Что Церковь может нам предложить
Сергей Худиев
Люди иногда бранят Церковь, иногда хвалят ее — но и брань, и хвала очень часто совершенно не относится к Церкви. Церковь вообще не о том, за что люди ее обычно хвалят или ругают.
Как говорил К.С.Льюис, чтобы рассуждать о любом предмете — от собора до штопора — нужно, прежде всего, понять, для чего он предназначен. Не «как я могу его использовать», а именно «для чего он предназначен по своей природе».
Например — и этот пример я вижу достаточно часто — люди, увлеченные политикой, надеются на то, что Церковь их поддержит, или бранят за то, что она их не поддерживает. Церковь представляется «хорошей» или «плохой» в зависимости от того, может ли она послужить целям, которые люди считают действительно важными — национальному возрождению, или демократизации, или преодолению тяжкого наследия, или возрождению славных традиций.
Или — даже для вполне аполитичных людей — вопрос состоит в том, «что Церковь может им предложить».
В чем здесь фундаментальная ошибка? В самой постановке вопроса — «Какое место Церковь занимает в моей системе координат? Как я ее оцениваю?»
Это понятно — у меня есть определенные представления о жизни, о правильном и неправильном, нужном и ненужном, и в рамках этих представлений я оцениваю те или иные явления — от смартфонов до политических партий.
Но Церковь является знаком качественно иной реальности, порталом в другой мир, присутствием, которое побуждает задуматься о самой моей системе координат — как она соотносится с реальностью, и не нуждается ли она в пересмотре.
Люди высоко ценят принадлежность к «своим»
На чем основана моя система оценок, на основании чего я принимаю решения? Большинство из нас просто не задумывается об этом — тем более что, как правило, наши симпатии и антипатии, как и наши предпочтения вообще, формируются случайно.
Яростный «ватник» мог бы быть не менее яростным «укропом», если бы его семья немного раньше переехала чуть западнее. Мы получаем набор героев, чтобы их чтить, и негодяев, чтобы их проклинать, вместе со средой, в которой мы оказываемся. Не обязательно географически — круг общения может сформироваться довольно случайно; человек, например, пошел на секцию по борьбе и там подружился с родноверами. Или его отправили учиться скрипке, и он оказался своим в артистической среде, с совсем другим набором ценностей и представлений. Кто-то «рос, как вся дворовая шпана», кого-то отправили учиться в Оксфорд.
Мощные психологические механизмы заставляют нас соглашаться с нашим окружением, с той субкультурой, к которой мы принадлежим, и воспринимать ее взгляды на мир как свои — и при этом как само собой разумеющиеся и единственно справедливые и возможные.
Это зашито в нас на очень глубоком, до-сознательном уровне — нельзя отбиваться от племени.
Мы можем совершенно этого не осознавать — и не рефлексировать на эту тему, но это так. Люди высоко ценят принадлежность к «своим». Со стороны это часто выглядит как вопиющее лицемерие — «своим» охотно позволяют то, за что пафосно проклинают чужаков — но сердиться тут глупо. Такова уж человеческая природа. Мы сами проявляем очень сильную склонность вести себя таким образом — да чаще всего и ведем.
Наши оценки неизбежно субъективны и относительны. Мы обнаруживаем это, когда делаем очень важный шаг, причем о его важности я читал у людей самых разных взглядов — христиан, буддистов, неверующих. Мы пытаемся посмотреть на себя со стороны, как бы приподнявшись. Как нас мог бы увидеть внешний наблюдатель — инопланетный исследователь с орбиты или историк грядущих веков, который захочет написать книгу о повседневной жизни в Москве в первой четверти XXI века. Кто-то, кто не разделяет наших мнений и страстей, приязней и неприязней — примерно так же, как мы не стоим ни за гвельфов, ни за гибеллинов.
Но зачем мы боремся за все это
Мы можем посмотреть на свою жизнь со стороны и задаться вопросом «А зачем все это?».
А зачем мы бегаем, суетимся, ругаемся, боремся за то или другое?
Есть ли настоящая, подлинная система координат? Истина, а не мнения?
Наша готовность поддерживать тех или других, провозглашать те или иные оценки отражает нечто важное и глубокое в нашей природе. Она не терпит бессмыслицы. Нам нужно что-то, что наполняет нашу жизнь смыслом — или хотя бы его иллюзией.
Мы, люди, имеем глубокую потребность в том, чтобы посвятить себя чему-то более важному, достойному и прекрасному, чем мы сами.
Эта потребность может быть не проговорена вслух — но люди выдают ее, когда яростно препираются за символы или группы, которые они считают своими — нации, партии, даже марки электроники.
Верные адепты Apple, не терпящие хулы на ее основателя и продукцию, могут вызывать насмешки — но они, по крайней мере, не склонны никого убивать, в отличие от адептов политических идеологий.
Верные адепты Партии, или Нации, или вождей, или героев могут быть гораздо опаснее для себя и для других.
Верные адепты «нового атеизма» во время приезда Ричарда Докинза в Петербург ломились, чтобы оказаться к нему поближе, увидеть его своими глазами, может быть, даже получить его автограф.
Не нужно смеяться над этой потребностью в посвященности — как и наша потребность в браке, она предназначена для чего-то великого и прекрасного.
Верность, для которой мы предназначены
Есть ли настоящая, подлинная посвященность, настоящая верность, для которой мы предназначены? Люди, как мы видим, часто посвящают себя пустым или даже прямо злым и пагубным вещам — но есть ли что-то, чему действительно можно себя посвятить?
Иногда в нашей жизни мы делаем открытия — после которых невозможно жить как раньше. Мы сталкиваемся с чем-то, что глубоко нас меняет. И самое важное из таких открытий — когда мы обнаруживаем, что в центре Церкви стоит Тот, кто ожидает нашей верности — потому, что Он сам верен нам до конца. Иисус Христос, Бог, который стал человеком и принял муку и смерть ради нашего спасения.
Мы можем прийти и присягнуть Ему — и тогда наша система координат меняется самым радикальным образом. Мы еще можем путаться и спотыкаться — но у нас уже есть якорь безопасный и крепкий.
И тогда мы видим в Церкви, прежде всего, место, где Он присутствует — и собрание, которое Он признает Своим. Все остальное не то чтобы неважно — а просто в любом случае не может отменить это открытие. Здесь — Христос. И мы — с трудом, и преодолевая тонны накопившихся предубеждений, оценок и привычек, учимся подчинять нашу жизнь этому факту.