Не секрет, что сказки могут рассказать иной раз немало интересного не только детям, но и взрослым. Причем — о них самих. Последний, уже четвертый, «Шрек» («Шрек навсегда» / Shrek Forever After, 2010), который вовсю шел в российском прокате, адресован, пожалуй, в равной степени как юному зрителю, так и аудитории за тридцать. Конечно, последняя не обнаружит в нем глубоких метафизических открытий, но юмор этой комедии и, главное, ее темы окажутся парадоксально любопытными и для дошкольников, и для их уже немолодых родителей.
Разница в том, что дети, скорее всего, увлекутся зрелищной стороной и фабульными поворотами, а взрослым придется по сердцу основной сюжет — жестокий кризис среднего возраста, приведший к драматическим последствиям и буквально вынудивший главного героя героически его преодолеть. Напомню вкратце предысторию нынешнего квадриквела. После треволнений, связанных, загибаем пальцы: 1) с покорением принцессы Фионы (поцелуй любви, расколдовавший пленницу), 2) с самоидентификацией (свирепый огр-людоед превратился в миролюбивого, сознательного члена общества), 3) с победой над всяческими интриганами, стремящимися разрушить счастливый союз Шрека и Фионы, — наступила счастливая семейная идиллия.
Теперь у Шрека любящая жена и трое детишек. Каждый день зловонного зеленого великана, готового разорваться от нежности к своим домашним, будят его очаровательные дети; каждый день они хором срыгивают, вызывая родительское умиление; каждый день жена повторяет одни и те же шутки; каждый день Шрек меняет пеленки и, выходя во двор своего дома на болоте, смиренно служит проезжающим мимо туристам местной достопримечательностью — некогда лютым, а нынче прирученным цивилизацией монстром, живым, но абсолютно безопасным. Чтобы не сказать стерилизованным.
Но семейное счастье начинает приедается Шреку; в нем просыпается ностальгия по славному хулиганскому прошлому, когда не было никаких обязанностей, его боялись и он мог позволить себе любые развлечения, совершая набеги на жалкие людские города. Вдобавок теперь от Шрека всем постоянно что-то нужно: жена непрерывно требует помощи по хозяйству; люди — чтобы он, словно игрушка-аттракцион, развлекал их детей «настоящим рыком огра». Словом, Шрек оказывается на грани нервного срыва и однажды портит всем семейный праздник, в результате чего нарывается на серьезный разговор с женой. Понять супруги друг друга не могут – точнее, понимают слишком хорошо, даже лучше, чем нужно: Шреку хочется отдохнуть от семьи, хотя он и боится себе в этом признаться.
Как известно, опасность желаний именно в том, что они исполняются. Коварный карлик Румпельштильцхен возникает в нужное время и в нужном месте. Заскучавший семьянин не желает возвращаться домой, и этот рейдер (а в альтернативной реальности еще и отец нации — см. эпизоды с его правлением и телеэфирами) предлагает Шреку то, чего тому так не хватает, — целые сутки настоящего холостяцкого счастья. Как и все мы в аналогичных обстоятельствах, главный герой не удосуживается прочесть «условия контракта», написанные, конечно же, особенно мелким шрифтом, и в итоге после умеренно разудалого дебоша ему остается один-единственный день (в который, впрочем, втиснуто огромное количество событий), чтобы вернуть свою семью и избежать грядущего уничтожения. Отчаянная попытка обрести утраченное и составляет сюжет четвертого «Шрека».
Именно этим волшебным, но нешуточным и по сути мужским характером истории и объясняется, скорее всего, гораздо лучший прием нынешней картины и у зрителей, и у критики — по сравнению с ее предшественницей, куда более умиротворенным и благостным «Шреком 3».
Надо напомнить, что гордое отличие этого проекта от многих других полнометражных мультфильмов-блокбастеров состоит в том, что в нем на фоне сказки Уильяма Скейга (включающей мотивы из братьев Гримм и других источников) то и дело обыгрываются совершенно недетские темы.
Вспомним, например, недобрую иронию авторов первого «Шрека», понятную лишь взрослым: любовь в этом фильме превращает не лягушку в красавицу, а красавицу — в чудовище, то есть полуженщину-красотку Фиону — в окончательную самку огра. Другая замечательная особенность франшизы, к сожалению полностью утонувшая в русскоязычном дубляже, — ее богатый мультиэтнический подтекст.
Практически каждый герой этого сказочного эпоса — символический представитель не только определенного социального сегмента, но и того или иного национального меньшинства. В частности, Шрек говорит голосом Майка Майерса («Остин Пауэрс») с нарочитым шотландским акцентом, символизируя реднека или, согласно некоторым версиям, иммигранта второго поколения с проблемами адаптации; Осла озвучивает чернокожий комик Эдди Мерфи с его характерными интонациями; Румпельштицхен служит сатирическим изображением европейско-еврейского дельца (братья Гримм не были чужды антисемитских коннотаций); о поросятах, наряженных карикатурными фрицами-фашистами, уже и говорить не приходится, кстати, они единственные, чья идентичность без потерь сохранилась в русском переводе.
Еще одной «взрослой» темой последнего «Шрека», помимо кризиса среднего возраста и обычной социально-национальной катавасии, становится тема гендерных ценностей, и именно она, на мой взгляд, обеспечила повышенный интерес к картине.
Попробую объяснить, в чем тут секрет Полишинеля. Современный мир — это мир, в котором победили и доминируют женские ценности. Дипломатия и интриги вытеснили прямые противостояния, в прошлое ушла даже такая, в общем-то, частная форма выяснения отношений, как дуэли. Агрессия признана злом и подавляется, в лучшем случае сублимируется при помощи спорта, карьеры или войны. Психологи всего мира на разные лады внушают нам, что все проблемы в нас самих; среди добродетелей в общественном сознании едва ли не на первое место выходят конформизм и чувство юмора — во всяком случае, принципиальность и способность к самопожертвованию они давно уже уверенно обскакали.
Все это понятно, учитывая численность населения Земли и уровень технологического развития, позволяющий мгновенно уничтожать целые континенты. Сознавая собственное могущество, человечество превратилось в «женщину», потому что в женщине сильнее инстинкт самосохранения и чувство генетической программы.
В этом вежливом, осторожном контексте «Шрек навсегда» смотрится почти бестактной, наглой, неполиткорректной выходкой. За вычетом уже упомянутого национального разгула (в нашей стране картина имела бы все шансы попасть под многочисленные статьи о «разжигании розни»), здесь налицо поразительный гендерный дисбаланс.
В фильме имеется лишь один положительный женский персонаж — это Фиона, наделенная многими мужскими чертами, настоящая амазонка, возглавляющая сопротивление огров. Прочие фемины — злые ведьмы, свирепая безмозглая дракониха и добрая, но глупая королева-мать, подтолкнувшая мужа подписать самоубийственный договор, — всем им противостоят харизматический протагонист, обаятельный даже в своих ошибках, воинское братство мужланов-огров и преданные Кот с Ослом.
Но главное, почему «Шрек навсегда» картина однозначно мачистская (без агрессии и фанаберии, но все же именно мачистская, мужская), это ясное понимание ее создателями того, что такое мужская судьба в ее размашистой, неаккуратной диалектике созидания и разрушения. Со времен Гомера созданы тысячи произведений на тему «одиссеи», но, пожалуй, среди всех современных сказок именно в «Шреке» наиболее ярко показано, что всякий мужчина — это Улисс. А что такое быть Улиссом? Это значит оставить свой дом, чтобы вернуться полжизни спустя. Это значит, построив целый мир, однажды его разрушить, а разрушив, создать вновь. Это значит завоевать сердце принцессы, затем разбить его, а после — покорить заново.
Евгений МАЙЗЕЛЬ
