«Если мастер сливает, не просите: «Прослушайте отдельно»». Невена Закирова поступила в театральный с 4-го раза

Монреаль, Москва и русская литература

Я не из актерской семьи. Моя мама по образованию переводчик. В начале девяностых она по работе уехала из Москвы в Монреаль, там познакомилась с моим будущим отцом. Когда мне был год и восемь месяцев, она привезла меня к дедушке и бабушке. По сути, меня воспитывали именно они.

Бабушка — учитель русского языка и литературы. Я, разумеется, глядя на нее, поначалу тоже хотела преподавать. Но чтобы работать с детьми, нужно их по-настоящему чувствовать. Мое призвание было явно в другом.

Мне легко давались языки. Но то, что легко дается, ценности для меня как будто не имеет. По натуре я покоритель, мне должно быть сложно. 

Стать актрисой я решила лет в пятнадцать. Меня вдохновляла Любовь Полищук — неординарная, колоритная актриса с непростой судьбой, женщина яркого темперамента. Я часто пересматривала и переслушивала ее интервью. Она была невероятно честна. Артисты любят сочинять о себе легенды, но Полищук говорила правду. Благодаря ей я и выбрала этот путь. 

Мама с бабушкой сказали: «Попробуй». Тетя, директор школы, отговаривала: «Ну куда ты? У нас же нет связей, нет родственников и знакомых, которые могли бы помочь». Она добрая, отзывчивая, но реалистка. Мы решили, что я сдам ЕГЭ по истории, про запас поступлю на филологический. Но в последний момент, в феврале, я поняла: больше никакой истории, буду сдавать только русскую литературу! 

В последние два года я разочаровалась в школе, мне было неинтересно учиться, поэтому в аттестате у меня несколько четверок. Раньше я гналась за оценками, потом осознала, что нужно работать не на внутренний имидж, а на свое будущее. 

На ЕГЭ мне было легко, я практически не готовилась. По русскому получила 92 балла, по литературе — 85.

Забегая вперед, скажу, что золотая медаль в театральных вузах не спасает. Главное — первые три тура и конкурс. А баллы за актерское мастерство ставят очень субъективно, здесь нет никакого измерителя. Со мной поступала медалистка, у нее было 100 баллов по русскому, около 94 баллов по литературе. Но оказалось, это не преимущество: она плохо читала на турах. Со мной поступал парень, у которого было 42 балла по литературе и 52 по русскому, но ему поставили 100 по мастерству, 100 на конкурсе — и он сравнялся с остальными ребятами. 

К поступлению в первый год я отнеслась легкомысленно. Я не знала, как это на самом деле устроено. У меня перед глазами была красивая картинка, которая не имела отношения к жизни.

«Мастеру нужна Марфушенька, зачем ему татарка?»

На туры нужно ходить с апреля. Они длятся три месяца: апрель, май и июнь. Я пришла в конце июня, а в это время курс уже, по сути, набран. То есть ты приходишь, чтобы тебя отсеяли. 

В апреле я только начала искать программу. Наобум выбрала стихотворение, басню, прозу, погуглив: «Что берут абитуриенты для поступления в театральный?» Так делать нельзя. Важно найти произведение, которое тебя цепляет, а не которое просто красивое. Это вопрос не самолюбования, а внутренней истории.

Теперь я знаю, что готовить программу желательно за полтора-два года. Тогда же пора искать педагога, причем действующего актера. Допустим, известный режиссер набирает курс. Если ты ориентируешься на его мастерскую, ищи актера из его театра.

А я выучила басню, стихотворение, фрагмент прозы — и пришла читать. Подалась во все вузы Москвы: ГИТИС, Щуку, МХАТ и другие. Везде молниеносно слетела. У меня не было ни поставленного голоса, ни посыла, да и про логику речи я не слышала: не понимала, что читаю, для кого читаю, что хочу сказать. 

Туры проходят везде по-разному, зависит от вуза и мастера. Обычно заводят десять человек, например семь девочек и три мальчика. Чаще тебя приглашают на сцену, как в настоящем театре. Ты поднимаешься, называешь имя, фамилию, возраст. Если поступаешь первый год, спрашивают, какой предмет тебе нравился в школе или почему ты решила поступать в театральный. Члены комиссии либо сами определяют, с какого произведения начать, либо предлагают выбрать абитуриенту. 

Когда ты читаешь, тебе могут дать задание. Скажем, прочитать стихотворение так, как будто за тобой гонится маньяк. Или как будто тебе очень жарко и ты ползешь по пустыне. Спой песню так, будто ты играешь в мюзикле. А песня может быть вообще русской народной. И нужно импровизировать. 

Потом, когда все прочитали, выходит человек со списком. Как правило, это студент мастерской, в которую ты поступаешь. Объявляется результат. Обычно на первом, предварительном туре из десятки проходят два-три человека. И так каждый тур: ты приходишь со своей программой, но в комиссии уже другие педагоги, на третий тур приходит мастер, он может прийти и на конкурс. То есть меняются люди, которые тебя могут отсеять или пропустить дальше. 

Есть миф, что конкуренция идет между типажами. Я думала, мне придется соревноваться с какой-нибудь девушкой восточной внешности. Ничего подобного. Каждый мастер живет своей жизнью. Есть мастерские, где предпочитают светленьких, потому что там ставят исключительно классику. Вот мастеру в спектакль нужна Аленушка/Дунечка/Марфушенька. Зачем ему брать татарку — человека, который будет сидеть без работы на курсе? 

Когда я провалила поступление, семья не удивилась: «Ну мы же говорили». А я на родных не обижаюсь. Знаю, что у людей в возрасте есть своя правда жизни. Но и у меня была своя правда. Мой выбор — моя ответственность.

«Осознаешь, что не подходишь»

Я решила, что попробую поступить через год, и пошла работать билетером в РАМТ. За год я посмотрела много спектаклей, даже познакомилась с некоторыми артистами. Интереснее всего было общаться в перерывах: мы говорили о театре, я задавала много вопросов про поступление. Естественно, мне хотелось на сцену, но я посчитала правильным поработать в этой среде, чтобы понять, как устроен театр. Даже не с художественной точки зрения, а с человеческой. Меня интересовали люди. 

На свои деньги я наняла педагога, действующую актрису. Преподавала она толково: давала интересные задания, списки литературы, готовила меня к импровизации — брала любую историю, которая придет в голову. В театральных вузах во время туров педагог может придумать задание. Например, сыграй чайный пакетик, читая вот эту басню. Или расскажи анекдот. 

Но с этим педагогом у меня поладить не получилось. Я уходила в зажимы, мне было некомфортно. Через некоторое время я обратилась к другому преподавателю, все еще не понимая, что нужен человек, работающий в театре.

Мой новый педагог окончил Щепкинское училище, по диплому был актером, но в театре не играл. У него было музыкальное образование, и, по сути, он был певцом. Он добротно занимался со мной вокалом, но как актер не давал почти ничего. Я искала материал сама, приносила его на уроки и чувствовала, что мне чего-то не хватает. С горем пополам подготовилась.

Во второй год я уже начала проходить по два-три тура. Поступала снова только в московские вузы. У меня был такой стереотип: раз я москвичка, нет смысла ехать учиться в провинцию. 

Иногда ты даже не успеваешь открыть рот, а педагог уже сидит со скрещенными руками. Нет, на турах никто не говорит: «Все, достаточно, уходи». Тебя дослушают, это вопрос этики. Но дальше не пропустят.

Мое главное открытие во второй год: когда тебя сливает мастер, ни в коем случае не нужно идти к нему в театр и проситься, чтобы он тебя индивидуально прослушал. Не нужно навязываться, если тебе сказали «нет». Абитуриенты часто делают наоборот. Если их сливает мастер, они бегут к нему в театр: «Прослушайте, пожалуйста! Я тогда волновался, а сейчас я раскроюсь». Это еще больше отталкивает. 

Да, все знают байки в духе: «Мастер меня не взял, но я пошел к нему лично, прочитал, он поразился и понял, какие глубины во мне таятся». Честно, я в эти байки тоже верила.

Наверняка у кого-то действительно сработало, но таких случаев единицы. Во второй год я доходила до туров с мастерами, но поступить не удавалось. Я пробовала попасть к одному режиссеру лично, просила знакомых, которые работали в его театре: «Слушай, можешь меня показать? Я слетела, но очень хочу у него учиться!» Мне объясняли, что мастер все равно помнит, кому он отказал.

«Устроила кастинг для педагогов»

После моей второй попытки родные заявили: «Тебе уже 19 лет, время заняться делом». Я поступила на филфак столичного вуза на очно-заочное отделение. 

Но я настолько была зациклена на своей мечте, что учиться там абсолютно не хотела. Поступила, чтобы отсидеться. Учеба была интересной, она расширяла кругозор. Но душа лежала к другому. У меня даже почти не сохранилось воспоминаний, все пролетело как один день. Я походила, походила, а потом сама отчислилась, никому из родных не сказав.

Становиться филологом я не собиралась. Зачем тратить время? 

Я вышла замуж, так что половину моего пути мы прошли вместе с супругом. Он меня поддерживал. Это человек, который верил в меня безусловно. Он вкладывал в мою мечту силы, время, деньги — вообще все, что у него было. Мы вместе ходили в театр: «А посмотри вот этот спектакль», «Посмотри на эту актрису», «Посмотри, как ставит этот режиссер». Супруг не из театральной среды, он экономист. От творческих людей я получала помощь очень редко. 

Теперь я не просто искала себе педагога, а именно перебирала, чтобы найти того, с кем будет комфортно. По фотографии этого не узнать, да и я стараюсь не ориентироваться на первые впечатления. У меня был своего рода кастинг: у каждого педагога я брала одно очное занятие. Да, всегда эти занятия были платными, но они позволяли увидеть подход.

В интернете достаточно сайтов, куда можно зайти и вбить, что тебе нужен педагог по актерскому мастерству из конкретного театра. Так я нашла одного режиссера: он готовил к поступлению, занимался драматургией, учил писать сценарии. Личность многогранная, уникальная. Он ставил спектакли, сам играл как актер. Мы сошлись. Попадание было стопроцентное. 

Он объяснил мне, что я характерная актриса и что мне нужны либо национальные герои (цыганки, татарки, еврейки), либо без национального колорита, но экстравагантные (например, Эллочка-людоедка из «Двенадцати стульев»). Он дал мне «Собаку на сене» Лопе де Веги, он дал мне стихотворения Хармса, Введенского, Пушкина… Все произведения подбирал по внешности, типажу, характеру. Оказалось, что мне подходит трагифарс.

«Дойти конца и слететь с конкурса — это очень больно»

Так как у меня уже были знакомые в разных мастерских, я спрашивала, в чем могла быть моя проблема. Так как у меня уже были знакомые в разных мастерских, я спрашивала про специфику каждой.

Кто-то говорил, что у нас действительно в приоритете славянские типажи. Девушка кавказского, тюркского, семитского типа будет в проигрыше. Почему? Зайдите в любой театральный институт — Чехов, Шекспир. Где вы у Шекспира найдете татарскую девочку? С парнями история другая. Даже кавказского парня можно загримировать под русского дворянина. Он не будет выглядеть как абсолютный европеец, но ему сделают скидку, потому что парней поступает мало. 

Кто-то говорил, что мастерам не подходил мой типаж или репертуар: «Ой, а ему стихотворение не понравилось, он такое не любит». А кто-то говорил, что дело в педагоге: педагог готовит по той системе, по которой учился у своего мастера, а мастер, к которому ты поступаешь, обучен иначе. Возьмем советских режиссеров. Есть Любимов, а есть Эфрос — разные планеты. Мне советовали ориентироваться на какого-то конкретного мастера, но не отчаиваться и не возлагать особых надежд.

Поступая в третий раз, я решила попробовать себя не только в Москве, но и в Санкт-Петербурге. Не хотелось поступать в периферийное училище. Все-таки после одиннадцатого класса хочется высшее. У нас профессия не про корочку, а про нравится/не нравится. Но есть стереотип, что актеру без высшего можно играть только в провинциальных театрах, и я ориентировалась на институт. 

В этот год я доходила до конца везде. Подавалась даже в те вузы, которые мне совсем не нравились, и даже в некоторые из них прошла по конкурсу. В топовые вузы я снова не поступила, а в периферийных, куда меня были готовы принять, учиться не захотела. Не потому, что они были периферийные, а потому, что мне не нравилась обстановка, не нравились мастера и педагоги, не нравилась приемная комиссия. Я в целом была настроена предвзято. Заходила, и казалось, что все не так: «Ой, какой кошмар!» 

Скажу по опыту: лучше слететь сразу, с первого тура, чем дойти до конца и слететь с конкурса. Потому что слетать с конкурса очень больно: вас осталось человек сорок, ты уже почти поступил, а тебя разворачивают.

Я отходила месяца полтора, заново все прокручивая в голове: «А если бы я сделала по-другому? А если бы я не так поздоровалась? Пришла с другим настроением? Может быть, про мастера бы побольше узнала (или не узнала)?»

Меня не взял тот мастер, у которого я очень хотела учиться. Я готовила именно ту программу, которая была заявлена у него… Но нельзя жить только этим человеком. Иначе, когда он от тебя отворачивается, когда ты теряешь свою мечту, это становится трагедией. Я должна хотеть, но не должна зацикливаться.

Нет, я не жаловалась. Я вообще не люблю плакать. А чтобы не было депрессии, надо заниматься делом. Поэтому я поехала на дачу. Никогда душа не лежала к огороду, а тут меня накрыло лавиной: «Надо бабушке помочь по хозяйству!»

«Важна не мастерская, а человек»

Весь год я посвятила исключительно подготовке к поступлению. Я была зациклена: с каждым разом ты зацикливаешься все сильнее. В четвертый раз я снова решила податься во все московские и питерские вузы. 

Оказалось, имеет значение возраст. Парней берут лет до 27, девушкам сложнее. Я знаю случай, когда девушка поступила в 25, но это исключение. Мне уже начинали отказывать. Причем отказывали не в поступлении вообще, а в бюджете: «Мы можем предложить вам платное место». На бюджет берут до 20 лет, и то если ты сильно понравилась.

И снова меня ждало открытие. Важна не мастерская, а человек!

Я ходила по всем вузам, пробовала — и так случайно познакомилась с Сергеем Владимировичем Казаковым. Это художественный руководитель Пензенского областного драматического театра имени Луначарского. Сергей Владимирович работал и до сих пор работает на два города: у себя в Пензе как художественный руководитель театра и в Москве как мастер. В тот год Сергей Владимирович набирал себе курс в Институте театрального искусства имени Кобзона. За все эти годы я впервые увидела по-настоящему заинтересованного в абитуриентах мастера. Раньше на всех турах и конкурсах мне казалось, что меня не слушают, что со мной не хотят взаимодействовать, что не оценили мой материал. А здесь я увидела человека с горящими глазами. Сергей Владимирович эмпат, он всех студентов чувствует, со всеми по-доброму, уважительно общается. 

Я уже знала, что не смогу работать с режиссером, который хамит артистам. Мне важно, чтобы мы с режиссером были компаньонами, друзьями. Мне не нравится, когда режиссер мотивирует жестокостью, я этого не признаю.

Даже теперь, снимаясь в кино, я готова отказаться от работы, если мне не подошел человеческий климат. И Сергей Владимирович — тот человек с которым мы совпали на сто процентов. 

Узнав, что я наконец поступила, пусть и на платное, я испытала облегчение и почувствовала себя героем! А еще подумала о том, что было бы, не поступи я сейчас…

«Бывает, отчисляют за характер»

Учиться в театральном очень сложно, потому что все поступают разными. У меня была однокурсница, которая занималась и народным танцем, и художественной гимнастикой, и народным вокалом — она умела все. А были люди, которые пришли случайно: «Пойду попробую». 

Я много занималась с педагогами факультативно: и танцами, и вокалом, и акробатикой, и фехтованием. 

Пары начинались в 8:30, а заканчивались в 11 вечера. В 8:30 традиционно стоял народный танец. Нужно было отбивать мощные дроби, даже если ты еще совсем сонный. Потом у нас могло быть четыре часа репетиций, потом опять пара, а потом опять репетиция.

В первый год страшно, что тебя отчислят. Обычно отчисляют именно с первых двух курсов: мастер и педагоги присматриваются, подходит ли человек их мастерской. Бывают мастера, которые дают второй шанс, а бывают мастера, которые резко отчисляют.

Ты можешь поступить к очень крутому мастеру, а учеба может не сложиться, потому что не твой человек. Вы же знаете, как отчисляют из театральных вузов? Абсолютно субъективно. Например, мастер начинает понимать, что у вас разные взгляды на жизнь, на профессию, что у вас нет точки соприкосновения. И дальше ты можешь хорошо сыграть, сдать зачет, но тебе поставят двойку, потому что мастер не хочет тебя видеть на своем курсе. Бывает, отчисляют за характер: нахамил, огрызнулся, сорвал репетицию, хлопнул дверью. Поэтому, когда говорят, что отчислен «за профнепригодность», подразумеваться может что угодно.

Я с мастером не ошиблась. Он постоянно шутил, у нас всегда была минутка анекдотов, он позволял нам свободу творчества. Представим, что ты забыл на сцене текст. Один режиссер тебя начнет ругать, и ты будешь еще больше зажиматься. А у Сергея Владимировича другой подход: «Стоп, всем тихо сидеть. Невена, вспоминай». И Невена вспоминает, Невене становится спокойно, текст возвращается, Невена играет. 

Когда ты учишься в театральном, школа вспоминается как что-то светлое и доброе. Да, в школе были конфликты, мы могли друг друга обидеть, могли друг другу нахамить, но у нас не было конкуренции, мы просто учились. В театральном институте у нас началась бойня за внимание мастера, за внимание других педагогов, за главные роли. Хотя учебные спектакли никакого значения для твоей карьеры не имеют.

У нас кто-то гнался за оценками, кто-то за имиджем внутри курса, а я рвалась за пределы, чтобы после института выйти в профессию. И я считаю, что поступила правильно. 

Сначала я хотела играть и в театре, и в кино. За первые два года учебы поняла, что в гостеатре работать не хочу, мне важнее свобода: я хочу работать на себя и не отпрашиваться у режиссера на съемки.

В кино я начала сниматься на третьем курсе. Первой моей работой стала роль в сериале Юрия Быкова «Лихие». Я попала туда через агента. Актер должен найти себе агента, и здесь опять история про личный фактор: ты отправляешь на почту свое портфолио, свои фотографии, видеовизитку, параметры, а дальше агент решает, взять тебя в агентство или нет. Бывают системы «эксклюзивные» и «неэксклюзивные». Я сторонник «неэксклюзивных» отношений, потому что агенты, которые берут на эксклюзив, могут не разрешать работать с другими. Но ты не знаешь, будет ли твой агент тобой по-настоящему заниматься. 

Я состою в нескольких агентствах, но большую часть своих ролей получила сама. Не люблю на кого-то надеяться. Мне удобнее работать со всеми, но при этом одной. И мне важно найти человека, которому я доверяю. Этим человеком являюсь я. 

К счастью, у меня не было таких съемок, из-за которых капитально страдала учеба. Но отпрашиваться было сложно. Я договаривалась, обсуждала заранее. Складывалось так, что пары я почти не пропускала.

Каждый студент с первого курса должен заниматься профессией. Даже если у тебя пары с 8:30 до 23:00, надо умудряться находить время сниматься, знакомиться с людьми, подрабатывать. Это профессия, в которой важны люди. Я не рассчитывала на свой курс, не ждала, что однажды мы создадим театр. Я шла своей дорогой и иду по сей день. 

«Актер не имеет права расслабляться»

В этом году я получила диплом. Честно, у меня не было никаких эмоций. Этот диплом стоил мне титанического труда — и физического, и морального. Я смотрела на лица однокурсников и понимала, что все устали. Примерно треть ребят с курса вообще решили сменить профессию. Один парень занялся татуировкой, выучился на тату-мастера. Одна девушка пошла петь в церковный хор. Кто-то уехал работать в периферийный театр, кто-то стал преподавать актерское мастерство, кто-то открыл театральную студию, а кто-то — автомойку. Кто-то пытается сниматься в кино. 

Я начала работать с третьего курса, поэтому мне попроще. Опять же, у меня нет красного диплома. Более того, туда закралась одна тройка. 

Эти семь лет оказались для меня суровой школой жизни. Я стала по-другому видеть мир. Если раньше я была открытой и каждому второму рассказывала о себе, быстро заводила друзей, компании, то теперь сузила круг общения. Мои друзья — это моя семья. Театральный институт дал мне не столько актерское образование, сколько психологическое. Я начала разбираться в людях, начала понимать, кто передо мной находится, с кем я имею дело. 

Но в профессии я не разочаровалась. Раньше мной двигал азарт: пройти конкурс, поступить, победить себя. А теперь — желание работать.

Моя семья приняла, что я выбрала актерскую профессию, только когда я получила диплом: они увидели, что я человек с образованием. Раньше, когда я рассказывала про свои актерские будни, родные относились со скепсисом: «Что ты показываешь? Этюд? Собачку показываешь? Стул? Пальто? Разве это профессия?» Но теперь я получила корочку — все, я настоящая актриса. Причем я снималась и до корочки, но они говорили: «Это ты подрабатываешь». Теперь же считают, что работаю (смех).

Сейчас я занята на разных площадках, работаю с разными режиссерами и делаю акцент на кино. В нашей профессии лучше не строить планы. Раньше я мечтала работать с конкретными людьми. А потом мечты не сбывались. Ты мечтаешь о какой-то роли, а в итоге не попадаешь под типаж, темперамент. Это твоя амбиция, никак не связанная с реальным миром. Поэтому сейчас я не мечтаю, а просто делаю. У меня уже нет ни времени, ни сил, ни желания разочаровываться и жить амбициями. Я стала реалистом.

Работать на съемочной площадке волнительно. Я всегда тщательно готовлюсь и к репетициям, и к съемкам. У меня всегда выучен текст, разобран персонаж. Я должна знать биографию автора, с чьим текстом я работаю. Потому что ставят обычно не произведение, ставят автора. 

Ну и, конечно, не исчезает вопрос дисциплины. Нужно держать себя в руках, быть в тонусе. Актер не имеет права расслабляться. Ты постоянно должен заниматься спортом, самообразованием. 

Актер, который лежит на диване и ждет работу, обычно редко ее получает. Нужно всегда жить в действии, причем как на сцене, так и в жизни. В жизни даже больше. Все считают, что актерство — это работа на сцене и в кадре. Но 90% работы остается за кадром. А там — вечный поиск.

Фото: Жанна Фашаян