Алексей Логвинов, сын протоиерея Андрея Логвинова, родился в 1983 году в Кирове (Вятке). Старшему его брату, Максиму, тогда было 8 лет, среднему – 2,5 года. Алексей, художник по образованию, основатель группы «Комба БАКХ», рассказывает о своем постперестроечном детстве, о том, как он отошел от Церкви и почему вернулся…
Старшие братья родились в Новосибирске. Потом наша семья пожила немного в деревне и переехала в Киров. Там родился я. Да, мы несколько выделялись на фоне общей картины, поскольку в семьях вокруг было двое детей, но чаще — один ребенок. Но мы, дети, наоборот, воспринимали это отличие со знаком «плюс».
Детство мое пришлось на перестройку, каких-то переживаний по поводу того, что родители ведут жизнь, далекую от линии партии, у меня никогда не было. Я с раннего детства понял, что все это «липа», и даже в дошкольном возрасте какие-то утренники, посвященные революционным праздникам, демонстрации меня обходили стороной. В младших классах школы я понял, что большинство людей тоже так считает.
Нас, детей, все это особенно не касалось. Когда отец пришел в Церковь, нас дома предупреждали: «Вы особенно не распространяйтесь на эти темы, чтобы у папы не было лишних проблем».
Когда в девяностые годы стали появляться всякие зарубежные вещи, всем нам хотелось иметь видеомагнитофон, много жвачек со вкладышами, игровую приставку «Денди», шоколадные батончики, которые массово стали рекламировать по ТВ. Но здесь статус и многодетность родителей роли не играли, да и у большинства сверстников подобных «богатств» не было. Позволить себе такую «роскошь» могли только те, кто занялся торговлей. У нас был знакомый мальчик, мама которого ездила в Турцию и привозила жвачки – блоками, видеомагнитофон, комиксы с яркими картинками. Вот это и было престижно во дворе.
«Особенности» не чувствовал. У нас даже такая формулировка — «многодетная семья» — никогда не звучала дома. Всего-то трое детей. Хотя тот, кто помнит советское, а тем более – перестроечное и постперестроечное время, понимает, что это такое.
Вообще ребята в школе и на улице понимали, что это – очень даже хорошо, когда у тебя есть старшие братья. Да и старшим было неплохо от того, что у них есть младшие…
Школа была хулиганская. После уроков местные гопники могли запросто побить. Как-то средний брат взглянул в окно и выбежал на улицу: «Старшего брата бьют!», схватил по дороге какую-то трубу, которая его перевешивала… Бежит, сам – первоклашка, спасать Максимушку. В общем, с нами старались не связываться, зная, что три брата – сила. Да и друзей у нас было больше, чем у остальных: друзья одного брата становились друзьями остальных братьев.
Выяснение отношений
Комната у нас была одна на троих, и это было весело. Когда папу переводили в Кострому, то старший брат, который тогда не поступил в мединститут, поехал с ним.
Так мы в Кирове остались втроем – мама, Ваня и я. Мы скучали по отцу и Максу.
Старший брат – еще и мой крестный отец. С ним всегда было очень интересно. Он с друзьями ходил в походы, и когда мы подросли, тоже стали в них участвовать. Этот походный клуб до сих пор существует в Кирове.
Так что ссорились в основном мы с Ваней. Но у нас была хорошая система разрешения конфликтов. Она называлась «Рекс». Это был такой домашний поединок, в котором мы, вместо того, чтоб ругаться, дрались по правилам. Старший брат, который эти правила и сформулировал, следил за боем, который прекращался сразу (и в любом случае), если у кто-то из участников поединка начинал плакать. Слёзы – и бой прекращался. Недавние «противники» мирились.
Интересно жить
Мама еще в Кирове получила второе высшее образование и работала преподавателем, а папа трудился в единственном тогда действующем храме нашего города — певцом, чтецом, звонарём и иподьяконом. Денег в семье было немного.
Но главное, наши родители всегда старались, чтобы нам было интересно жить. Мама устраивала праздники. Например, ко Дню рождения каждого придумывалась интересная стенгазета, с фотографиями, стихами. На каждый праздник нас ждали интересные конкурсы, вкусное угощение. Потому и друзья любили приходить к нам, знали, что их ожидает не только сидение за столом и поедание салатов и пирогов, а всевозможные интересные игры, целая программа. Например, помню, как мы все вместе бегали по улицам, искали спрятанные в пределах нашего квартала записки. Это была игра про сокровища пирата. Оказалось, что все записки приводят к соседке с верхнего этажа, а у нее нас ожидает коробка конфет.
Зимой строили во дворе целые замки из снега, рыли норы и ходы, а кто-то из родителей приносил чай в термосе. Это было так здорово и уютно!
Папа тоже всячески принимал участие в нашей жизни. Я помню, как маленькому мне нравилось зимой ходить с ним на службу, особенно по вечерам.
Несмотря на то, что родителям приходилось много работать, даже разгребать зимой сугробы, не было такого, чтобы мы их не видели. И все – без надрыва, без такого «вот, мы для вас делаем, будьте благодарны». А мы – действительно благодарны за то, что они очень многое вкладывали в нас.
Сложно назвать какой-то отдельный яркий эпизод детства. Благодаря родителям все наше детство было ярким. Дворниками-то они зимой подрабатывали для того, чтобы летом всех детей возить по городам Золотого кольца, в Ригу, в Крым.
Телевизор особо не смотрели. Не потому, что запрещалось, просто традиции такой не было, да и вокруг было много интересного. Только если узнавали, что что-то произошло значительное – радостное или трагическое, как землетрясение в Армении, включали новости. Когда случались подобные трагедии, мы вывешивали на балконе траурный флаг.
Муки «музыкалки»
Главной проблемой детства для нас была музыкальная школа. От старшего брата я слышал много раз, как он не хотел идти, думал, как прогулять. Мама однажды пошла за ним, чтобы узнать, как он все-таки ходит в музыкалку, но туда не попадает. Мама рассказывала, что Максим останавливался у витрины каждого магазина, встречающегося на пути, долго читал вывески, долго стоял на площади, разглядывал всё очень подробно… Потом дошел до дверей музыкальной школы и заметался – заходить, не заходить? Вроде же уже опоздал. Тут уже мама подошла: «Пойдем, Максимушка, заниматься».
У меня музыкальная школа тоже восторга не вызывала, и я только и искал возможности, как прогулять ее. Однажды чуть ли не целый год прогуливал: по городу бродил или заходил к соседу наверх. Потом, конечно, родители узнали об этом, был скандал.
Концерт группы «Комба БАКХ»
Обман в семье не приветствовался, за него наказывали, как и за демонстративное непослушание. В подростковом возрасте, когда «поиски себя» привели к тому, что я начал грубить, вести себя по-свински, папа сначала приходил в комнату, беседовал. А потом мог взять мои «ценности» вроде вырезок из газет, где говорилось о любимых панк- и рок-группах, плакаты с исполнителями снять и – уничтожить. Иногда после этого хотелось сделать «на зло», но чаще папа находил какие-то такие слова, что в итоге я и сам чувствовал, что не прав. Как сейчас вижу картину: расстроенный и одновременно сердитый папа — я чего-то опять натворил. И очередная кипа постеров оказывается в мусорном ведре.
Эти бумажки для меня были тогда важнее нормальных человеческих отношений и вообще всего главного и настоящего, что родители пытались привить нам.
Вера: сомнения подростка
Дома нас не заставляли верить насильно, не принуждали вычитывать утренние и вечерние правила от начала и до конца. Строгостей, вроде того, что «ты сегодня плохо помолился, будешь есть кашу без масла», тем более не было. Конечно, часто не хотелось на службу, но не из-за каких-то идейных помыслов, просто с утра встать всегда для меня непросто.
Помню, папа сказал: «Походи в воскресную школу». Опять же, не заставляя, просто предложил. Я стал ходить.
Мой подростковый отход от Церкви спровоцировало массированное давление западной рок- и поп-культуры, иначе я не могу сказать. Для меня все это ассоциировалось с протестом, со свободой. Разрушающей силы этой культуры я тогда не замечал. Спохватился, когда осознал, что весьма подгнил внутри.
Вообще непростой это был период. В старших классах я учился в классической гимназии, где нужно было ходить строго в форме, вести себя прилично. А я ходил в рваных джинсах, засовывал булавку в ухо и сидел на подоконнике с яблоком, свесив ноги на улицу. В итоге из гимназии меня выгнали.
В это время я попробовал и сигареты, и прочие «радости» неформального юноши, среди приятелей которого преобладают панки.
Я оторвался от чего-то главного, и было тяжело. Продолжалось все это года полтора, а потом Ваня, средний братишка, перетащил меня в свою компанию. Там были другие интересы: нормальная дружба, ролевые игры, гитары. Я-то уже к тому времени неплохо играл на гитаре, поэтому хорошо вписался в формат компании. Там тоже присутствовали и курение, и алкоголь, но все-таки акценты расставлялись иначе.
Старший брат мне тоже помог. Когда я окончил школу, он отправил меня петь в церковный хор – договорился с настоятелем ближайшего к нам храма, я стал регулярно там петь, и вопрос о том, нужна ли мне Церковь, как-то отпал сам собой. Мне нужно было ходить на службы и на спевки, поэтому я как бы «вернулся» в Церковь.
Не проспать институт
«Комба БАКХ» появилась, когда я поступил в Костромской государственный университет на художественно-графический факультет. Началось все с того, что в выпускном классе я познакомился с ребятами, с которыми было интересно, мы начали рисовать вместе и вместе познавать мир. Для каждого из нас четверых группа до сих пор — вторая семья.
А потом, когда дома появился компьютер, начали там что-то записывать. Годы спустя мы стали разучивать что-то из наших песен, раскладывать на инструменты и исполнять.
Родители поначалу к этим опытам относились непросто. Над песнями и композициями я люблю работать ночью. Но когда ты ложишься в четыре, а с утра нужно вставать в университет, то есть большой риск, что будильника попросту не услышишь. Поэтому было и такое, что родители временно конфисковывали компьютер, чтобы не страдала учеба. Вот когда институт был закончен, родители успокоились.
Мои творческие наклонности – это прямая родительская «вина». Папа пишет замечательные стихи, у него вышло уже девять сборников. Да и мама тоже всегда всё делает творчески.
Протоиерей Андрей Логвинов на своем творческом вечере. Фото: kirov.bezformata.ru
Родители пытались вырастить нас самостоятельными мужчинами. И у них получилось, по крайней мере, сужу по братьям. Старший, Максим, если чего-то не умеет (а умеет он – многое), старается научиться. Например, сломалась у него машина (а он с машинами раньше дела не имел) – разберется, влезет в механизм и исправит.
Средний брат – тоже идеальный мужчина. С таким милитаристским уклоном. Я, например, в детстве предпочитал рисование, а он – постоянно играл с солдатиками, занимая на строительство укреплений полкомнаты. Когда он вырос, пошел по военной стезе. Сейчас получает второе высшее образование, учится на ветеринара.
Оба брата постоянно развиваются, много читают. Бывает, спросишь, получишь обязательно интересный, умный ответ. У нас с ними хорошие, доверительные отношения. Жаль, что мы не очень часто встречаемся: Максим живет в Минске, Ваня – в Подмосковье, а я – в Костроме. Максим – протодиакон, у него четверо детей, два парня и две девочки. Причем он успевает не только занимается своей семьей, но и массу времени посвящает православной молодежи Минска, что-то придумывает для них интересное, занимается в воскресных школах с подростками и с их родителями.
Ваня – тоже многодетный папа, у него три сына. Я бы семьям обоих братьев дал награду «Лучшая семья России».
Комба БАКХ — Учись!
Читайте также:
Психолог Екатерина Бурмистрова: Есть ли детство в многодетных семьях?
Многодетная семья в большом городе и другие нерешаемые проблемы
