качестве языка общения, родной – объявить иностранным и сделать все, чтобы глубже бытовой лексики они его не знали. Мне это непонятно.
И еще один момент. Впервые поднять глаза к небу и поискать там третье измерение собственной жизни меня побудили не родители, не учителя, не встретившийся священник или проповедник, а герой книги. Правда, герой совершенно особый.
В восьмом, кажется, классе мы проходили отрывки из жития Преподобного Сергия Радонежского. Для меня это был настоящий шок. Его жизнь была не похожа на ту реальность, в которой жила я, его мотивы были мне непонятны, но сквозь строки его жития из хрестоматии по русской литературе бил свет, и в этом свете хотелось остаться навсегда.
Я не знаю, чему нынче учат детей на предмете «Основы христианской этики в украинской культуре». Но я смотрю на детей моих друзей, на моих учеников в воскресной школе, которые не понимают простеньких аллюзий на самые основные литературные произведения, которым не придет в голову обидеться, если их обозвать митрофанушками…
И мне очень хочется сказать: дорогие реформаторы и законодатели, верните, пожалуйста, все на свои места. Стране нужны образованные, культурные люди, умеющие находить общий язык не только друг с другом, но и с соседями. А мне нужны авторы. И когда-нибудь я хочу уйти на пенсию и не переживать, что встать на мое место будет некому.
Читайте также:
Прот. Георгий Коваленко, свящ. Димитрий Шишкин, архим. Аввакум (Давиденко). Украинские священники о русском и украинском
Прот. Андрей Ткачев. В Украине нет споров о филологии
Прот. Андрей Дудченко. Языковой проблемы в Украине нет
Свящ. Александр Овчаренко. О русском языке замолвите слово…
