«Твоя мама историк?» «Да. Изучает русскую эмиграцию. Ну, Вы знаете — Белую эмиграцию после революции». «Это кто-то изучает? Это кому-то надо?», — сказала мне собеседница, мама моей подруги, человек интеллигентной профессии, работник культурного фронта – педагог музыки. Будучи застенчивым подростком, трепетно охраняющим свой внутренний мир от посягательств посторонних, я не стала отвечать культурной даме. И хотя ответ у меня был уже тогда, впоследствии я часто возвращалась к этому вопросу.
Особенность русского человека в том, что он создает вокруг себя особую социо-культурную среду, оставляет после себя заметный след в духовной и материальной жизни страны, в которой он оказался. Возможно, это относится только к поколениям людей, рожденных до революции 1917 года, а большинство наших современников, пустившихся на поиски счастья за границей в лучшем случае способно собирать апельсины? Впрочем, справедливости ради необходимо отметить, что тысячи инженеров, педагогов, музыкантов эмигрировавших с советского и постсоветского пространства в государство Израиль, к примеру, не имели возможности реализоваться в новой стране проживания, так как пятимиллионное население страны не нуждалось в таком количестве представителей творческих интеллигентских профессий.
Представители Белой эмиграции стремились реализовать свои таланты и способности на благо страны, заменившей им утраченную Родину. Они считали это своим долгом. А для себя и своих детей они создавали русскую общину: церковь, школу, университет, центры русской культуры. Осмыслению этого явления помогает пример «русского Белграда».
Первая волна эмиграции достигла Королевства сербов, хорватов и словенцев весной 1919 года, а к концу 1921 года численность русской общины составила порядка 42 500 человек. Представители эмиграции продвигали в королевстве СХС культуру, науку, образование, архитектуру. В.Ф. Баумгартен спроектировал в числе прочего здание Генерального штаба, ипотечного банка, Офицерский дом, а также «сердце русского Белграда» — Русский дом имени императора Николая II (1933 г.). В нем находилась домовая церковь, Русско-сербская мужская и женская гимназии, начальная школа, Русская публичная библиотека, Русский научный институт, русский общедоступный театр, русское музыкальное общество и общество «Русский сокол», а также другие организации. Это был расцвет русской жизни в Сербии.
Освободившись в 1944 году от немецкой оккупации Королевство сербов, хорватов и словенцев перестало существовать, на его месте возникла социалистическая Югославия, русские культурные и образовательные учреждения были закрыты. А Русский дом был передан правительством Югославии Советскому Союзу и стал Домом советской культуры. Эти обстоятельства вынудили покинуть страну многих белоэмигрантов.
Потрясения и государственные директивы не коснулись, однако, русской Церкви святой Троицы в Белграде, построенной в 1924 году и пережившей две войны и три бомбардировки.
Кто видел нашу церковь воочию, поражается контрасту монументального собора Святого Марка Сербской православной церкви и скромного храма Святой Троицы, расположенного по соседству.
А церковь стала «нашей» потому, что волею судеб в 1990-е гг. мама моя изучала русскую эмиграцию «методом включенного наблюдения». Она встречалась, брала интервью и просто вела дружеские беседы с «осколками» русского Белграда – пожилыми эмигрантами первой волны и их потомками. Мне доводилось бывать вместе с мамой у них гостях, и это всегда было крайне удивительно и увлекательно. Слышать такую русскую речь, которой не услышишь уже в самой России. Встретить взгляд на русскую историю, который разительно отличаются от того чему учат в школе и пишут во многих детских книгах – наследии советских времен. Увидеть уважение традиций, забытых на Родине. И побывать в гостях на Рождество и Пасху. Рождественская ёлка и сочиво, подарки 7 января, а не 31 декабря, масленичные блины, как заговление перед Великим Постом и никакого сжигания чучел. И Пасха не повод выпить и закусить, сходить на кладбище, а торжество вечной жизни, которое знаменуют пост, богослужения и освященные куличи, яйца и пасхи, приготовленные по рецептам, передаваемым от бабушки к внучке. Сегодня мы стремимся стать частью духовной и обрядовой традиции Православия, которая в самой России была прервана на несколько десятилетий, но для русских без России оставалась константой.
«Старые русские» — называли их мы, называли сербы, да они и сами себя так называли. Правильнее, конечно, было бы назвать их «настоящими русскими», потому, что они сохранили и как могли передали следующим поколениям воспоминания о дореволюционной России, о верности Родине, Царю и Отечеству. В отличие от нас, «советских русских», которых с детства учили, что Бога нет, а «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить».
Храм Святой Троицы в Белграде
Первые шаги моей семьи в Православии были сделаны именно в Белграде (хотя к тому моменту мы все уже были крещены), в Церкви святой Троицы, под влиянием очарования белоэмигрантской среды. И под чутким руководством отца Василия Тарасьева, который в то время был настоятелем русской церкви. Первая исповедь, первое причастие никогда не изгладятся из памяти, а отец Василий, казалось, обладал даром видеть душу исповедавшегося ему человека насквозь. Скольких работников посольства, торгпредства и прочих официальных представительств РФ в Сербии, и новых эмигрантов его дар слова привел к принятию крещения!
Уделяя внимание миссионерской деятельности и нам, «советским людям», он и его матушка никогда не забывали и основу своего прихода, давшую ему начало. При отце Василии открыли спрятанную в советские годы могилу барона Врангеля, проводили поминальные панихиды и даже «субботники» на русском кладбище в Белграде. Находили слова утешения и поддержки, окормляли последних белоэмигрантов и их потомков, вынужденных забыть русский язык в коммунистической Югославии, но не забывших Русскую Церковь.
Настоятель русской церкви в Белграде – отец Виталий Тарасьев (на переднем плане), представитель третьего поколения семьи Тарасьевых, которые служат в церкви Святой Троицы.
Первые эмигранты в 1919 году прибыли в Белград в апреле практически на Пасху. Оставив Родину и дом, в одном могли они найти утешение – большинство населения приютившего их Королевства СХС исповедовали православную веру, и Сербская Православная Церковь была готова принять их в ряды своих прихожан. Вот они, величественные соборы и маленькие церкви Белграда, но нет в них пасхальной радости и преображения для русского человека. В Страстную и Светлую седмицу мы часто вспоминаем свою первую Пасху, а белоэмигрантским беженцам тяготили душу воспоминания о последней в их жизни Пасхе на Родине. Строительство своей Церкви дало им кусочек безвозвратно потерянной Родины, русской общины, русской Пасхи. Надежды на Воскрешение, Возрождение и Царство Небесное.
