Алексей Варламов

Мы сейчас живём при новой перестройке – может быть, не такой очевидной, как в конце 80-х, но определённые изменения происходят и не в лучшую сторону. Есть силы, которым Церковь не нравится своей неуступчивостью, которые хотели бы ею управлять, подчинить ее себе.

Как заметил когда-то писатель Михаил Пришвин про литературу: «…все наркомы стали заниматься литературой. Даются громадные средства на литературу. Время садического совокупления власти с литературой». Сегодня литературой, слава Богу, не занимается никто. Но случилось нечто худшее: должностные лица занялись образованием.

В субботу я сподобился сходить на Болотную площадь. Я был только на митинге, а не на шествии. Не потому, что мне холодно или лень раньше из дома выходить. А потому, что я посмотрел список предполагаемых четырех колонн, и понял, что занять место ни в одной из этих колонн не могу.

Что говорить, если в этом романе советский школьник впервые читал Евангелие или вовсе узнавал о существовании этой книги. Это сегодня есть воскресные школы, умные проповеди, церковные лавки с душеспасительной литературой и даже редкие программы про церковную жизнь на телевидении, а тогда?..

Есть у нас в селе хорошая такая бабушка, а ее невестка из дома выгнала, и живет солдатская вдова третий месяц в бане. Она бабка хорошая, правильная. Но боюсь, вдарится в религию, если мы ей не поможем. Человек-то слаб.

Мир, в котором нет скандалов и происшествий, чрезвычайных обстоятельств и катастроф, это общество не устраивает. Слоган «Новости – наша профессия» уже давно скорректирован: «Плохие новости – наша профессия».

Однажды его прорвало, и Балашов рассказал Антонине про бегство с целины, мерзлый барак и жену полицая, его знобило и трясло, и Антонина положила его голову к себе на колени, мучилась и молилась за его израненную душу.

— Смотрите, что у меня есть! — крикнула она с порога обеим старушкам, открывшим перед нею дверь сереньким, едва развидневшимся ноябрьским деньком, и ткнула пальцем в значок, светившийся на груди, как будто в него была вставлена крохотная батарейка. Баба Аля охнула, а баба Шура побелела, помертвевшими пальцами вцепилась в дверь, но усилием воли заставила себя сдержаться.