Монахиня Елизавета (Сеньчукова)
2024 года назад в мире было спокойно. То есть и чума вспыхивала, и холера, и тиф брюшной, где-то просыпались вулканы, уничтожая целые города, но информация об этом распространялась плохо, поэтому человечество жило тяжелой, от отсутствия достижений цивилизации, но размеренной жизнью, в которой завтра было более или менее похоже на вчера, а ничего нового в общем-то и не происходило.
Чудеса в те времена тоже происходили. Или это были не чудеса, а интерпретация непонятных людям того времени фактов. В любом случае, в них тоже ничего удивительного, как ни странно, не было. Чудо не было новостью в нашем понимании. Это был один из камушков мозаики, которой выложен регулярный орнамент бытия.
Поэтому само по себе чудесное событие, даже очень яркое, ничего бы в мире не перевернуло. Подумаешь — чудо. Пойдем-ка посмотрим, как на соседней улице какой-то заезжий колдун в воздух на ковре поднимается, а слыхал, давеча вот мудрец рукой махнул — и солнце посередь белого дня исчезло! Чудеса случаются.
Но сегодняшний праздник — совсем о другом чуде. Он о чуде, которое нельзя было узнать. Для внешнего наблюдателя перед глазами бы встала пошленькая история о старом муже-простофиле и его юной жене. За такую пошлость последняя могла бы поплатиться жизнью, но тут история внезапно приобретает авантюрный и в то же время нравоучительный оттенок — муж вдруг проявляет простодушную доброту и принимает не своего ребенка.
В любом случае, это совершенно не тот сюжет, который имело смысл обсуждать дольше, чем пару дней. Сделаем скидку на отсутствие современного новостного потока, в котором событие живет считанные часы — тогда, предположим, этот сюжет обсуждался бы неделю. Или месяц. В любом случае, переехала бы семья в другое жилье — говорить было бы уже не о чем.
Так вот, если вместо истории Благовещения видеть плоский анекдот — совершенно непонятно, зачем его вставлять в Евангелие. Сколько раз скептики уже более «цивилизованного» времени презрительно морщили нос на эту тему: мол, у кучи народов есть миф о рождении божества от девственницы, что ваше христианство нового принесло!
Вот в том и дело, что миф о рождении божества от девственницы не вписывается в христианство никак. Он ему не противоречит, он просто здесь не нужен. Откройте ветхозаветные пророчества — тут про войны мирового масштаба, про тектонические сдвиги в сознании народа Божия, все очень вещественно, осязаемо — и вдруг происходит какая-то сказочная история. Христианство вообще об очень осязаемых и конкретных вещах, о реалиях. Зерно. Овца. Вода. Рыболовные снасти. Засохшее дерево. Хлеб. Вино. Кровь.
Минимум символов. Никакой философской терминологии. Кому надо — сам сформулирует.
Так зачем же нужно было евангелисту Луке так подробно излагать историю пришествия Христа в мир? В отличие от Матфея, он не подкрепляет свой текст цитатами из пророчеств, так что мог бы просто деликатно обойти этот эпизод, начать сразу с Рождества или перескочить: вот к Елизавете, жене священника Захарии, пришла ее молодая родственница, недавно вышедшая замуж, и Елизавета понимает, что Она носит в Себе обещанного Мессию. Сюжет от этого бы только выиграл, стал бы загадочнее.
Но ни Луке, ни, тем более, Самому Господу не нужны никакие загадки. Даже наоборот. Нужно наше внимание, наше умение вглядываться и вслушиваться, смотреть на ситуацию под принципиально другим углом. Когда несколько десятилетий спустя некто Савл из Тарса ослепнет от встречи с гонимым им Христом, он обретет новое зрение, в котором прежде известные ему факты и тексты откроются новыми сторонами и наполнятся новыми смыслами.
Примерно то же духовное упражнение должен проделать человек, в том числе и взрослый, современный человек, далекий от всего таинственного, необъяснимого и волшебного. Он должен научиться, узнав о Девушке, Которой ангел сообщает о рождении от Нее Сына Божьего, не восклицать: «Какая чушь! Чего только не придумают!» — а дослушивать историю до конца. Повествование о зачатии Сына Божьего кажется кому-то нелепицей?
А о встрече Его, воскресшего, с двумя учениками по дороге в город Эммаус? Не могли узнать близкого человека, беседуя лицом к лицу, но узнали по тому, как Он хлеб разламывал — нелепица? А если они Этого Человека несколько дней как своими руками в гробницу положили — более понятно?
А если вспомнить простое утреннее пробуждение после тяжелого сна — когда сначала не можешь понять, кто ты, где ты, что происходит, а потом приходишь в себя?
…И вот уже кажущееся фантазией происшествие становится узнаваемым, обретает пока еще зыбкую, но уже плоть — понимание. Для этого, правда, пришлось оторваться от плоти — мышления в рамках материализма — и погрузиться в мир духовный или, по крайней мере, душевный. Зато теперь вся евангельская история становится более плотной. Чудо в ней не случайно, у него есть свое место, необходимое здесь и сейчас.
Теперь можно вернуться в самое начало и погрузиться в него заново. И оно уже не сказка. Оно уже о какой-то нематериальной реальности, для постижения которой надо еще сильнее оторваться от трехмерного мира и перейти в четырех-, пяти-, бесконечно-мерный… Еще сильнее… С каждым годом — все сильнее и сильнее, и Евангелие будет все более ясным, явным, понятным. И когда-то в перспективе эта ясность станет абсолютной, и жизнь будет уже не просто в свете Евангелия — она сама станет светом Евангелия.
