«В бальной юбке и модельных туфельках шла по лесу»
Наталья, 22 года:
— Впервые я стала вожатой в 19 лет. Лагерь стоял у воды, на берегу большого озера. Жили дети в больших армейских палатках. Спали в спальниках на настилах. Под настилами обычно хранили рюкзаки. Кто поопытнее, брал с собой подвесные шкафы и перекладывал вещи в них.
Обычно у вожатых при себе немного конфет, чтобы поддержать ребенка, которому внезапно нужно что-нибудь сладенькое, а обед нескоро. Брать заначки в лагерь запрещено, но все дети всегда берут. Прячут конфеты и печенье в рюкзаках. Печенье обязательно крошится, конфеты размокают и прилипают ко дну сумок. В какой-то момент, ближе к концу смены, я стала слышать по ночам писк и шуршание. Списывала все на лесные шорохи. А потом в сумке одной девочки мы обнаружили целое мышиное семейство. Мыши подъели недоеденное, свили гнездо и вывели потомство.
Если девочки в большинстве чистоплотны, то пацаны пренебрегают в лагере душем почти всегда. У нас была душевая, но мальчики, как выяснилось, в нее не заглядывали. Они много купались в озере и не считали душ надобностью. Однажды мы с напарницей наблюдали, как ребята вынесли соседа из палатки и бросили в воду, чтобы наконец-то освежился.
В порядке вещей было услышать обсуждение среди 12–14-летних подростков, сколько дней можно носить одни и те же трусы. Помню, парень доказывал соседям, что минимум четыре раза: задом наперед и вывернув наизнанку. При этом дело было не в экономии вещей, как можно подумать, а в «зачем по-другому» и «а вы не так делаете?» Носить одну и ту же одежду всю смену — это особый прикол мальчиковой части лагеря. Но и за девочками приходилось следить.
В лагерь часто приезжают дети, которые без напоминания не будут сами переодеваться. Им нужно регулярно говорить об элементарных вещах: умыться, почистить зубы, надеть теплую кофту и носки, если на улице прохладно. У меня была девочка в отряде, которая вытирала утром лицо тем же полотенцем, что ноги после купания.
А еще дети, независимо от возраста, не ценят вещи. Разбрасывают по лагерю (где снял, там и бросил), и после смены мы собирали горы забытых вещей в кучу и устраивали фотосессию для родителей.
Можно представить любой предмет — от носка до спальника — и он гарантированно будет оставлен в лагере.
Погода летом непредсказуемая. Бывает слякоть, грязь и дождь всю смену. Детей привозит автобус, а потом с рюкзаками до лагеря им нужно идти по лесу со всеми вещами.
Помню, меня впечатлила девочка в белоснежной, практически бальной юбке и модельных туфельках, которая шлепала от автобуса по лужам, едва придерживая подол. Про себя я думала: «Сколько же эта юбка проживет и есть ли с собой у ребенка что-то более подходящее?»
Потом оказалось, что это дочка довольно известной блогерши. Дети на картинках в блоге всегда идеальные и эстетичные. В жизни все оказалось иначе. Эта девчонка забывала умываться, ходила нечесаная, в грязной, но дико модной одежде. Когда ребенку пять лет и он отказывается мыть голову, это я могу понять, но когда ему 12 лет, то это выглядит странно. И рюкзак она собирала явно сама, поэтому там было очень мало из списка обязательных для лагеря вещей. Вообще, мне даже в голову не могло прийти, что ребенок может быть абсолютно не подготовлен к жизни в полевых условиях.
Самое сложное для вожатого — вовремя заметить, как рождаются группировки, настроенные конфликтовать. Например, у меня в отряде были три милые ласковые и веселые, ну просто замечательные девчонки, как мне казалось. Они были послушными и откликались на любое задание. Просто чудо, а не девочки. Но очень быстро я поняла, что все трое довольно токсичны.
Они выбирали себе жертву и начинали нападать. Причем жертвами могли быть девочки значительно старше их, так как отряд у нас был смешанный по возрастам (от 12 до 17 лет). Они говорили гадости в лицо и за глаза, подшучивали, прятали вещи, сплетничали. Кто-то из старших не давал спуску, а кто-то оказывался в сложной ситуации.
Мне повезло, что я довольно рано заметила попытки буллить других и пресекла это. Предупредила, что кто-то из девочек может очень скоро уехать домой, кто-то — оказаться в другом отряде, главное, родители и руководство будут поставлены в известность. Это мне тогда помогло.
«Может, мы ей битого стекла на порог насыпем?»
Марина, 23 года:
— Впервые в лагерь я поехала от пединститута. Мне было 18 лет, я окончила первый курс и прошла инструктаж в школе вожатых.
Лагерь был под Подольском, рядом с кладбищем. Подростки регулярно через кладбище сбегали погулять с местными. Я долго не могла к этому привыкнуть.
Родители в выходные могли навещать детей. Кто-то забирал на пару-тройку часов погулять, в кафе сходить. Но обычно привозили детям кучу любимой еды типа бургеров, колы, картошки фри. Лагерная еда обычная: рис и гречка, борщ, котлеты, компот. Короче, после таких встреч с близкими организм с фастфудом не справлялся.
В больничном изоляторе часто лежали еще и те, кому родители привозили объемные передачки с мармеладом и колбасой.
Обычно мы забирали все и прятали в кладовку. В определенные часы дети могли попросить, чтобы выдали что-то из их запасов. Но еще чаще мы находили припрятанное в шкафах, под подушкой, в вещах. Заначки лежали вперемешку с одеждой, в том числе грязной. И это не у малышей (младшим в отряде 11 лет), а у вполне себе взрослых 15-16-летних пацанов. Они точили колбасу ночами, а недоеденное находили мы с напарником во время проверки порядка в комнате.
После первой в жизни смены, когда вернулся домой, ночью вскакиваешь. Выбегаешь из комнаты, стоишь посреди кухни с вопросом: «Где дети? Сейчас проверка будет, они что, сбежали?» Или скручиваешь волосы привычно в пучок и кричишь спросонья: «Лунин, собирай всех на свечку».
Подмосковный лагерь был от детской организации. Все ребята примерно понимали порядок мероприятий и устройство лагеря. Моя вторая смена была в лагере на море в пансионате отельного типа. Шведский стол, санузел в комнатах на четверых.
Первым впечатлением стала толпа в 25 человек, которых нужно посадить в самолет, а я сама впервые лечу. Стоим в аэропорту, у меня куча папок с документами, дети разбегаются, так еще и чемоданы родители выбрали лучшие, чтобы все влезло. Помню девочку десятилетнюю, крошечку совсем, у которой чемодан был выше ее. Я сама миниатюрная и еле взгромоздила его на транспортную ленту.
Родители запасают детей вещами на все случаи жизни, но про нюансы, которые есть у ребенка, почему-то сообщить вожатому забывают. Так, у меня был достаточно специфичный парень в отряде, лет одиннадцати. Во-первых, он боялся заходить в воду, «потому что там гады, ядовитые чудовища» и ребята по этому поводу подшучивали над ним. Во-вторых, у него были оттопыренные уши и высокий голос. Короче, подростки постарше дали ему прозвище Гремлин.
Днем в лагере тихий час. Кто-то спит, кто-то стирает, делами своими занимается. Я в душе была, и тут за мной прибегают дети. В другом конце этажа ссора. Подростки переругались из-за розетки — кто первый гаджеты свои будет подключать. Я в халате, с полотенцем на голове беру того паренька и иду с ним беседовать.
И вдруг он мне говорит, что убил бы за такое. Сижу, не шевелюсь. Выдох и вдох. Начинаю с ним про компромисс говорить. А он мне: «А Хиросиму и Нагасаки помните? Что насчет компромисса?» Не знаю, что ему ответить. А он уже в Библию ушел, про Ветхий Завет говорит, око за око.
Это был самый долгий в моей жизни тихий час. Мы договорились, что убивать никого нельзя.
Вообще, мне везет на приключения. На второй день смены мой напарник сломал ногу. Быстро стало ясно, что нужна замена. Сижу на планерке вечером в вожатской, и тут называют имя моей новой напарницы. Я знала ее по лагерю в Подмосковье. Она была ребенком в моем отряде.
В один из дней детей повезли на экскурсию. У меня был выходной. А напарница с еще одним вожатым сопровождала детей в город. У ребят был свободный час на покупки сувениров для родителей. Обычно при входе в автобус все покупки собирают и раздают в конце смены, а тут она собрала, но, видимо, не все. Вечером у детей мероприятие, а нам объявили срочный сбор по вожатому от отряда.
Оказалось, что старший вожатый провел обыск в комнатах после поездки в город на предмет сигарет и алкоголя. Мало того, что нашли початые бутылки, фанатские металлические дубинки, но еще и катану! Целую катану.
Начинают описывать комнаты, руки мои потеют, понимаю, что все комнаты — мои. И даже догадываюсь, кто обзавелся колюще-режущим предметом. После случая с ножом того парня я переселила к ребятам постарше со словами: «Берегите себя. Чем чревато, знаете».
Иду в комнаты разбираться, а он там заперся и никого не пускает. Потому что во время обыска все перевернули в комнате и мой герой не может найти не только катану, а еще и бусики, которые бабушке купил. Спас нас парень-оформитель. Он во время смены нашел общий язык с подростком и уговорил открыть дверь.
Вообще, после той смены мне расхотелось быть вожатой. Помню, у меня был ночной обход. Нужно было проверить территорию и посмотреть, все ли нормально, не сбежал ли кто. Иду и вижу, как мои парни 15–16 лет на простынях спускаются со второго этажа. Первый цокольный, высокий, то есть второй этаж — это как третий, а внизу бетон. Стою, не дышу, молюсь, чтобы никто не свалился.
А еще ночами они натягивали на голову футболки, бегали по коридорам. Играли в черепашек-ниндзя, дрались подушками. Однажды нарвались на начальника смены. Везучий у меня был отряд. После этого я стала ночью по коридорам обход делать по два-три раза. Ходила босиком, тихо. Однажды слышу — не спят. Темно, глаз выколи. Я вошла в комнату и на кровать села. Один парень это заметил, притих. А второй ему: «Сань, Сань, что ты молчишь? Слушай, а может, мы ей битого стекла на порог насыпем, чтобы было слышно, что идет? Как думаешь, Сань?» — «Насыпь, дорогой», — отвечаю за Саню. Бегал потом за мной, извинялся.
Последний день был самый тяжелый. В одной палате балконную дверь разбили, апельсинами от безделья потолок закидали.
В другой — угомониться не могли. Прихожу, спрашиваю:
— Чего тут у вас?
— Да у меня барабанная перепонка лопнула.
— Класс, — говорю, — а как?
Оказалось, в час ночи пацаны друг друга по уху ладонью били, играли. Барабанная перепонка и правда лопнула, а нам утром в самолет…
В аэропорту я к бабушке того мальчишки, который нож хотел с кухни взять, подошла. Не имею же права диагнозы ставить, поэтому аккуратно так говорю:
— Возвращаю вам внука в целости и сохранности. Были у нас проблемы некоторые. Ну вы же знаете про особенности внука?
— Ну да, конечно.
— А сказать вы об этом почему не захотели?
— А зачем? У нас все нормально, проблем нет.
Стою и думаю про себя: «Да, вожатые — это самая незащищенная категория педагогов. Ответственности вагон, защиты никакой».
«А я решил, что аллергия прошла»
Николай, 23 года:
— Для меня самым сложным в работе вожатого было следить за детскими аллергиями. Я сам всегда панически боялся аллергии, прекрасно понимаю серьезность проблемы. У меня были смешанные отряды от 12 лет. Дети значения этому явно не придавали.
Однажды в отряде у меня оказался парень, у которого аллергия была на половину еды, которую готовили в лагере. Старший вожатый говорит: «Следи за ним постоянно. У детей почему-то так работает, если они в новое место приезжают, то уверены, что аллергия прошла».
Я прихожу в столовую, вижу этого пацана, у которого аллергия на морковь и бананы, как минимум, а он сидит и уплетает их просто за обе щеки.
«Ты же знаешь, что у тебя аллергия. Какой смысл так поступать, тебе же потом плохо будет», — говорю ему. А он реально отвечает: «А я решил, что она уже прошла». Мы с ним сразу побежали в медпункт, врач ему дал какие-то препараты. Вроде пронесло. Но я всю смену следил за ним и еще одним парнем, у которого аллергия почти на все, кроме макарон и черного хлеба. Он ел его на завтрак, обед и ужин. Мы как-то условились с ребятами, что запрещенные им продукты будут стараться обменивать: банан на яблоко, например.
Подросткам в лагере сложно. Жизнь у них активная, энергии тратят много, и потому им постоянно хочется есть. И хотя кормят хорошо, многие даже поправляются за смену, но тут группа голодных подростков взломала склад с едой. Сняли большой амбарный замок. Не помню, что именно съели, может пирожки, а может конфеты, но их отправили на день в штраф-отряд.
В штраф-отряд попадают за мелкие или не очень мелкие провинности: ушел без спроса с территории лагеря, вырезал похабщину на березе. Помню, в штраф-отряд отправили мальчиков, которые сломали перегородки в туалете. Перегородки довольно нелепые были, из дешевого пластика, легкие. Сначала парни их расписали, потом начали делать дырки и переговариваться через них. Кто-то продолжил начатое и выломал перегородку с ноги.
Еще меня всегда сильно удивляло, что родители отправляли в лагерь у воды детей, которые вообще не умели плавать. Не младенцев, а пацанов 14-летних.
Они меня не сильно младше, и я не тренер по плаванию, но мне приходилось учить вещам, которым вполне могли научить родители еще в детстве. Учитывая, что жизнь у воды в летнем лагере — основное времяпрепровождение, для меня неумение плавать казалось дикостью. Я искренне считал, что родители безответственно относятся к детям.
А еще у меня был в отряде ребенок, которому родители запретили заходить в воду. По той же причине: «А вдруг утонет, плавать же не умеет». Парню 12 лет, он, может, и хотел бы купаться, но родительский запрет был сильнее. Вообще, пары дней достаточно, как оказалось, чтобы научить подростка плавать.
А еще было забавно, когда у меня в отряде оказался парень, который спал с единорогом. Он привез большого, плюшевого, яркого единорога и засыпал только с ним в обнимку. Парень был необщительным, молчаливым. К счастью, в моем отряде собрались хорошие дети. Обычно подростки, если видят человека с особенностями, пытаются его поддеть или обидеть. Часто не видят границ и начинают очень жестко шутить. Но этого пацана за единорога не троллили, хотя я очень переживал, что могут начать.
«Уже можете отдать телефон?»
Максим, 21 год:
— Я был вожатым в городском лагере при районном доме творчества. Там масса классных занятий от капоэйры до шахмат, от карате до детского телевидения.
Вожатыми на лето становятся педагоги. Я сам здесь занимался лет с 14, а после первого курса пошел преподавать. Летом пригласили подрабатывать помощником вожатого, потому что лажу с детьми, могу их заинтересовать.
У меня был отряд из 20 человек, я вел дополнительно занятия, учил снимать и монтировать видео. Мне казалось, что это дико интересно, раз ребята записались в кружок. Но нет. Записывают родители, именно они часто определяют, что интересно ребенку, а что нет. Я детям про телевидение и монтаж, а они — «давайте в мафию», «мне скучно», «пошли в волейбол». И вместо занятия у нас был один шум.
Дети приходят на целый день: завтракают, обедают, ужинают. У них полноценная программа с мастер-классами. Вечером интерактив: фильм, квиз, химическое шоу или большая игра.
У меня в отряде была девочка, которая с мероприятий уходила. В один из дней я пошел за ней на второй этаж. Оказалось, она сидела рисовала. Стал спрашивать, почему все время уходит. Оказалось, она из детского дома, сменила четвертую семью, пережила домашнее насилие и школьный буллинг. Глубоко травмированный ребенок. Теперь попала в дом к богатым людям, которые решили, что ей нужен городской лагерь.
Ей было 13 лет, но по всему видно, что интеллектуально она сильно взрослее. В лагере ей было скучно, со сверстниками совсем неинтересно. Общение с ней вызвало во мне болезненное чувство. Неприятно было, что про нее никто и ничего не рассказал, не объяснил, как с ней взаимодействовать, чем можно заинтересовать и каких тем нельзя касаться. Всю смену она развлекала себя в основном сама и избегала остальных детей. В конце подарила мне прикольную аппликацию из листьев, которую сама сделала. Для меня было неожиданно, что родители вообще не рассказывают о своих детях ничего. И ты просто интуитивно начинаешь понимать, что ребенку нужна поддержка.
Другой проблемой стала зависимость. Дети постоянно забывали свои гаджеты в раздевалке и канючили, чтобы я им их принес.
Им все было неинтересно, кроме телефона. Парням даже спорить и драться, доказывать свою правоту в чем-то друг перед другом было скучно. Только бы уткнуться в телефон и ничем не заниматься.
Я приносил им камеры со стабилизатором, зеркалки, мыльницы. Учил снимать шортсы, монтировать их. Девочки хоть сколько-то проявляли любопытство, а у мальчиков, чем старше, тем меньше заинтересованности. Мне даже начало казаться, что жизнь вокруг вообще им безразлична. Вне занятий я предлагал — «а давайте сделаем флешмоб», «а давайте почитаем», «потанцуем под хит, запишем видео». В ответ апатия и «это ску-у-у-учно», «не хочу-у-у, дайте телефон». Короче, потупить всегда были рады.
Но если дело касалось подвижных игр, футбола, волейбола, пряток, вышибал, салок, то совершенно иначе дети себя вели. Тут же вовлекались, включались. Спорт и компьютерные игры — на ура.
Самым адекватным отрядом был тот, в котором собрались ребята, профессионально занимающиеся шахматами. Там активные были все и во всем. Я мог только восхищаться работой их педагога.
Главное мое ощущение от работы в лагере, что у нынешних детей мотивации ноль. Помните осла из «Шрека», который каждую секунду спрашивает: «Ну что, мы приехали?» Дети в моем отряде только и бубнили: «Уже можете дать телефон?»
Фото: freepik.com