Портал «Правмир» продолжает серию экспертных интервью с ведущими представителями отечественной журналистики, центральная тема — происходящее в обществе и Церкви сегодня. Существует ли информационная война против Церкви? Кто ее ведет? Как ей противостоять? Где искать точки начала диалога? На эти вопросы отвечает журналист Владимир Мамонтов.
Владимир Константинович Мамонтов — публицист, президент редакции газеты «Известия», директор Фонда «Разумный интернет«. Ведёт авторскую колонку в Интернет-газете «Взгляд».
Читайте также:
Аркадий Мамонтов: О нетворческом кощунстве, информвойнах
и московском обществе с чулками на голове
Елена Зелинская: Сбавим тон
«Не такое» православие
Владимир Мамонтов
— Что изменилось за последние девять месяцев в отношении Церкви и общества?
— Произошла драматизация отношений. Словно пришел опытный, по-своему талантливый, но злонравный режиссер – и превратил будни в театральный спектакль. Мистерию-буфф.
Но это о форме. Если о сути, то… Что значит общество? Общество неоднородно. Винегрет течений, направлений, групп.
У нас страна сложная, меж Востоком и Западом, холодом и жаром, роскошью и нищетой. Очень протяженная и незаселенная. И в этом геополитическом поле Православная Церковь, безусловно, всегда была (с разной степенью силы или ослабленности) одним из самых важных духовных силовых полей, которые стягивали пространство. Понимая это, даже такой мастер борьбы с христианством, как семинарист Сталин, в критическую минуту допускал полеты на самолете с иконой над линией фронта: не оттого, что сам в Бога верил, а оттого что знал, как это важно для тех, кто верит.
Сегодня войны, к счастью, нет, но нет (или чудится нам, что нет) и критической надобности сплочения. И потому у каждой из общественных групп возникли свои отношения с Церковью, с теми или иными ее представителями.
Еще вчера люди, которые казались мне образцами ясного понимания православия, христианской морали, внезапно оказались рефлексирующими и сомневающимися. В условиях тотального медиа-давления по поводу небезызвестной женской панк-группы одни вдруг как-то размякли, другие засуетились, третьи начали не по чину метать громы и молнии…
Это означает, что внутри каждого живет свое понимание веры, свое понимание православия и его места в жизни. Испытания совершенно по-разному резонируют в каждом.
Парадокс в том, что это к лучшему.
Направленная провокация, построенная на предельном отрицании всех Божьих и людских заповедей, не вызвала в людях согласованного, единообразного отклика. Не приобрела разрушительный характер. Когда рота солдат идет в ногу, резонанс может быть настолько сильным, что способен развалить мост. Опасность не отменяется, даже если хором все осудят то, в чем и вправду надо разобраться: а что, собственно, мы осуждаем?
У нас ничего не развалилось, хотя встряска оказалась серьезной. Но ее итоги для каждого, для тех или иных социальных групп разные. Одни только крепче в вере стали, другие, для которых принадлежность к православию была, скорее, очередным выходным костюмом, возможностью попасть в ту или иную тусовку, быстро помчались за «либеральным трендом». И если вчера их нельзя было вытащить из церкви и на лбу виднелось багровое пятно от постоянного осенения себя крестным знамением, то сейчас оказалось, что Православная Церковь «какая-то не такая, чего-то мы в ней разочаровались». Другие граждане – задумались, четвертые – Достоевского перечитывают.
Наша интеллигенция всегда имела склонность пофрондировать. И потому в советскую пору любила себя попричислять к православию. Ведь Церковь была гонима, а значит, вера вписывалась в интеллигентскую фронду. Православными они считали себя тихонечко, (в отличие от тех, кто действительно переносил тяготы) на даче, в кругу друзей. Эти люди собирали иконы, приезжали припасть к гармонии храма Покрова на Нерли, поохранять его. И даже в журнале могли что-нибудь аккуратно написать об этом, а затем годами говорить о своей смелости.
Но случилось так, что Русская Православная Церковь воспряла, претендует на очень серьезную роль скрепы в обществе. Властью не преследуется. Власть, напротив, нарочито демонстрирует свою принадлежность церкви. И все – тут же оказалось, что православие стало «не таким».
И те, для кого Церковь была одним из инструментов оппонирования власти, сегодня отцепляются от нее. Чтоб не мешала и не путалась. А самые радикальные вступают в местное ополчение той глобальной кампании, которая ведется в рамках борьбы с усилением России в целом.
Писсуар Дюшана, но с крестом
— Что общество, пусть и не цельное, ждет от Церкви?
— Всем нужно разного.
Есть люди, которые, например, остро восприняли ситуацию с женской панк-группой. Им кажется, что надо было бы с женщинами обойтись помягче и что это могла сделать Церковь. Я согласен: не хочется, чтобы женщины-матери в тюрьме сидели. Но что делать, если это – предписание закона? Дальше можно комментировать, плакать, требовать изменить закон, возмущаться, сожалеть. Может быть, под таким воздействием закон изменится – станет более жестким или более мягким. Но все-таки прежде всего нужно слушать закон… И не связывать его применение напрямую с Церковью.
Некоторая часть людей хочет, чтобы выступление девиц было причислено к провокативному искусству. А на искусство нельзя с полицией! Получается, искусство за решеткой!
Ах, это искусство? Ах, вы им премию Василия Кандинского обещаете? Хорошо же! Тут же появляются люди, которые на волне признания непонятно чего искусством, начинают пилить кресты и делать всевозможные антиклерикальные непотребства, глумливо заявляя, что это священная жертва Аполлону и они практически с Пушкиным на дружеской ноге. Писсуар Дюшана, но с крестом. Интеллигенция начинает вздыхать, что это уже перебор.
Минуточку. Вы вчера прокладывали ковровую дорожку девицам, которые плясали в храме и кричали разные богомерзкие слова. Некоторые прошли по этой дорожке чуть дальше. Как здесь определить границу, что допустимо, а что нет?
Это напоминает мне борьбу нашего удивительного мира с педофилией. В безбожном, безопорном мире уже все возможно: мужчина с мужчиной – пожалуйста, женщина с женщиной – на здоровье. Во всех мыслимых вариациях и комбинациях возможно! В кино и дома. И тут выступают совершенно уже адские персонажи, которые все это прошли уже и говорят: так, а почему с детьми-то нельзя? В ответ раздается запоздало лицемерный и делано возмущенный ор: «Как? С детьми? Это же дети!». С утра до вечера потакать «свободам» и обеспечивать новому поколению светлое будущее, в котором за странной гранью восемнадцатилетия их ожидает «поцелуй везде» и римская империя времен распада – это можно? Разумеется, возникают глумливые рожи и начинают вспоминать про возраст Джульетты или няни Татьяны Лариной, когда ее выдали замуж… Изумленная, все та же интеллигенция открывает рот и не знает, что возразить, и уже готова согласиться, как Велюров в «Покровских воротах»: а, может, времена действительно изменились? Вот что происходит, когда у людей нет прочной нравственной основы. Они движутся туда, куда их век ведет.
И от Церкви им на самом деле ничего не надо, они просто не хотят слышать ее голос: он им мешает реализовывать свое, нутряное; нет там православию места, зацепиться ему не за что.
«Еще и верить надо»
— Как вы оцениваете ту ситуацию, которая сложилась сегодня в информационном пространстве?
— На фоне массовки, изображающей или доподлинно испытывающей интеллигентские метания, с Русской Православной Церковью идет целенаправленная борьба. Самая яркая форма этой борьбы – информационная война. Кому это нужно? В широком смысле всем, кто играет на ослабление России. Те, кто сегодня ведут ту войну, ранее не были так активны: думаю, побаивались, кто-то команды «фас» ждал… А война, в том числе информационная – это поиск слабых мест противника.
Мне, как православному, не особенно приятно это говорить, но слабые места – есть, и они используются – жестко, профессионально. Когда, например, пьяный священник гоняет на роскошной машине по городским улицам – это авторитету Церкви не служит.
— Как нужно защищать Церковь?
— Нужно уметь давать отпор… Я, например, совершенно не собираюсь проигрывать. Я, гражданин своей страны и созвучного мне мира, чувствую себя так, будто нахожусь на территории, которая завтра может быть оккупирована. И мне этого не хочется.
Каков же должен быть отпор? Прежде всего не заученным. Не из обветшавших клише. Когда на чем-то пытаются поймать Патриарха, — это всякий раз требует ответа, интеллектуальных усилий, контригры. Нельзя махнуть на это рукой. Понимаете, пока те, кто клеймит Путина и его режим, развлекаются с мороженой курицей, Путин летает со стерхами. Одни птичками щебечут в «Твиттере», а он летает рядом с журавлями. Это ответ. И он услышан, поверьте.
И еще важно: только осенить себя крестным знамением и выйти на врага — этого маловато. В известном фильме про вампиров герой, пытаясь победить чудовище, в качестве последнего способа достает крест и направляет на вампира, думая, что победа неизбежна. Однако чудовище ехидно ему говорит: «Нет, дорогой, этого мало. Еще и верить надо». Это очень важный момент.
Тот, кто собирается писать на тему защиты Церкви, интеллектуально воевать, должен делать это искренне. Тогда в его тексте, в его аргументах будет подлинность. Прежде всего, нам нужно заглянуть внутрь себя. Ты понимаешь, что Достоевский сказал фразой «Если Бога нет, то все дозволено»? Ты знаешь, кто такие братья Карамазовы, все четверо? Ты вообще много знаешь? Глубина – вот что несет гибель нашим новым антикрестоносцам. Вытащить их надо на тонкий лед Чудского озера, как святой Александр Невский!
Вот сейчас той женской панк-группе собираются давать премию Василия Кандинского. Мне от этой информации нехорошо. Кандинский – один из моих любимых художников. Почему я должен отдавать его этим эпатажницам? Но я знаю людей, которые говорят, что переживать надо было бы, если бы им премию имени Шишкина вручили, а тут – Кандинский! Ничего, можно. Он абстарактист. То есть люди не понимают, кто такой Кандинский, не знают его пути, работ разных периодов. И что, его «Ахтырку», с пронзительной церковью на берегу, его «Рок. Купола» — вот все это богатство тоже положат в подол этим сомнительным барышням?
Василий Кандинский. "Рок. Купола". 1909
А иногда можно вообще промолчать, не заметить. Одна коллега напомнила мне, как еще в прошлом веке на редколлегии в газете «Комсомольская правда» молодые журналисты из отдела культуры принесли тексты об Александре Бренере и прочих «акционистах». И вот строгие дяди из редколегии, в том числе я, сказали им: «Давайте, вы не станете об этом писать и не будет никакого Бренера». И ведь действительно, Бренер, мягко говоря, не самая известная фигура у нас в стране.
Также для того, чтобы победить, нужно быть современными людьми. Иначе будет смешно и бесперспективно. Если мы выйдем в древних латах на бой, нас победят, а мы и не заметим.
Я не собираюсь защищать православие как бородатого дедушку на облаке, мечущего молнии. А ведь наши защитники иногда так говорят, приводят такие аргументы, что лучше бы помалкивали.
Неплохо изучить опыт братьев-христиан. Православная Церковь попала под огонь недавно. А, например, католики, воюют уже очень давно. И им предъявляют обвинения гораздо более серьезные, чем часы Патриарха. Вот неплохо к ним за забор заглянуть, а как они отражают подобные атаки? Говорят, что плоховато. Ну, тогда не будем хотя бы повторять чужих ошибок. Выступать в защиту добра – в этом гигантский вызов, это требует знаний, веры, живости ума и свежести чувств, это не скучно. Мировое христианство сейчас в известном кризисе, и — опять парадокс — это заводит, должно по крайней мере заводить его сторонников.