А выбрали Гагарина
– Отец Михаил, что такое крест?
– Я так скажу. Все жизненные обстоятельства, которые не зависят от тебя, это и есть крест. Как отцы говорили: воля Божья познается из складывающихся событий твоей жизни. А у нас ездят везде, бегают, ищут по старцам волю Божью. Это интересно, но я вам точно скажу, что воля Божья в том, что не надо ездить по старцам, не надо надоедать людям, особенно в монастырях, мешать им там. Всю суету тащить туда, весь свой сумбур. Живи, исполняй, что велено. Заповеди же есть – живи по заповедям, и будет воля Божья. Все же ясно.
Протоиерей Михаил Шаталов
– Знаете православную поговорку: на крест не напрашивайся, и от креста не отказывайся?
– Есть такая поговорка. Но, по-моему, все очень просто. Бог – наш отец, а если мы его чада, то надо постоянно стремиться к Нему, как дети к папе. И когда мы в сыновнем отношении находимся с Богом, мы живем «как у Христа за пазухой». Не потому, что у нас все в шоколаде, а потому что мы – как маленький ребенок со своим отцом. Мы знаем крепкие руки отца, знаем, что с ним можно вплавь речку переплыть, даже если плаваешь плохо: с папой не утонешь! И как ребенок отцу своему доверяет, так и человек должен доверять Отцу Небесному.
И тогда получается, что жизнь твоя складывается по твоей воле и по воле Божьей, наилучшим для тебя образом, для стяжания Царства Божьего, для спасения, для уподобления Богу, для реализации своего призвания. Вот и все.
Понятно, что жизнь должна быть у каждого по его силе. С каждого спрашивается по-разному. Один человек может поднять 200 килограммов, а другой – 20 килограммов. Так и здесь.
У меня, например, три сына и две дочери. Я, хоть человек в чем-то и глупый, тем не менее, знаю, что у Ваньки, младшего моего, были сломаны кости таза после аварии. И я ему никогда не дам нести что-то тяжелое, я сам возьму или Пашке дам. Так и Господь с нами поступает. Ведь крест – эти испытания, искушения жизненные – они необходимы для человека. Они его закаляют, меняют, преображают. Человек становится совсем другим.
Но это – неизбежные жизненные трудности, связанные с условиями нашей жизни, и чего тут только нет: и моры, и войны, и болезни, и преступность. А не искусственные трудности, которые будто Бог придумал: ну-ка дай я ему испытание пошлю. Нет, мы просто встречаем трудности в жизни, а Господь попускает нам.
И «на крест не напрашивайся» – это означает, что ты во всем полагаешься на своего отца, на Господа, все принимаешь из Его любящей руки. Все принимаешь, но не проявляешь инициативу по собственной гордыне.
Вот мой тесть, отец Петр Савенко, известный был протоиерей в Ставрополе. Он рассказывал, что когда уверовал, это были 50-е годы, он специально, в общественном транспорте, заводил разговоры о Боге. Нарывался на мученичество, как мученики первохристианские. Хотел за Христа пострадать. Но Господь не допустил. Потом тесть сам смеялся над этим.
Выходит, ты судишь так, а Господь – иначе. Как, допустим, в космос – готовили целый отряд космонавтов. А выбрали Гагарина, он полетел. Так и здесь. Не ты решаешь.
Лечиться или не лечиться, вот в чем вопрос!
– А крест и скорбь – это одно и то же?
– Не обязательно. Скорбь – это наша реакция на жизненные обстоятельства. Ведь люди как себе представляют? Очередь, идут люди, а Бог – аппарат какой-то, робот: «чпок», каждому чувал. Чувал – это мешок по 80 килограмм, я в молодости таскал. Да нет же, не так. Это мы сами часто на себя взваливаем, а Бог говорит: Я вообще этого ему никогда не давал.
Но парадокс: даже если я сам на себя взваливаю какие-то невзгоды, неприятности, про которые, возможно, Господь меня сам предупреждал, от них отводил, а я не послушался, – я и тут «скорблю»: какой тяжелый крест мне дан! А второй парадокс: Господь и его помогает нам нести – как и чуткий отец поступает по отношению к своим сыновьям. А не так: «Ага, ты меня не послушался? Ну и тащи сам!»
– Ну, тут уж как понимать крест. У нас ведь крест – заболел. Лекарства нашел, вылечился – значит, не крест уже. Дальше заболел – опять крест и т.д.
– А почему только про болезни? А знания – это не крест? Когда человек много знает, как его, бедного, кидает во все стороны! А здоровье? Нести свое здоровье по жизни. Помнишь, у Лескова был рассказ. У человека была невероятная сила, он не знал, что с ней делать. Возьмет бабушку, на шею себе посадит и куда-нибудь ее тащит, из пункта А в пункт Б. Сила – это что, не крест? А власть – не крест? А ум? А способности всякие – не крест? Все – крест. Вся жизнь – крест.
А то получается, что у Христа крест был только с того момента, когда Он тащил Крест на Голгофу, а все остальное время «подготовка». Нет, вся Его человеческая жизнь – это был крест. Христос – Богочеловек, и Он нам явил истинного Бога и истинного человека. Для нас была искупительной вся жизнь Христа. Его воплощение, рождение, благовещение – и есть дело нашего спасения.
Например, помните, как подходит отец к Нему и говорит: «Твои ученики не могли исцелить моего сына». И Он в сердцах отвечает: «О, роде лукавый и прелюбодейный, доколе буду с вами?» Это ведь Он сказал и в адрес своих учеников. Ему, как совершенному человеку, было крайне тяжело с людьми. Его никто не понимал.
– А крест и христианский подвиг – связанные вещи? Пост, например, – это крест?
– Пост – крест. И не пост – тоже крест. Допустим: все, тебе уже надоело мясо, а мясоед идет. Ешь. И без благословения поститься нельзя. А тебе, может, хочется попоститься. Тоже крест. А если человек любит поесть блины. Наестся – и как ему тяжело. Это что, не крест? Скорби великие, болезни – от собственных страстей. Это тождественно: жизнь и крест. А не так: « Я готовлюсь к своей Голгофе. А пока так, разминка. Потом я возьму свой крест и понесу на Голгофу».
Петр так же мыслил, думал, надо будет – он умрет вместе со Христом. Ну, и чем закончилось? Господь попустил ему такое падение. Даже с точки зрения языческой морали, кто он? Слабак Петр.
– Вот известный христианский опыт: человек заболевает раком. Есть человек, который говорит: не буду лечиться, это – мой крест. А другой говорит: буду лечиться. Получается, первый, вроде бы, на крест напросился?
– Это абстрактный пример. Я лучше приведу конкретный.
У моей матери, Царство ей Небесное, был рак легкого. Врачи отказались от химиотерапии, лучевой терапии – все это уже было бесполезно. Она высохла вся. Настроилась умирать. «Позовите батюшку». Позвали, исповедовалась долго. Причастилась. 14 раз приходил батюшка, исповедовал, причащал. Она все время лежала так вот, – рука за голову, постоянно о чем-то думала. Жизнь длинная, у нее было три мужа, такая жизнь была насыщенная.
И выздоровела. Рак у нее прошел. Она поправилась, вес свой набрала. В больнице врачи сказали: «Бывает». Приехала к нам в гости, внучку посмотрела, Томку. Потом прожила еще два года. А скончалась скоропостижно: тромб оторвался. Вот что это? Крест?
Второй пример, мой отец – рак желудка. Спросил в госпитале: «Сколько мне жить осталось?» – «Полгода». – «А если операцию, лечение?» – «Тоже полгода». – «Ну, и зачем мне тогда это надо? – рассудил человек, очень грамотно. – Лучше помру не резаным» Ровно через полгода помер. Совершенно спокойно, не волнуясь. Как тут объяснить?
Или вот тебе из жизни святых. Паисий Святогорец не лечился от рака, хотя пишет: «Лекарство от рака – очень простое, оно на каждом шагу, но я не стал им пользоваться, и считаю, что эта болезнь нам послана от Господа, как великое благо. Человек медленно угасает, и у него есть возможность остепениться».
Эти три примера я привел, чтобы подумать, – они на крест напросились? Или просто приняли волю Божию смиренно? С доверием к Отцу своему Небесному?
– Но все-таки все три ваши примера говорят о том, что лучше принять, как есть, и не лечиться.
– Подождите. Это не значит, что есть два варианта: лечиться и не лечиться. Нет, можно поступить и так, и так. Как брак, например, и монашество. И то угодно Богу, и это. Поэтому, думаю, если у человека диагностируют рано эту болезнь, а сегодня в большинстве случаев при этом возможно успешное лечение, – то надо воспользоваться.
А вот тебе еще один случай: Зоя, Царство Небесное ей. Позвонила как-то и попросила дежурного священника на дом. Я был дежурным и пошел ее причащать. Это было первый раз в ее жизни. У нее что-то с сосудами, сердце, она перенесла несколько операций, ей вставляли искусственные сосуды. Я говорил: «А зачем вам такие страшные мучения?» А она говорит: «Это я ради детей делаю, потому что если я откажусь от операции, помру, они потом будут унывать, страдать, от того что позволили мне так поступить, и не простят себе». Понимаешь, она принимала величайшие муки из-за своих детей. Хотя, говорит, я б лучше померла, да и все. «И во всем Израиле я не встречал такой веры». Вот так, каждый по-разному. Важно не по верхам смотреть. Что на сердце у человека, вот что важно.
Сыр как крест
– Нелегкие экономические времена наступили: продукты дорогие, люди без работы. Бороться? Или принимать, как есть? Кризис – это крест?
– Кризис? Мы же знаем, что он означает: «кризис» – суд. Суд – значит, правда. А кто нас судит? Господь. Насчет всех кризисов, революций, воин, катаклизмов, переворотов, ломал я себе голову и думал: как наша страна, Россия, такая мощная была, и армия христолюбивая, воинство, и вдруг – бах! – и все рухнуло в одночасье. Это я про 1917-й. И брат на брата пошел, и отец на сына… Но в чем же причины? А ответ я нашел в Номоканоне. Правило есть такое: когда пастыри земные перестают пасти стадо, то Пастырь Небесный, чтобы спасти хотя бы малое стадо, попускает глады, моры, землетрясения по местам, братоубийственные войны, нашествие иноплеменников. В общем, все, что у нас. Я не знаю, как в других странах, но насчет России это однозначно: отвернулись от Христа – и все.
Мы все повторяем Адамов путь. Путь отступления. И когда это набирает масштабы страны, целого народа, то получается совокупность свободных воль. И каждая из них устремлена не к Богу, а куда угодно. Должен быть противовес какой-то, хоть сколько-то праведников должно быть в государстве! Помнишь, Авраам спорит с Богом? «А 50 человек хотя бы найдется праведников, пощадишь?» – «Пощажу». – «А если 40?» (Он чувствует, что 50, наверное, вряд ли будет.) – Пощажу. Ну, и когда до 10 дошло – ответа уже нет. Когда в обществе достигается критическая масса, когда такое общественное настроение, что Бог не нужен, мы тут сами боги, мы рождены, чтоб сказку сделать былью, – отступает тогда Господь.
– Я сегодня Ваньку своего, 12-летнего, спрашиваю: «Вань, как ты думаешь, отсутствие хорошего сыра сейчас в магазине – это крест или не крест?» Он мне говорит: «Если б я сыр любил, то был бы крест. А я пироги люблю. Вот если б пирогов не стало вокруг, то это был бы крест».
– Устами младенца глаголет истина. Прав Ванька. Можно нести крест в одной руке, а пирог в другой.
А вообще, наши родители знали толк в этом вопросе. Пока есть хлеб – голода нет. Значит, и креста, связанного с голодом. Нам сам Господь говорит: вы не думайте, что вам есть и пить и во что одеваться. Ваше дело – это искать Царствие Божие и правды его. А уж это, – то, что так вас волнует, – приложится к вам.
– То есть скорби еще не наступили?
– Да какие скорби-то? Скорби бывают разными. Вот Верещагин в фильме икру черную ест ложками. Мы о ней даже не мечтаем, а для него это – скорбь: хлебушка нету. Даже если брать материальную составляющую, каждый по-своему все оценивает. Кому-то ничего не нужно. А кому-то только комфорт. Отсутствие комфорта – это крест? А сам комфорт – не крест? Почему наркомания, экстрим, люди бьются, ломаются, что только ни делают, жизнью своей не дорожат? Потому что стремление к комфорту привело к тому, что человеку стало плохо внутренне. Он пытается компенсировать.
Я вот простой, деревенский. Когда в деревне просто из дому вышел – уже адреналин. Пойди-ка, накорми скотину – а она брыкается, бодается. Постоянный риск. Полевые работы – не спишь сутками, неделями, тоже сплошной адреналин. А если не хватало – кулачные бои устраивали и хоровод водили до утра.
Ну а комфорт – это такая «засада». Как у Высоцкого: «Ребятишкам хотелось под танки, не досталось им даже по пуле…» Люди отрекаются от комфорта, они идут на улицу. Сколько этих движений на Западе и у нас – хиппи, панки, антиглобалисты. Люди чувствуют, что вот такая тишь да гладь, да сытость – это ненормально. Так что отсутствие пармезана – это не крест. Но по нашей слабости, по нашему чревоугодию ударчик большой.
Фото: edabezvreda.ru
– А съездить в Финляндию, купить пармезана – это плохо? Мы вот ездили в Австрию, навезли сыра всякого. Я на приход принес после поста, всем нравится. Все православные в один голос: как вкусно!
– Я к сыру равнодушный, меня это не трогает. Так же, как и Ванька твой. Мне все равно, есть он или его нет.
– Ну, хорошо. А как вам новый тренд православной публицистической мысли, что не надо бороться с наслаждением и удовольствиями, что лучше благодарить за них Бога, чем отказываться от них и сидеть с постными православными лицами?
– Я читал, читал. У нас всегда на такие вопросы почему-то предлагается два варианта ответа, как маленьким детям: или клизму в нос тебе промывать сопли, или сейчас ремня получишь. А ребенок не может догадаться и сказать: и не ремень, и не клизму. Почему всегда два варианта-то предлагается? Разве других вариантов нет? Конечно, есть.
Зачем бороться с наслаждением? Надо избегать искусственных, надуманных наслаждений. Если тебе приносит радость естественное наслаждение: ты пришел с работы, устал, напахался, весь пыльный с фасадных работ слез (мы сейчас с сыновьями в нашем храме сами фасады штукатурим и красим), пришел с работы и принимаешь душ. Это – нормальное удовольствие. Или нам дал Господь вкусовые рецепторы. Мы едим сливу, груши, клубнику, вкусно? Вкусно. Слава тебе, Господи. Или капусту – тоже вкусно.
– Или пармезан…
– Ну, не знаю. Когда мы начинаем сознательно делать какие-то гастрономические изыски, проявляя чудеса ума, что бы такое вкусненькое…
– А вон у вас полный стол матушка наготовила всякого вкусного.
– Вкусного? Яблоки печеные? Пирог-шарлотка? Ну, и где же тут пармезан-то? Тут все простое.
– Почему пармезан плохо, а пирог – хорошо?
– Я не говорю плохо. Просто все, что с увлечением делается для того, чтобы наши вкусовые рецепторы максимально раздражать – это не наш путь.
Вот смотри – гурманы. Они знают толк в еде. Обычный чревоугодник – это тот, который много ест. А они такие тонкие, изыски у них, искусство у них, как съесть больше, в какой последовательности, чтобы потом не икалось, не было изжоги, чем загасить одно, чем погасить другое. Целое искусство.
– То есть при выборе поесть вкусненького, поблагодарив за это Бога, или не есть вкусненького и унывать, лучше выбрать второе?
– Лучше всего не чревоугодничать и не унывать. Едешь в дороге, а где в дороге обычно питаются? На заправке. А там все есть, блинчики с джемом, гамбургеры. Вот френч-дог взял. Вкусно? Вкусно. Ешь и Бога благодаришь. А если ты специально выискиваешь и целыми днями об этом думаешь – это другое дело. Мотивация, одним словом, важна. Я ведь могу есть вкусненькое и при этом унывать.
Кстати, это чаще всего и бывает. Потому что мечтаешь о вкусненьком, реализовал свои желания, наелся вкуснотищи – или много, или не вовремя. И потом уныние-то и наступает. Ведь, по аскетике, страсти взаимосвязаны: сначала чревоугодие, потом блуд, потом гнев, а потом – уныние. Душа-то чувствует, что ты занимаешься не тем, чем надо.
– Получается, что Господь не крест дает человеку, Господь ему жизнь дает со всеми ее обстоятельствами. А человек или воспринимает это, как крест, или не воспринимает это, как крест. Но это у христиан. А живут же миллионы людей, которые совершенно не близки к этому. Им Господь дает крест?
– Конечно. Но они его так не воспринимают. Хотя такие интуиции были даже в древности. Стоицизм – покорись судьбе. Исполняй свой долг до конца, а не можешь – окончи жизнь самоубийством. Это – извращенная форма христианства. У нас – примерно то же самое.
Доверься Богу. Не слепой судьбе – знаешь, богини судьбы такие были, Мойры их звали, которые свои нити плетут. Даже Зевс был в зависимости от этих Мойр. И древний грек понимал, – ничего даже боги не могут с этим поделать. А мы, христиане, доверяемся не слепой судьбе, року, фатуму, а Самому Богу, нашему творцу, создателю и спасителю. Исполняй свой долг: делай, что должен, и будь, что будет. И была – не была.
Протоиерей Михаил Шаталов. Родился в 1961 году, в деревне в Воронежской области. Работал в колхозе на тракторе, потом в городе на заводе. Окончил техническое училище, после него работал в Москве на автопредприятии. Ушел в армию, отслужил два года. Потом устроился докером в Рижском порту, там же в Риге окончил мореходное училище, работал в латвийском морском пароходстве, был моряком загранплавания. Бывал в Африке, Европе, обошел всю Атлантику. В Санкт-Петербурге работал кровельщиком, дворником. В 1996 поступил в СПбДА. В 2002 году рукоположен, служил в храме Рождества Иоанна Предтечи на Каменном острове. С 2003 года – настоятель храма Тихвинской иконы Божией Матери в поселке Назия Кировского района Ленинградской области (Тихвинская епархия Санкт-Петербургской митрополии). Женат, отец пятерых детей.
Читайте также:
- Место встречи. Крест — игумен Нектарий (Морозов)
- Жизнь без Креста — жизнь без надежды. Протоиерей Алексий Уминский
- Сила крестная — протоиерей Александр Авдюгин
- Несение креста — священник Феодор Людоговский
- Крест как безумие — священник Филипп Парфенов
