Толгские приключения
Распускалась молодая весна. Солнце под нескончаемое щебетание птиц изливало на мир свое восхищение. Сверкающие блики-зайчики то и дело мелькали на лицах прохожих, люди улыбались, щурились, будто проснувшиеся от прекрасного сна. Закончился пост, а с ним сошел снег и тысячи ручейков умыли освещенную землю. Третью неделю стояла Пасха, каждый день — как воскресенье.
Невозможно было усидеть дома, новый мир манил куда-то туда, где не только красиво и радостно, но и свято.
Батюшка позвал в Толгу — туда, где полноводная разливающаяся Волга с белыми кораблями, маленькие домики по дороге и белый монастырь Пресвятой Богородицы.
Ехать решено было поездом. День был назначен, билеты куплены, а я все жалась, не знала отпустят ли дела. До последней минуты не решалась, даже будильник не поставила. Проснулась рано – будто кто-то теребит за плечо, а в окне яркое блистающее солнце сквозь набухшие почки. Не раздумывая, умылась и побежала на вокзал, застегиваясь по дороге. Но на поезд я опоздала, услышав в мобильник прощальный гудок, радостные разговоры и кусочки благодарственных молитв. Огляделась вокруг, оказалось, что ни поездов, ни автобусов до Ярославля в ближайшее время не предвидится, и тогда, чтобы хоть как-то двигаться к заветной цели, поехала до Сергиева Посада, четвертинки дороги. Уже подъезжая, услышала в трубке веселый голос Танюшки, передававший мне благословение нашего батюшки – о. Александра. Ухватившись покрепче за это благословение, я выскочила из электрички и почему-то со всех ног побежала на автовокзал. Там как раз отходил автобус на Ярославль, в нем было одно свободное место. Так мимо великой Лавры, сквозь древний, будто пряничный Переславль, сияющий золотыми куполами Ростов, мимо десятков храмов и монастырей светло украшенной земли русской, достигли мы Ярославля. Помолившись в Казанском монастыре, опять на ходу, я прыгнула в автобус на Толгу. Солнце грело совсем по-летнему, все окна нашего ПАЗика были открыты, в них шумно врывалась новая, яркая весна, обдувая нас запахами молодой листвы и влажной засеянной пашни.
Толга, и звенящие переливы колоколов навстречу – музыка, падающая с неба. В такт, а потом все быстрее стучит сердце. Монастырские ворота. Выносят чудотворную икону, вокруг люди – батюшки, сестры, паломники и паломницы, гурьбой, в разноцветных платочках. Шумная, святая радость. А вот и НАШИ! Батюшка что-то рассказывает, все жмутся к нему поближе, как под зонтик. Спешу к ним скорее и получаю уже живое, теплое благословение, чувствую – будто благоухание, а девчонки наперебой рассказывают, что были на молебне у мироточивой иконы. Батюшек даже помазывали. Смотрю на о. Александра – у него масляный крестик на лбу. Батюшка улыбается и начинает всех помазывать от этого крестика – одаряя каждого святым облачком неземного благоухания.
Сестра нас зовет, пора селиться в гостиницу, а потом на трапезу, вспоминаю, что целый день ничего не ела. В большую паломническую келью девчонки заносят рюкзаки, а я с маленькой сумочкой – как в гости пришла. На кроватях чистое белье, на стенах висят бумажные иконки, выжжены крестики великочетверговой свечой. Старый корпус, все ухожено, чисто, но в этом запахе, скрипучих полах – история. Кто здесь жил, кто молился? Спешим на угощенье, батюшка и наши братья уже там, поем молитву в паломнической трапезной. Шумно садимся на деревянные лавки, в миски споро разливаем суп, оглядываем столы – тут и сметанка, и салатики, вкуснющий травяной чай дымится, душистый белый хлеб, шепчем друг другу, что это свой, монастырский. Половина столов пустует, пока паломников больше нет. Некому читать житие, быстро стучат наши ложки, мелькают довольные взгляды, накладывают и хвалят: «Спаси Господи!», все ухаживают друг за другом. Благодарственная молитва куда как голосистее. Собираем посуду и идем помогать. Трапезная – наше всегдашнее послушание, хоть капельку прикоснемся к монашеской жизни. Сейчас нас много, и работу сделали быстро, да и пора уже – зовут на вечерню.
Служба в древнем, но почти вновь возведенном с советского времени, Введенском храме. Стройно на клиросе поют девичьи голоса, с ними мать настоятельница. Вот узорчатое паникадило гаснет, в полумраке матушка настоятельница читает псалтирь. Мерцают огоньки лампад, колышатся от дыхания свечи, жаркий, восковой воздух у иконы Толгской Богоматери, темно, и этот лик сквозь свечи будто из царства Света, смотрит внимательно, но не по-земному. И в этой земной темноте, и в неземном свете видится та далекая ночь 1314 года, когда епископ Трифон шел к этому образу по реке, как по суху, забыл у него все: о своей власти и епископском жезле, об усталости дальнего пути, о том, что он один в лесу, ночью, только слезы тихо капали за себя, грешного, за людей, за Русь, игом измученную. Она пришла, Она с нами и уже не так одиноко, значит Господь Русь помнит, не оставит и нас помилует, нас помилует… Молитва успокоила святительское сердце, Трифон забылся и очнулся в своем дорожном шатре. А на утро не могли найти его жезл и он вернулся туда, в тот лес, уже на лодке, как обычный человек, с другими обычными людьми и при солнечном свете, увидел, что чудо было не сном, что Она действительно пришла и Она остается. И там, где стоял этот лес, через несколько дней стал храм, а в этом храме Ее святой образ. Скоро устроился монастырь, что и стоит доныне: ни иго, ни войны, ни революции не властно над тем, что не от мира сего.
Выходим из храма, темно, звездно, говорим шепотом, да и нету слов, в святом месте хорошо молчать. Никто не хочет идти спать, хотя вставать очень рано – молебен в 6 утра. Разбредаемся: кто молиться, а кто просто подышать и подумать, время здесь будто стоит на месте. На дорожке встречаем нашего батюшку, он идет от матушки настоятельницы, в руках мешок подарков. Радуясь, раздает нам святые сокровища, у меня — деревянный крест из Иерусалима.
Будто только этого и ждали, расходимся по кельям. Завтра новый день в монастыре – обещали придти пораньше в трапезную, помочь подготовить все к завтраку. Будит просыпающееся утро. Снова бежим в трапезную: строгать монастырские салатики, резать пушистый хлеб, подавать, накладывать, мыть, работы больше, приехала еще одна группа. На молебен святителю Игнатию Брянчанинову, чьи мощи покоятся в монастыре, спешим в фартучках и платочках, по дороге вытирая руки, как деловые послушницы. Смеемся на себя — еще дня нет в монастыре, а уже такие важные.
Собираемся на экскурсию, слушаем, записываем, заходим в храмы и пьем воду из святого источника, умываемся, льем из пластмассового стаканчика на голову друг дружке – чтобы поумнеть, смеемся и бежим через западные врата на Волгу. С Волги монастырь еще прекраснее, таким его видели проплывающие торговые люди: белые, сливочные стены, маковки церквей отражают блистающее солнце, икона над тяжелыми вратами, а вокруг маленькие домики, огородики, дачники что-то сажают, коты урчат на солнышке и приветливая сторожевая собака машет хвостом. Спокойный мир. Но нам пора в свой.
Перед поездом хотим погулять по Ярославлю, увидеть фрески храма Ильи Пророка, а время идет уже совсем по-другому, спешит и подгоняет. Вспоминаю, что у всех, кроме меня, есть билеты на поезд, но после такого паломничества, такой милости Божией твердо верю, что Господь меня не оставит, уеду со всеми вместе. Нагулявшись, под тяжестью рюкзаков спешим на вокзал. У меня только сумочка, поэтому беру еще Викин пакетик – облегчить ношу. Вместе с батюшкой идем к кассе, не сомневаясь, достаю кошелек – билетов на сегодня нет: «майские праздники». Наши уже в поезде, просим сжалиться проводницу, начальника поезда – везде твердое «нет». Опять прощальный гудок, скорее отдаю Викин пакетик, прошу у батюшки благословение. Отец Александр переживает, а я пока креплюсь, не верю никак, что поезд без меня уедет. Батюшка благословляет и дает мне 500 рублей. Я протестую, деньги в кошельке есть, машинально прячу и сразу забываю. Поезд трогается, батюшка обещал помолиться. Остаюсь у разбитого корыта. После такой благодати, такой радости – так щелкнули по носу! Еле перебирая ногами, плетусь на площадь. Там стоит автобус, все места заняты, вокруг множество людей, все мечтают уехать. Спрашиваю, куда автобус? На Москву. Следующий автобус завтра. Захожу и тихонько стою в салоне. Грустно и неуютно. Заходит кондуктор, водитель. То, что я стою, кажется, никто не замечает. Кондуктор спрашивает: «Докуда едешь?» Ищу в сумке кошелек – нету, пропал, не успела я испугаться, тут звонок. Девчонки говорят: ты у Вики в пакетике кошелек и документы оставила.
Бледнею, краснею, представляю невеселые картины ночлега на улице, без билета даже на вокзал не пустят. Вдруг кольнуло — 500 рублей, куда же я их положила? Вот! Вся мокрая отдаю деньги контролеру, получаю билет. Автобус заводят, негодующая толпа предлагает любые деньги, чтобы уехать, просят забрать стоя, на корточках. Водитель, плохо говорящий по-русски, закрывает двери. Кажется, мы едем. Вдруг, женщина убирает с сиденья сумку и зовет к себе садиться: муж не пришел.
Рука сама крестится на сияющий золотыми куполами Ростов, древний, будто пряничный Переславль, великую Лавру на десятки храмов и монастырей светло украшенной земли русской.
