Как выживают люди в селе, где смертность превышает рождаемость, как помочь детям родителей-алкоголиков и что нужно делать, чтобы увлечь прихожан спортом – священнослужитель рассказал в интервью «Правмиру».
Если в храм не ходят, может, лучше помочь людям
– Отец Игорь, вы – помощник благочинного по церковной благотворительности и социальному служению. Какую помощь удается оказать сельским семьям и сколько у вас подопечных?
– В месяц мы посещаем около 30-40 семей, которые оказались в трудной жизненной ситуации. В основном это многодетные семьи и матери, в одиночку воспитывающие детей. Мужчины часто в трудных ситуациях, когда родился, например, ребенок с инвалидностью, уходят в сторону. И матерям весь груз ответственности приходится нести на себе. Есть и просто одинокие матери, видимо, поверившие красивым словам мужчины и в итоге родившие ребенка, не имея мужа.
Но меня по-хорошему удивляет, что в нашем районе практически нет молодых женщин, которые отказались бы от своих детей.
У нас есть один жертвователь – родом из села, где находится наш второй приход, а сам живет в Челябинске, предприниматель. Мы подумали с ним и решили, что строительство большого храма в селе – хорошо, но если его мало посещают, может быть, лучше какие-то средства, которые он хотел бы вложить в храм, вложить в помощь людям?
И вот в начале учебного года мы объездили семьи, купили все для школы, выделили по две тысячи материальной помощи.
– Как живется сельской маме, у которой ребенок с ДЦП, ведь им нужна реабилитация?
– Молодые мамы стараются как раз уехать в город, чтобы была возможность помочь ребенку. Остаются те, у кого уже взрослые дети. Когда они были маленькие, в 80-е, 90-е, не было реабилитационных центров, не было такого внимания. Сейчас уже поздно что-то исправлять, кому-то из этих детей 27 лет, кому-то 32 года, они просто живут с родителями.
– Много ли многодетных семей среди ваших подопечных?
– Больше всего – пятеро детей – у выпускницы детдома, от разных отцов. Но она старается, растит, воспитывает их. Получает какую-то поддержку от государства, и мы навещаем эту семью.
К сожалению, есть семьи, в которых родители употребляют алкоголь. Чтобы помочь таким семьям, мы стараемся деньги давать или доверенным лицам, или перечисляем в школу, чтобы помощь точно была потрачена на детей. Или, например, берем детей, покупаем те продукты или даже вещи, которые им необходимы.
И наша семья старается помогать тем, кому это нужно. Каждый человек десятую часть своих доходов должен отдавать Богу. Вот и мы десятую часть полученного за то, что выращиваем, выкармливаем в своем хозяйстве, решили отдавать на поддержку семей.
– Когда в семьи приходите, о вере разговариваете?
– Я прежде всего стараюсь пообщаться с людьми, узнать об их проблемах, но, если к месту, пытаюсь рассказать о православии.
Но чаще все-таки у них чисто потребительское отношение ко мне.
Даже некоторые звонят: «Батюшка, вы когда приедете, помощь привезете?»
Когда сумма соберется, чтобы на 5 или на 12 семей хватило, я приезжаю.
Но все-таки люди нуждаются и в духовном окормлении. Кто-то просит покрестить некрещеных детей, кто-то даже собирается на исповедь и причастие. Иногда – присылаю за ними машину, если издалека и нет храмов поблизости, если есть, объясняю, куда идти.
В нашем селе уже видно более осмысленное отношение к вере. Люди регулярно приходят в храм, приводят детей. Даже появилась традиция, что у нас нет такого школьника, который не причастился бы перед началом учебного года.
Я заметил еще, что если в селе или деревне нет храма, там больше каких-то суеверий, гаданий, «бабок» и прочего. И взаимоотношения между людьми чаще не то что холодные, даже нередко бывают враждебные. Даже среди тех людей, с которыми общаемся, оказываем помощь, это видно – есть в селе церковь или нет.
– Вы говорите, что ездите и по школам, расспрашиваете ребят о проблемах. А если они говорят, что одноклассники, например, обижают, что вы делаете?
– С одноклассниками намного проще. Можно поговорить, пообщаться, и ситуация меняется.
А вот когда конфликты в семье – дело гораздо сложнее. Особенно с семьями, которые злоупотребляют алкоголем. Потому что когда родители трезвые, конечно, это совершенно другие люди. Но это очень редко бывает. Разговаривать с нетрезвым – бесполезное дело… Тогда стараешься как-то именно детей поддерживать.
На данный момент могу поручиться за всех тех ребят, которые прошли нашу воскресную школу. Они все выросли людьми с нормальной твердой жизненной позицией: выучиться, найти подходящую работу, обзавестись семьей, купить квартиру или построить дом. Нормальные житейские планы на будущее. Никто из них не стал злоупотреблять алкоголем или чем-то еще, никто не стал нарушителем закона.
С учениками воскресной школы
Никто не рождается в последние годы
– Как вообще сегодня люди выживают в сельской местности?
– В основном выживают своим внутренним хозяйством. Я тоже, например. У нас большой огород, почти гектар, мы держим свиней, кур, индюшат. Забота о содержании храма – оплата тепла, электричества и прочее – на нашей семье. Хозяйство очень помогает не быть в тягость своему приходу.
Жена у меня – педагог по образованию, но сейчас она в основном по специальности не работает: помогает по храму, по хозяйству. Тем более для нее, уроженки сельской местности, все было не в новинку, это я экспериментировал – а давай вот это попробуем, а вот это.
– В селе сегодня есть молодые люди?
– Есть, но чаще они заканчивают школу и уезжают в город. Наверное, потому, что там и бытовые какие-то вопросы легче решать, и с работой проще. Приезжают потом на лето, привозят собственных детей, но уже как гостей.
В поликлиники, школы трудно найти молодого специалиста, несмотря на государственную поддержку.
Вызывает боль, что смертность в селе намного превышает рождаемость.
Примерно 20 человек в год умирают, и практически никто не рождается за последние 5-7 лет.
Да, крещений бывает больше, чем отпеваний. Но место прописки у крещаемых младенцев и их родителей, которые когда-то были местными – Саранск, Челябинск, Москва, Петербург.
– Как обстоят дела со школой, детскими садами?
– В школе в нашем селе – 32 ученика. В некоторых городских классах бывает по 30-32 ученика, а у нас столько на всю школу. В классе примерно по 4-5 человек. Школу, которая расположена за 25 километров от нашего села, удалось отстоять – ее хотели закрыть, перевести в другое село из-за малочисленности, ведь учеников – всего 12 человек.
Детских садов нет. Если есть дети дошкольного возраста (достаточно двух человек), то при школе открывается группа детского сада – с 9 до 13.
– А кроме приусадебных хозяйств люди где работают?
– Одни ездят в Москву, в Петербург, в Крым на строительство. Другие – в радиусе 65 километров на сельхозпредприятия. Где-то ферма большая построена, требуются специалисты. Где-то птицеферма.
Сейчас же обычно строятся большие предприятия, они находятся в райцентре, и оттуда присылают автобусы и развозят рабочих по всему району. У нас здесь хозяйственный район: где-то сеют, где-то жнут, где-то скотину кормят. Рабочие, конечно, требуются.
Глядя на меня, прихожане сели на велосипеды
– Отец Игорь, вы родились в 1974 году, советский ребенок, наверняка по-настоящему о вере задумались уже в подростковом, юношеском возрасте?
– Нет. Мы с мамой ходили в храм. Помню, как мы пришли на службу, мне было восемь лет, в кафедральный собор Рождества Богородицы в Баку. Запели Символ веры, я, пусть с ошибками, знал эту молитву и старался, пел. После службы ко мне подошел настоятель храма и предложил мне быть сначала алтарником, потом певчим.
Верующей у меня была мама, папа – замполит на флоте. Но он не притеснял нас в нашей вере, не запрещал. Может быть, потому, что в глубине души что-то было у него.
Мы жили в Баку – мусульманский регион, и там особых притеснений христиан не чувствовалось, как это было на территории России. Как и мусульман – они молились, посещали мечети, праздновали свои праздники.
И посещение храмов не преследовалось, никаких доносов соседей, никаких вопросов в школе.
Даже когда в школе военрук-азербайджанец заметил на мне нательный крестик, он, сам мусульманин по вероисповеданию, спросил единственное: «Ты веруешь?» Такой вот первый жизненный экзамен веры. Услышав утвердительный ответ, военрук спрятал крестик за воротник, под пионерский галстук, со словами: «Тогда носи».
Когда я прислуживал в храме, несколько раз видел заглянувших туда одноклассников. Порой я стеснялся признаться, что я помогаю в храме, пою на клиросе. С возрастом это как-то прошло, и уже, наверное, к 9-10-му классу многие знали, что я не только увлекаюсь спортом, но и несу послушание хористом в кафедральном соборе.
– Была ли у вас подростковая, юношеская переоценка веры, временное охлаждение?
– Скорее всего, нет. В разнонациональном регионе храм был и местом, где мы могли говорить на родном языке, обсуждать какие-то религиозные вопросы, праздновать праздники. Собирались близкие по духу люди.
Даже когда митрополит Варсонофий, в то время – епископ Саранский и Мордовский, приезжал в Баку, чтобы пригласить нас, молодых ребят, на только что появившуюся мордовскую кафедру, он шутя говорил: «У вас тут как подпольная семинария». Мы к 16 годам знали устав богослужения, все исполнение треб, у нас были хорошее пение и дикция, знание церковнославянского языка.
– Вопросы к Богу по поводу не всегда справедливого устройства мира не возникали в юности?
– Потрясением был армяно-азербайджанский конфликт и массовый исход русских из Азербайджана, отъезд в Россию. Но вопросы возникали не к Богу, а к нам самим, к людям, к тем друзьям, с которыми играли, у нас было много общего, и вдруг все стали разделяться по национальному признаку. А других личных потрясений у меня в юности не было.
Потом, со временем, я стал понимать, что если и посылались какие-то искушения, то не «за что», а для чего-то.
Я чувствую, как моя жизнь регламентируется Самим Господом напрямую. Помню, просто шел как-то по молодости, а в голове возникли мысли, неподобные для христианского сознания. Тут с дерева ветром сорвался листик – и прямо мне в глаз. Глаз потом долго болел…
– Вы занимаетесь спортом, участвуете в велопробегах. С чего все началось?
– Когда-то у меня был детско-юношеский разряд по велоспорту. А потом, спустя годы, я увидел, что начал набирать вес, и решил привести себя в порядок.
Конечно, сначала стеснялся. Зимой, после 9-10 вечера, бегал – так, чтобы никто не видел. Потом подумал: я ж ничего такого не делаю предосудительного, чтобы скрывать это.
В итоге, глядя на меня, некоторые из прихожан стали ходьбой заниматься, кто-то тоже бегает, кто-то на велосипеды сел.
Ребят сельских и тех, кто приезжает в гости из города, притянул к этому, совершаем велопоходы по районам. И мы не только на велосипедах катаемся, а обсуждаем какие-то важные вещи, беседуем о жизни.
