Почему лучше быть Ивановым
Маленький человек с испитым лицом робко садится на стул, пьёт чай и откусывает конфетку. Потом он разглаживает на колене фантик от конфеты — на бумажке нарисована Снегурочка. Он долго смотрит на этот фантик и украдкой гладит картинку, потом кладёт совсем уже выпрямленную бумажку себе в карман.
Я наливаю чай другим людям, они все только что прошли через обязательные душевые, их грязную одежду выбросили, им выдали чистое — со склада, куда свозят одежду, пожертвованную «для бомжей».
Они — бомжи. Здесь, в Ангаре Спасения они как будто бы снова немножко — люди.
Когда мой очень близкий человек погиб, совсем чуть-чуть не дойдя до той черты, за которую заступили они, я пошла помогать сюда. В память о нём. Хотя бы немного. Что могу.
Здесь я впервые за несколько месяцев траура начала красить глаза и губы. Не потому, что мне хотелось тут кому-то понравиться. А потому, что мне нужно было дать каждому из них понять, что с ними общаются не как безликие с безликими. С ними общаются мужчины и женщины — как с людьми.
— Ребята, а вон на Садовом прямо у перехода какой-то сидит! — кричу я, только зарулив во двор и выйдя из машины. — Замёрзнет ведь!
На улице тридцатиградусный мороз, и автобус от ангара ездит по окрестностям, собирая бедолаг с улиц.
— А это Ёжик. — уверенно говорит старший по смене. — Он не идёт к нам принципиально. Он мыться не хочет. Ни в какую. И вообще — хочет так. Насильно никого не тащим.
— Моя фамилия — Иванов. — с сильным акцентом говорит ведущему запись дежурному заросший неопрятной бородой кавказский мужчина.
Все попавшие на улицу выходцы с Кавказа стараются записаться Ивановыми и Петровыми. Они боятся, что за мусульманские фамилии их сюда не возьмут. Впрочем, и обладатели грузинских, скажем, фамилий — боятся. Лучше быть Ивановым. Они так думают. У них больше нет своих, родных фамилий.
— А кофе есть у вас? Вдруг есть не чай, а кофе растворимый? Пожалуйста…
Не полагается делать кому-то исключения, но я знаю, что у нас где-то есть несколько пакетиков растворимого кофе, и наливаю просящему.
— Спасибо, милая моя. Пойду теперь на улицу, покурю и кофе. Сами понимаете, как это — кофе и сигареты!
Здесь есть те, кто не разучился целовать дамам руки
Два широколицых азиатских сироты, эдакие двое из ларца, ждут свою порцию горячей еды. Сегодня у нас праздник — в пластиковые стаканчики с растворимым пюре подкладываем по столовой ложке свиной тушёнки. Кто-то пожертвовал ящик тушёнки ангару, «для бомжей».
— Простите — спрашиваю их, — а вы свинину — едите?
— Едим, едим, мы всё едим! — торопливо уверяют они, пока я не передумала. — Мы всё едим! Мы — буддисты!
Здесь они превращаются ненадолго в людей. Из тех, мимо кого мы ежедневно проходим, кого нам намного меньше жаль, чем, например, свою любимую собаку — они для нас не люди, они сами себя загнали вот в это, они не смогли выплыть, вырулить, они пили, лгали, обижали кого-то, и вот — справедливо, как нам, благополучным, кажется — они остались на улице.
Фото: Reuters
Большинство из них — не жильцы. Им многим недолго осталось.
Глядя на них, я хоть и вспоминаю, что в каждом мы должны видеть Христа, но не могу видеть Его в них. Не могу.
Но я вижу, да так вижу, что мне больно, в каждом из них — того, кто был мне дорог.
Вот пара — он и она. Отёчные, в синяках. Молодые совсем. Он свою конфетку отдаёт ей. Спрашивает, где они будут спать.
— Вы мою девуску полозите там, где тепло. Она мёлзнет. Пусть поглеется. Она моя Чебулашка.
Обнимает свою Чебурашку. Гладит её по спутанным, только что вымытым волосам. Она роется в сумке, у неё есть свой шампунь. Носит его с собой, ещё пытается где-то иногда помыться. Сегодня — удалось.
Здесь есть те, кто не разучился целовать дамам руки, кто знает пять языков, кто не утратил высокопарных манер. Таких на удивление много. Они когда-то жили на широкую ногу, охмуряли дам, вели светскую жизнь.
И вот и они — здесь.
Если человек не мылся полгода, ему нужно надеть белую рубашку
Пожилой Дон Жуан пытается заговорить со мной по-французски. Отвечаю. Садится, лихо закинув ногу на ногу. Начинает плести историю своей жизни, что в ней вымысел, что правда — уже непонятно. Да и не важно, а он и сам уже не очень понимает.
— Ну вот, хоть человеком себя тут почувствовал, — резюмирует.
Бородатый кавказец Аслан задержался в приюте, помогает волонтёрам, убирает территорию. Приехал в Москву на заработки, остался без документов, домой ехать стыдно — типичная история. Уже сказал соцработникам свою настоящую фамилию — ему пообещали восстановить документы.
Я в один из дней приношу хороший фотоаппарат, хочу сделать его портрет — с этой его и впрямь библейской бородой. И застаю его уже без бороды — оказывается, он совсем молодой. Улыбается, зашёл проведать всех — нашёл работу и общежитие, документы скоро будут, благо он — гражданин России.
Но это, если честно — редкий случай.
Одним из вечеров привозят Ёжика. Он решился. Или его уломали. Или что-то посулили.
— Девочки, — говорит сотрудник, — найдите ему уж там что-нибудь, его полностью переодевать надо. А он высоченный.
Мы, смеясь, идём на склад, потому что решили найти Ёжику не что-нибудь, а всё самое лучшее, мы уже знаем, где тут что лежит. Находим для него дублёнку (старая, страшная, но некогда модная, клешёная), джинсы, и — по моей личной просьбе белую рубашку. Мне кажется, если человек не мылся полгода, то теперь ему нужно надеть белую рубашку. Белые, так сказать, одежды.
Мы даём им шанс — побыть человеком
Через час по территории перед Ангаром ходит тонкошеий, лопоухий, чисто вымытый и побритый удивлённый человек в несуразной дублёнке, из-под которой торчит белая рубашка. Это Ёжик после бани.
— А как вас зовут, — обращаемся к нему.
— Что???
— Имя ваше — как?
— Виктор!
Ёжик теперь в белой рубашке и Виктор. Надолго ли?
Большинство из них вернётся туда же, откуда их забрали автобусы милосердия. Потом они снова окажутся здесь, снова во всём грязном, снова переодеться-помыться, попить чаю или даже кофе с сигаретой, поспать в тепле, а может быть, даже посмотреть кино или даже помолиться вместе со священником.
Кто-то из них сможет выгрести.
Большинство — нет.
Но мы даём им шанс. Побыть человеком. Образом и Подобием. Тем, за кого Христос умирал. Тем, у кого есть имя. Мусульманское ли, грузинское ли, буддистское.
На месте которого всегда может оказаться кто-то из тех, кто сейчас нам дорог. А может быть, и кто-то из нас.
Актуальный список учреждений, в которых московские бездомные могут получить социальную помощь, размещен на сайте Департамента труда и соцзащиты. На территории Москвы круглосуточно работает Мобильная служба помощи бездомным гражданам «Социальный патруль». Телефоны горячей линии 8-495-720-15-08, 8-499-357-01-80.
«Ангар спасения» — один из 27 проектов православной службы помощи «Милосердие». Днем «Ангар спасения» готов принять любого человека, оставшегося в кризисной ситуации без крыши над головой. Этот проект также нацелен на возвращение бездомных в общество: поиск работы, налаживание связей с родными. Телефон дежурного: 8-926-158-07-58
В храме Святой Троицы в Хохлах (Хохловский переулок, 12) 10 декабря состоится сбор тёплой одежды для бездомных, а 17 декабря там же — благотворительная ярмарка, часть средств от которой пойдёт в пользу бездомных. Принять участие в благотворительных мероприятиях приглашаются все желающие.
