Новая книга К.Кривошеиной о творчестве м. Марии (Скобцовой) вышла в Париже
«La beauté salvatrice Mère Marie (Skobtsov): peintures, dessins, broderies»: «Красота спасающая» живопись, рисунки, вышивки матери Марии (Скобцовой) 1891—1945. В известном католическом издательстве «CERF» в сентябре 2012 года вышла книга Ксении Кривошеиной о м. Марии (Скобцовой). Предисловие патриарха Кирилла Московского и всея Руси, послесловие проф. Жоржа Нива. (перевод священника Сергия Моделя)
Ксения Кривошеина рассказывает «Правмиру» о своей новой книге
Бодрствуйте, молитесь обо мне,
Все, держащие души моей осколок;
Ныне час настал, и путь не долог;
Все свершается, что видела во сне.
«Сегодня о монахине Марии много написано, изданы ее стихи, эссе, богословские труды, и не стоит здесь повторять заново о фактах общеизвестных; наработанные клише затуманивают что-то… И именно в это „что-то“ до сих пор всматриваются и историки, и люди Церкви, и мы с вами, для которых жизнь и смерть есть тайна.
В одной биографической справке приводится любопытный случай, происшедший с Елизаветой Пиленко в детстве. Лиза была общительным ребенком, любила собирать вокруг себя детвору и увлеченно рассказывала разные истории. Однажды ее мать, случайно находившаяся по соседству, расслышала, как Лиза произнесла: „…и вот я умерла“. Слышала ли мать, о чем рассказывала ее дочь? Или это была финальная фраза повествования? Общеизвестно, что м. Мария и в лагере Равенсбрюк сочиняла стихи, писала иконы и готовилась к последнему обретению себя в смерти. Но ее жертвенная гибель на долгие годы затмила важную составляющую этой универсальной женщины: поиск самой себя.
Как не вспомнить, что мать Мария выросла во времена, когда каждая барышня из хорошей семьи знала французский или немецкий, рисовала и вышивала, пела, играла на пианино, танцевала и писала стихи в альбомы. Тогда эмансипация только начинала давать свои ростки, проявление многогранных талантов, стремление их реализовать было редкостью.
Сегодня в Бахметевском архиве хранятся рисунки матери Марии, в Русском музее (СПб) и Тверском музее — есть серия её акварелей 1915-17гг., несколько лет назад музей им. Анны Ахматовой приобрёл замечательную серию акварелей её дореволюционного, раннего периода.
В православных храмах Франции и Англии её иконы и вышивки — ценная редкость, а потому особенно чтимы. Время не пощадило её творения, но то что до нас дошло, есть свидетельство роста личности этой много одаренной женщины. Творчество для неё неразрывно было сопряжено с молитвой, в своих стихах и иконах — вся она, без прикрас.
Конечно, трагическая судьба матери Марии придала иную оценку и ее творческому наследию. Будет ошибкой рассматривать живопись матери Марии наряду с работами знаменитых мастеров, таких как о. Г. Круг, Д. Стелецкий, Л. Успенский… По художественному исполнению ее работы на порядок ниже. Монахиня Мария, художник и поэт — самоучка. Но в свои „несовершенные“ работы она, как и сестра Иоанна (Рейтлингер), вложила энергию своей жизни, поисков и чувств. Понимала ли она, что истинное „я“ ей предстоит обрести только в Равенсбрюке?
Эта книга может стать настоящим открытием для франкоязычного читателя. В ней рассказано о деятельном монашестве м. Марии (Скобцовой) и о её литературно-художественном творчестве. В книге много цветных воспроизведений её икон, акварелей, рисунков разного периода. Приведены её стихотворения, а также ранние акварели. Книга содержит „Летопись жизни“ и описание её художественной деятельности до эмиграции, как поэтессы и художника Серебряного века — Е. Ю. Кузьминой-Караваевой, а также анализ её творчества во Франции.
За последние десятилетия имя этой неутомимой монахини в миру, всё более высвечивается в России и за рубежом. Казалось, что время, которое нас отделяет от её гибели в 1945 году, должно было бы погрузить память о её деятельности в небытиё, уничтожить результаты её творческого Дара — стихи, поэмы, богословские труды, вышивки, иконы, рисунки… Но Бог наградивший эту незаурядную, неутомимую личность многогранными талантами, распорядился иначе. Господь велик: в прошлом году на доме, где родилась Лиза Пиленко (будущая монахиня) открылась мемориальная доска, а в этом году, во Франции, вышла эта новая книга, с предисловием Патриарха Кирилла:
Настанет день на широту миров —
Во всём преодолев стихию разрушенья —
Творца мы прославлять восстанем из гробов,
Исполнив заповедь и воскрешенья.» Так писала незадолго до своей гибели в концентрационном лагере Равенсбрюк монахиня Мария (Скобцова). Она приняла смерть 31 марта 1945 года, в дни Святой Четыредесятницы, когда в надежде Воскресения Христова обновляется и оживотворяется весь прекрасный Божий мир.
На первый взгляд может показаться, что путь, избранный матерью Марией, — не тот, которым восходили „от силы в силу“ великие учителя иночества. Но ведь истинное монашество состоит в полном отвержении себя: „Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись от себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною“ (Мф 16:24). Так и жизнь, и смерть матери Марии — это путь отказа от себя, путь служения дальним и близким (Еф 2:17), путь деятельной, страдающей и милующей любви.
Люди окружавшие монахиню Марию, переживали катастрофу старой России прежде всего как личную трагедию. Мать Мария принадлежала к тем, кто распознал в обстоятельствах времени нечто большее: призвание к заботе о ближнем и дальнем и к христианскому творчеству. Она была в потоке, уносившем от избыточной усложнённости „последних римлян“ „Серебряного века“ предреволюционной петербургской культуры к апостольской простоте первых христиан, к золотому веку Церкви. Она писала: „Мы безбытны. Что это — случай? Что это — наша житейская неудача? В такую, мол, несчастную эпоху мы родились? В области жизни духовной нет случайностей, и нет удачных и неудачных эпох, а есть знаки, которые надо понимать, и пути, по которым надо идти. И мы призваны к великому, потому что мы призваны к свободе.“
В этом и есть смысл жизни и трудов матери Марии. Свобода рассматривалась ею как бесценный дар Божий, и она шла на видимые и невидимые миру жертвы, чтобы сохранить его для тех, кто был рядом. При этом она сама оставалась по-настоящему свободным человеком. Её свобода активно проявлялась в неустроенности земного бытия: в храмах, спешно переоборудованных из гаражей и конюшен, в „стульях“ сооружённых из пачек телефонных справочников, в незапиравшейся двери в бедную каморку под чёрной лестницей. Её свобода была в безвозмездном служении нищим, убогим, отчаявшимся. Именно здесь обреталось высшее призвание служения м. Марии
Я знаю только радости отдачи,
Чтобы собой тушить мирскую скорбь,
Чтобы огонь и вопль кровавых зорь
Потоплен в сострадательном был плаче.„Если мы принесём в Россию новый дух — свободный, творческий, дерзновенный — наша миссия будет исполнена“, — говорила своим соработникам мать Мария. Всю жизнь ей сопутствовал этот дивный дар Божий: даже находясь в лагере смерти, на краю своего жизненного пути, она не оставляла своего творчества. Как бесценное сокровище хранится ныне её Равенсбрюкская вышитая лагерная косынка. И как жаль, что не сохранилась вышитая икона с изображением Богородицы, держащей на руках Спасителя мира.
Ныне подвиг любви матери Марии, её творческое наследие все более становятся известны нашим соотечественникам. Верим, что её вдохновенный пример укрепит наши силы в служении Воскресшему из мертвых Христу Спасителю.
Мать Мария приняла мученическую кончину в день, когда Православная Церковь совершает поминовение усопших, в субботу второй седмицы Великого поста. Закрыв страницы временной жизни, она перешла в вечные обители. Действующая земная любовь соединилась с торжествующей небесной.Вечная память, достоблаженная сестра наша, приснопоминаемая…»
Кирилл, Патриарх Московский и Всея Руси
Следуя этому выбору и призванию, где не было ни отдыха, ни передышки, мать Мария продолжала оставаться поэтом, религиозным мыслителем, автором стихов, поэм, мистерий и богословских статей.
» У нее была страстная любовь к России и русскому народу — вспоминал о ней Н.Бердяев. Последний период ее жизни, период войны, был весь окрашен в цвет страстного патриотизма, который принимал крайние формы. Исключительная любовь к России к русской земле и русскому народу делали ее часто несправедливой к Западу и западным течениям. Ее мироощущение можно назвать революционным славянофильством».
Она была талантливым художником и в новой книге Ксении Кривошеиной можно увидеть не только акварели 1915—1919 гг., но и легкие, беглые рисунки, выполненные пером и тушью к собственным стихам изданных в 1937 г. в Берлине.
В книге есть и икона св. Марии Египетской, которую она написала к своему постригу, и уникальная вышивка головного платка, сделанная летом 1944 года в Равенсбрюке. На ней в стиле старинных нормандских вышивок символически изображена высадка союзников в Нормандии. Но вышивками, рисунками и акварелями не исчерпывается ее художественный дар и тому свидетельство это новое издание о творчестве м. Марии.
В послесловии к книге проф. Жорж Нива отмечает: «Лиза Пиленко, Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, мать Мария… Личность парадоксальная, многосложная, вызвавшая острые споры, но и цельная, дошедшая до конца, осуществившая себе в мере, редко кому дарованной… Она полностью принадлежит ХХ веку. Её гордая и смиренная, вечно алчущая душа искала свет в той «европейской ночи», о которой пел скептик и трагик Владислав Ходасевич. Она добровольно погрузилась в эту ночь тоталитаризма, пыток, холокоста, в её неминуемую тьму. Судьба м. Марии присоединилась к судьбам миллионов жертв. Она вписывается в мартиролог века и в мартиролог поэзии рядом с Целаном, Мандельштамом, Цветаевой, Ахматовой, Шаламовым и многими другими.
Затмился ли Бог в Освенциме, в Равенсбрюке, на Колыме, на Соловках, как утверждают многие богословы вслед за немецким философом Йонансом? Или, напротив, Он сиял в последних взглядах и последних вздохах мучеников? Этот вопрос трагически разделил мир, и на него нет ответа.
Ибо истина — не то, что ты знаешь, а то, что есть. Истину нельзя знать, в ней можно только быть или не быть. Нет свидетелей последних слов матери Марии, но её пророческое стихотворение «Зажгутся костры» Свидетельствует о её предчувствиях грядущей гибели и, что Бог для неё сверкал в умирающих душах. Она принадлежит безумному, страстному и блестящему «Серебряному веку». Она чаяла взрыва и катастрофы, «невиданных мятежей». И она воистину была дитя «страшных лет России» :
Я знаю, зажгутся костры
Спокойной рукою сестры,
А братья пойдут за дровами,
И даже добрейший из всех
Про путь мой, который лишь грех,
Недобрыми скажет словами.
Не будет гореть мой костёр
Под песнопенье сестёр,
Под сладостный звон колокольный,
На месте на Лобном, в Кремле,
Иль здесь, на чужой мне земле,
Везде, где есть люд богомольный.
От хвороста тянет дымок,
Огонь показался у ног
И громче напев погребальный.
И мгла не мертва, не пуста,
И в ней начертанье креста —
Конец мой! Конец огнепальный!
