Дарья Рощеня
Как в наукограде построили храм
«Министр культуры сначала помог деньгами на кровельный металл»
Посреди бора стоит приземистый храм. Он идеально вписан в пространство и напоминает псково-новгородские церкви. При входе – стела с гравировкой на двойном стекле. Это способ визуально показать связь между Владимирским храмом Королева и кремлевским собором Спаса на Бору, разрушенным большевиками в 1933 году. Как в наукограде появился храм-памятник и почему на его строительство ушло двадцать пять лет, рассказывает настоятель отец Глеб Козлов.
– Только мы разобрали временное здание храма и готовы были строить новый, даже котлован вырыли, как деньги у нашего жертвователя кончились. Храма нет, мы на улице, и доход только от продажи свечей, дело совсем плохо. В отчаянии мы решили дать рекламу на «Правмире»: небольшой баннер «Строим храм-памятник». Благодаря ему о нас и узнал министр культуры Владимир Мединский, сейчас он возглавляет попечительский совет поддержки строительства Владимирского храма. Так что храм стал возможен не без помощи ваших читателей. 6 августа освятили, – с этого рассказа начинается наша встреча с отцом Глебом, настоятелем Владимирской церкви в Королеве.
С датой власти не угадали
В конце восьмидесятых годов вокруг псковского священника отца Павла Адельгейма собрались люди, которые искали нового смысла в жизни и других нравственных ориентиров, чем те, что предлагала господствующая идеология. Вокруг отца Павла сложился сначала небольшой круг друзей и духовных чад, а потом они стали знакомить с ним других королевцев. Отец Глеб рассказывает, что многие ездили в Псков, а отец Павел приезжал в Королев:
– Все, кто стал ядром прихода, с отцом Павлом перезнакомились. Это была такая благотворная инфекция, если говорить словами Клайва Льюиса. В Королеве, тогда он назывался Калининградом, не было ни одной церкви. Только на станции Болшево – старый сельский храм святых бессребреников Космы и Дамиана, который никогда не закрывался. Храм с богатой и славной историей. Но в новой части города, собственно в Королеве, церкви не было и вообще храма очень не хватало.
Группа единомышленников с благословения отца Павла обратилась к духовным и светским властям с прошением о строительстве в городе церкви. В то время власти тщательно проверяли такие запросы, поэтому в ближайший действующий храм, собственно в поселок Болшево, отправили комиссию, убедиться в надобности новой церкви.
– Все, кто стал ядром прихода, с отцом Павлом перезнакомились. Это была такая благотворная инфекция, если говорить словами Клайва Льюиса. В Королеве, тогда он назывался Калининградом, не было ни одной церкви. Только на станции Болшево – старый сельский храм святых бессребреников Космы и Дамиана, который никогда не закрывался. Храм с богатой и славной историей. Но в новой части города, собственно в Королеве, церкви не было и вообще храма очень не хватало.
Группа единомышленников с благословения отца Павла обратилась к духовным и светским властям с прошением о строительстве в городе церкви. В то время власти тщательно проверяли такие запросы, поэтому в ближайший действующий храм, собственно в поселок Болшево, отправили комиссию, убедиться в надобности новой церкви.
Отец Павел Адельгейм
В понедельник утром комиссия пришла с инспекцией и не смогла даже войти, так много было народу! Нарочно выбрали будний день, чтобы результат был в их пользу, и не угадали. День выпал на святителя Николая, народу тьма, попасть в храм представители городской администрации не смогли. Так появилось разрешение и решение «храм городу нужен, людьми будет востребован». Община была создана, зарегистрирована. Возглавил ее неформальный лидер этой группы единомышленников, друг и духовное чадо отца Павла – Сергей Ганьковский.
Отец Глеб Козлов
Подвальный драйв
Сергей Алексеевич многие годы преподавал в школе русский язык и литературу, был завучем, и карьера его складывалась довольно успешно. Придя к вере, он решил, что жизнь теперь нужно строить по-другому, и из профессии ушел. Был ночным сторожем, проводником в поезде. Однажды знакомые предложили ему место директора художественной школы: три учебных класса в подвале жилого дома на улице Грабина.
После уроков Ганьковский читал там для молодежи лекции по «Основам православного вероучения». Это был конец восьмидесятых годов, а уже в 1992 году его рукоположили, и с тех пор два из трех учебных классов на субботу и воскресенье превращались в настоящий храм. Служили на антиминсе.
– Это было время противостояния, прорыва. Было драйвово, – вспоминает один из старейших прихожан. – В художественной школе стояли такие огромные фанерные белые кубы, на которые ставились натюрморты. И каждую субботу из этих кубов мы собирали престол и жертвенник. Миски с песком и рисом превращали в подсвечники. На крючки вешали занавески, иконы, отгораживая алтарь. Неожиданным образом комната превращалась в сакральное пространство. Сверху могли работать дрелью, забивать гвозди или пылесосить, но нас это не беспокоило. Знаете же, как один поэт сказал: «Ты возрастаешь в поднебесье, когда спускаешься в подвал».
После уроков Ганьковский читал там для молодежи лекции по «Основам православного вероучения». Это был конец восьмидесятых годов, а уже в 1992 году его рукоположили, и с тех пор два из трех учебных классов на субботу и воскресенье превращались в настоящий храм. Служили на антиминсе.
– Это было время противостояния, прорыва. Было драйвово, – вспоминает один из старейших прихожан. – В художественной школе стояли такие огромные фанерные белые кубы, на которые ставились натюрморты. И каждую субботу из этих кубов мы собирали престол и жертвенник. Миски с песком и рисом превращали в подсвечники. На крючки вешали занавески, иконы, отгораживая алтарь. Неожиданным образом комната превращалась в сакральное пространство. Сверху могли работать дрелью, забивать гвозди или пылесосить, но нас это не беспокоило. Знаете же, как один поэт сказал: «Ты возрастаешь в поднебесье, когда спускаешься в подвал».
Протоиерей Сергий Ганьковский. Фото: Кирилл Мозгов
Святитель Владимир (Богоявленский)
Как только общину зарегистрировали, отец Сергий поехал в епархию получать разрешение на строительство. По словам отца Глеба, тогда же отец Сергий узнал, в честь какого святого храм можно будет освятить:
– Королев космический город, поэтому все ожидали, что это будет что-то связанное с небесной тематикой: Вознесение, Преображение, мог таким святым покровителем стать и пророк Илия. Большинство людей, которые работают в городе, связаны с космической отраслью. А человеку свойственно искать покровительства тому виду деятельности, которым он занят. Но в это время готовилась канонизация митрополита Владимира (Богоявленского), и владыка Ювеналий сказал, что первый храм в городе будем освящать в честь этого святого, тем более что ни одного подобного храма, конечно же, на тот момент не было. Правда, освящение произошло только в 1994 году.
– Королев космический город, поэтому все ожидали, что это будет что-то связанное с небесной тематикой: Вознесение, Преображение, мог таким святым покровителем стать и пророк Илия. Большинство людей, которые работают в городе, связаны с космической отраслью. А человеку свойственно искать покровительства тому виду деятельности, которым он занят. Но в это время готовилась канонизация митрополита Владимира (Богоявленского), и владыка Ювеналий сказал, что первый храм в городе будем освящать в честь этого святого, тем более что ни одного подобного храма, конечно же, на тот момент не было. Правда, освящение произошло только в 1994 году.
Постепенно стали обнаруживаться некоторые вещи, которые уже нельзя назвать чистой случайностью. Например, выяснилось, что в Королеве живет внучатая племянница святителя Владимира, Елизавета Васильевна. Она долгое время, пока позволяло здоровье, была прихожанкой и однажды пожертвовала храму богослужебные книги своего отца, протоиерея Василия, племянника святителя Владимира. Кстати, протоиерей Василий, который с 1931 по 1945 год провел в заключении, но не оставлял священнического служения, в 1993 году приезжал в Королев и, по словам отца Глеба, тоже служил в подвальном храме:
– Эта связь для меня поразительна. Как только первый храм в городе освятили в честь святителя Владимира, Елизавета Васильевна тут же пришла к нам знакомиться. А когда канонизировали святителя, то многое создавалось в его славословии в нашем приходе. Наши прихожане-филологи составили акафист святому. Наш иконописец Павел Бусалаев написал икону, которая стала храмовой иконой и странствовала во время стройки.
– Эта связь для меня поразительна. Как только первый храм в городе освятили в честь святителя Владимира, Елизавета Васильевна тут же пришла к нам знакомиться. А когда канонизировали святителя, то многое создавалось в его славословии в нашем приходе. Наши прихожане-филологи составили акафист святому. Наш иконописец Павел Бусалаев написал икону, которая стала храмовой иконой и странствовала во время стройки.
Они тянулись к открытой форточке
– Отец Глеб, с кого начинался ваш приход?
– В основном это была городская интеллигенция, работники ракетно-космической области. Королев на то время был моногородом.
– Это же было время, когда любили говорить, что Гагарин в космос летал, но Бога там не видел. Как же так получилось, что советские инженеры наукограда вдруг массово потянулись к храму?
– Помните, что ответил на подобные слова владыка Лука Войно-Ясенецкий? Ровно на такой вопрос, ехидно ввернутый на одном из судебных процессов, владыка Лука, выступавший свидетелем, ответил: «Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил…»
– В основном это была городская интеллигенция, работники ракетно-космической области. Королев на то время был моногородом.
– Это же было время, когда любили говорить, что Гагарин в космос летал, но Бога там не видел. Как же так получилось, что советские инженеры наукограда вдруг массово потянулись к храму?
– Помните, что ответил на подобные слова владыка Лука Войно-Ясенецкий? Ровно на такой вопрос, ехидно ввернутый на одном из судебных процессов, владыка Лука, выступавший свидетелем, ответил: «Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил…»
Мне кажется, технической интеллигенции в начале 90-х очень не хватало духовного измерения жизни. Да, была хорошая советская школа образования, прекрасные достижения в технике, но были и провалы. Особенно в области идеологии, в той области, в которой оказались со своими лекциями отец Сергий, отец Павел Адельгейм. К тому, о чем говорили эти священники, люди и потянулись. Потянулись, как из душного помещения к открытой форточке.
Я на тот момент интеллигенцией не был, да и сейчас ей не являюсь, я был студентом Лестеха в поселке Строитель. Но помню свои ощущения от происходящего. Это было что-то поразительное.
Вот есть Лестех, короеды, которых мы изучаем, а есть другая сторона жизни. На тот момент мной было прочитано много книг, многое передумано, и вдруг появляется человек, отец Сергий, который не из книжки взялся, не из исторического учебника по Средневековью. Он здешний, его можно подойти и пальцем потрогать. И он говорит: «Да, я верю в Бога!»
Я на тот момент интеллигенцией не был, да и сейчас ей не являюсь, я был студентом Лестеха в поселке Строитель. Но помню свои ощущения от происходящего. Это было что-то поразительное.
Вот есть Лестех, короеды, которых мы изучаем, а есть другая сторона жизни. На тот момент мной было прочитано много книг, многое передумано, и вдруг появляется человек, отец Сергий, который не из книжки взялся, не из исторического учебника по Средневековью. Он здешний, его можно подойти и пальцем потрогать. И он говорит: «Да, я верю в Бога!»
«Временная православная церковь – 1»
Отец Павел Адельгейм приезжал в Королев и служил с отцом Сергием в подвале. При этом говорил: «Не делайте больше ничего. Тут очень хорошо. Просто прекрасно получилось».
Но, конечно, общине очень не хватало своего дома, поэтому отец Сергий не оставлял попыток изменить жизнь прихода. Он искал людей, которые профинансировали бы стройку и построили бы храм. Обивал пороги всех мыслимых и немыслимых администраций. И однажды королевский ДСК-160 (домостроительный комбинат) решил оказать содействие.
Но, конечно, общине очень не хватало своего дома, поэтому отец Сергий не оставлял попыток изменить жизнь прихода. Он искал людей, которые профинансировали бы стройку и построили бы храм. Обивал пороги всех мыслимых и немыслимых администраций. И однажды королевский ДСК-160 (домостроительный комбинат) решил оказать содействие.
На тот момент организация делала заказ для военных городков на Севере: быстровозводимые дома, фанерные сэндвич-панели, утепленные пенопластом. Такие здания собирались на месте за две недели, как модульный конструктор. По распоряжению директора ДСК архитектор добавил к обычному модулю шатровое навершие и главку. Получилось изделие ВПЦ–1, а точнее «временная православная церковь».
Его можно было бы собрать недели за две, но, как рассказывает отец Глеб, строили год:
– Не знаю, бывает ли строительство планомерным. Всякий, кто строил себе даже сарай, сталкивался с проблемами, а при строительстве храма искушений и трудностей в разы больше. Планируемое всегда разительно отличается от реальности. У прихода возникли проблемы с землеотводом, с фундаментом, с коммуникациями и т.д. Даже электрический кабель провести оказалось отдельной трудностью. Траншея есть, кабель пожертвовали власти, а прокладывать некому. Коммерческая фирма, которая согласилась это сделать, выставила космическую сумму, которой у прихода даже рядом быть не могло.
Один из старейших прихожан признался в разговоре, что прекрасно помнит сцену, как двое священников и еще два десятка прихожан под проливным дождем тащили кабель длиной в полкилометра:
– Мы шли на субботник, все же люди работающие, только по субботам и могли это делать, – рассказывает он. – Помните, как Ленин нес бревно, вот так мы тащили этот кабель…
Его можно было бы собрать недели за две, но, как рассказывает отец Глеб, строили год:
– Не знаю, бывает ли строительство планомерным. Всякий, кто строил себе даже сарай, сталкивался с проблемами, а при строительстве храма искушений и трудностей в разы больше. Планируемое всегда разительно отличается от реальности. У прихода возникли проблемы с землеотводом, с фундаментом, с коммуникациями и т.д. Даже электрический кабель провести оказалось отдельной трудностью. Траншея есть, кабель пожертвовали власти, а прокладывать некому. Коммерческая фирма, которая согласилась это сделать, выставила космическую сумму, которой у прихода даже рядом быть не могло.
Один из старейших прихожан признался в разговоре, что прекрасно помнит сцену, как двое священников и еще два десятка прихожан под проливным дождем тащили кабель длиной в полкилометра:
– Мы шли на субботник, все же люди работающие, только по субботам и могли это делать, – рассказывает он. – Помните, как Ленин нес бревно, вот так мы тащили этот кабель…
А потом, когда фанерный храм появился и был освящен, отец Павел Адельгейм сказал нам: «Подумать только! Из пустых разговоров родился храм». А разговоры-то оказались не пустыми…
Уборщица, свечница и алтарник с кандидатской
– Отец Глеб, как вы познакомились с отцом Сергием?
– В начале 90-х руководство нашего вуза решило дать студентам право выбирать факультативные курсы. Я тогда находился в большом духовном поиске. В религиозно-философских исканиях меня увлекал Восток. Поэтому бросало то к кришнаитам, то еще куда-то. Был в Лестехе забавный человек, который читал что-то про сияющую Шамбалу. Я даже сходил к нему один раз. Параллельно лекции о христианстве читал тогда отец Сергий Ганьковский. Курс шел всего два года, так как руководство быстро лишило сторонних лекторов, тем более в рясе, права вести занятия, тем более с занесением успехов в зачетку. Но, где бы он ни читал лекции, народ за ним тянулся.
Одним словом, познакомившись с ним случайно, я тут же оказался вовлечен в эту орбиту. Я жил в Москве, в Ясенево, но каждое воскресенье ездил в Королев на службы.
У технических работников Королева тяга была не меньше, чем у меня. И они шли с изумлением в храм к отцу Сергию кто алтарниками, кто мыть полы, кто за свечным ящиком стоять, будучи при этом кандидатами технических наук. Одно время отец Сергий развлекал себя и приход статистикой. Считал, сколько у нас всего профессоров, кандидатов наук. Были и гуманитарии, конечно. Приход в ядре своем не был примитивным, наоборот, с высокой планкой образования. Очень многие из ищущих тянулись сюда.
– В начале 90-х руководство нашего вуза решило дать студентам право выбирать факультативные курсы. Я тогда находился в большом духовном поиске. В религиозно-философских исканиях меня увлекал Восток. Поэтому бросало то к кришнаитам, то еще куда-то. Был в Лестехе забавный человек, который читал что-то про сияющую Шамбалу. Я даже сходил к нему один раз. Параллельно лекции о христианстве читал тогда отец Сергий Ганьковский. Курс шел всего два года, так как руководство быстро лишило сторонних лекторов, тем более в рясе, права вести занятия, тем более с занесением успехов в зачетку. Но, где бы он ни читал лекции, народ за ним тянулся.
Одним словом, познакомившись с ним случайно, я тут же оказался вовлечен в эту орбиту. Я жил в Москве, в Ясенево, но каждое воскресенье ездил в Королев на службы.
У технических работников Королева тяга была не меньше, чем у меня. И они шли с изумлением в храм к отцу Сергию кто алтарниками, кто мыть полы, кто за свечным ящиком стоять, будучи при этом кандидатами технических наук. Одно время отец Сергий развлекал себя и приход статистикой. Считал, сколько у нас всего профессоров, кандидатов наук. Были и гуманитарии, конечно. Приход в ядре своем не был примитивным, наоборот, с высокой планкой образования. Очень многие из ищущих тянулись сюда.
Храм на месте полевой кухни
Отдельной историей был выбор места под ВПЦ–1. К тому моменту в центре города уже сложился архитектурно-ландшафтный ансамбль с аллеей Славы, памятником воинам Великой Отечественной и монументом, посвященным павшим в региональных конфликтах. Этот мемориал складывался еще в советские времена. Здесь же властями в небольшом лесочке была задумана площадка – в реальности две бетонные плиты – где на 9 мая могли бы у полевой кухни собираться ветераны, греться у костра и петь военные песни.
Но идея не прижилась. Пожилым людям это глухое место с бетонными плитами и двумя фонарными столбами не очень нравилось. Отец Глеб вспоминает, что когда стали выбирать место под храм, то администрация, с подачи отца Сергия, увидела связь светского поминовения погибших и духовного поминовения усопших:
– Отец Сергий обратил внимание, что в мемориальном комплексе, призванном увековечить память героев, очень будет уместным добавить дополнительное измерение – измерение инобытия, измерение веры. Администрация пошла навстречу, тем более что функционально эта часть аллеи Славы на тот момент практически не оправдала себя.
Но идея не прижилась. Пожилым людям это глухое место с бетонными плитами и двумя фонарными столбами не очень нравилось. Отец Глеб вспоминает, что когда стали выбирать место под храм, то администрация, с подачи отца Сергия, увидела связь светского поминовения погибших и духовного поминовения усопших:
– Отец Сергий обратил внимание, что в мемориальном комплексе, призванном увековечить память героев, очень будет уместным добавить дополнительное измерение – измерение инобытия, измерение веры. Администрация пошла навстречу, тем более что функционально эта часть аллеи Славы на тот момент практически не оправдала себя.
Эскиз часовни-памятника во имя святого благоверного князя Александра Невского.
Был уверен, что меня завернут
– Вы предполагали, что станете священником, настоятелем? Мечтали об этом?
– Пожалуй, нет, я не позволял себе такую мечту. Когда познакомился с отцом Сергием, начал читать Библию и ходить в храм, но представление о священниках у меня было как о чем-то иноприродном. Вот есть обычные люди типа меня, а есть космонавты, точнее священники. Помню, какое на меня огромное впечатление произвел священник, с которым я познакомился на заре своего воцерковления. Оказалось, что он очень хорошо играет на гитаре. Для меня тогда это было откровение.
– Пожалуй, нет, я не позволял себе такую мечту. Когда познакомился с отцом Сергием, начал читать Библию и ходить в храм, но представление о священниках у меня было как о чем-то иноприродном. Вот есть обычные люди типа меня, а есть космонавты, точнее священники. Помню, какое на меня огромное впечатление произвел священник, с которым я познакомился на заре своего воцерковления. Оказалось, что он очень хорошо играет на гитаре. Для меня тогда это было откровение.
Священник?! На гитаре?! Ладно, если бы он хорошо играл Баха. Но оказалось, что исполняет The Beatles и Led Zeppelin. Оказалось, что священник тоже человек. Это было для меня непостижимо.
Одним словом, я не мечтал быть священником, потому что был уверен: это люди определенной высоты. Окончив вуз, я занялся бизнесом, и мне просто некогда было мечтать. Наконец, была еще одна причина.
В какой-то момент у меня набралось множество вопросов, касавшихся Писания, истории Церкви, литургики и гимнографии. Я цеплялся со своими вопросами к разным батюшкам и понял две вещи. Во-первых, «таких умных», как я, слишком много. Если со всяким всерьез разговаривать, у батюшек времени на остальное в жизни не будет. Во-вторых, часть моих вопросов у них не имела ответа. Но тут отец Сергий сказал: «Поди-ка поучись».
И тогда я окончил философско-богословский факультет Российского православного института святого Иоанна Богослова. Впрочем, вопросов у меня стало раз в десять больше. Они стали сложнее, труднее, ответить на них было непросто. Я убедился, что никто на них отвечать и не собирается. Но в тот момент отец Сергий меня вновь огорошил: «Ну что, зря учился?» «Выходит, да, – говорю ему, – зря. На какие-то вопросы ответы нашлись, но в целом их стало больше». «Нет, брат, – отвечает он мне, – не зря учился. Иди и рукополагайся».
Были колебания, сомнения, опасения. Я решил сдать документы, уверенный, что все равно меня завернут либо на исповеди у епархиального духовника, либо на собеседовании в епархиальном совете. Я не видел себя священником.
Пока бегал и собирал документы, времени думать не было. А потом раз, и меня рукоположили в дьяконы. И я был рад. Понимаете, это же такая ситуация, когда я еще не несу ответственности за душепопечение, но вхож в алтарь, могу участвовать в таинствах, в жизни прихода. И было мне так спокойно, так хорошо. Но потом на одной из служб отец Сергий говорит: «Это была твоя последняя служба в качестве дьякона...» Шел 2010 год.
В какой-то момент у меня набралось множество вопросов, касавшихся Писания, истории Церкви, литургики и гимнографии. Я цеплялся со своими вопросами к разным батюшкам и понял две вещи. Во-первых, «таких умных», как я, слишком много. Если со всяким всерьез разговаривать, у батюшек времени на остальное в жизни не будет. Во-вторых, часть моих вопросов у них не имела ответа. Но тут отец Сергий сказал: «Поди-ка поучись».
И тогда я окончил философско-богословский факультет Российского православного института святого Иоанна Богослова. Впрочем, вопросов у меня стало раз в десять больше. Они стали сложнее, труднее, ответить на них было непросто. Я убедился, что никто на них отвечать и не собирается. Но в тот момент отец Сергий меня вновь огорошил: «Ну что, зря учился?» «Выходит, да, – говорю ему, – зря. На какие-то вопросы ответы нашлись, но в целом их стало больше». «Нет, брат, – отвечает он мне, – не зря учился. Иди и рукополагайся».
Были колебания, сомнения, опасения. Я решил сдать документы, уверенный, что все равно меня завернут либо на исповеди у епархиального духовника, либо на собеседовании в епархиальном совете. Я не видел себя священником.
Пока бегал и собирал документы, времени думать не было. А потом раз, и меня рукоположили в дьяконы. И я был рад. Понимаете, это же такая ситуация, когда я еще не несу ответственности за душепопечение, но вхож в алтарь, могу участвовать в таинствах, в жизни прихода. И было мне так спокойно, так хорошо. Но потом на одной из служб отец Сергий говорит: «Это была твоя последняя служба в качестве дьякона...» Шел 2010 год.
Пассионарность вместо отчаяния
Фанерный храм, как гласит проект ДСК-160, был зданием временным. Мало этого, у общины даже приходского дома не было. По словам отца Глеба, он появится только в 1999 году:
– Долгое время после службы мы накрывали столы прямо в храме. Это были наши агапы. В каморке при входе в храм была кухонька. Стоишь, бывало, на воскресной службе, и уже ближе к анафоре сквозь тонкие фанерные стены начинают доноситься недвусмысленные запахи жареной курицы. Стоишь, жадно сглатываешь слюну, на службу-то натощак едешь... А приход растет, и здание ну просто остро необходимо. Все-таки мы в нем уже двадцать лет служили. Неожиданно нашелся благотворитель, пообещавший оплатить строительство. Нашелся подрядчик, готовый начать работу до получения окончательной документации, что называется с колес. Поэтому мы смело ввязались в проект, и уже 11 января 2012 года к храму приехал экскаватор. Храм демонтировали после Пасхи. Но, как оказалось, проектирование во время строительства всегда приносит сюрпризы.
Одним из серьезных сюрпризов стал отказ благотворителя участвовать в строительстве. Неожиданно изменились обстоятельства, и он не смог осуществить финансирование. Вслед за ним ушел подрядчик.
А потом начали расходиться по другим храмам прихожане, благо что к 2012 году церквей в городе было уже достаточно. Самые верные и стойкие перешли молиться в часовню Александра Невского, приписанную к Владимирскому храму и построенную там же на аллее Славы. Но много ли народу уместится на тридцати квадратных метрах? У прихода, по словам отца Глеба, наступила полоса отчаяния:
– Долгое время после службы мы накрывали столы прямо в храме. Это были наши агапы. В каморке при входе в храм была кухонька. Стоишь, бывало, на воскресной службе, и уже ближе к анафоре сквозь тонкие фанерные стены начинают доноситься недвусмысленные запахи жареной курицы. Стоишь, жадно сглатываешь слюну, на службу-то натощак едешь... А приход растет, и здание ну просто остро необходимо. Все-таки мы в нем уже двадцать лет служили. Неожиданно нашелся благотворитель, пообещавший оплатить строительство. Нашелся подрядчик, готовый начать работу до получения окончательной документации, что называется с колес. Поэтому мы смело ввязались в проект, и уже 11 января 2012 года к храму приехал экскаватор. Храм демонтировали после Пасхи. Но, как оказалось, проектирование во время строительства всегда приносит сюрпризы.
Одним из серьезных сюрпризов стал отказ благотворителя участвовать в строительстве. Неожиданно изменились обстоятельства, и он не смог осуществить финансирование. Вслед за ним ушел подрядчик.
А потом начали расходиться по другим храмам прихожане, благо что к 2012 году церквей в городе было уже достаточно. Самые верные и стойкие перешли молиться в часовню Александра Невского, приписанную к Владимирскому храму и построенную там же на аллее Славы. Но много ли народу уместится на тридцати квадратных метрах? У прихода, по словам отца Глеба, наступила полоса отчаяния:
– Это было очень трудное для всех нас время. Мы сменили подрядчика, продолжили строительство, но к декабрю 2014 года смогли закончить строительство и отделку лишь малого придела. Там и начались службы. При этом перспективы реализации строительных планов основного храма казались совершенно недостижимыми. Мы не оставляли надежду, искали помощь и поддержку везде, даже объявление в «Правмир» дали.
А потом как-то собрались и сказали друг другу: «Мы же церковь. Может, хватит только пороги обивать? Давайте молиться». До этого были разрозненные молитвы, а тут мы стали на каждой сугубой ектенье добавлять прошение о завершении строительства. Я не верю в совпадения, но прошло очень короткое время и появился попечительский совет, который нам помог не только финансовым и административным ресурсом, он поделился с нами долей пассионарности. Мы привыкли вдумчиво вникать в каждую деталь, а тут перед нами ставили цель и сроки. Город поддержал, владыка благословил, и нам ничего не осталось, как за год достроить храм.
А потом как-то собрались и сказали друг другу: «Мы же церковь. Может, хватит только пороги обивать? Давайте молиться». До этого были разрозненные молитвы, а тут мы стали на каждой сугубой ектенье добавлять прошение о завершении строительства. Я не верю в совпадения, но прошло очень короткое время и появился попечительский совет, который нам помог не только финансовым и административным ресурсом, он поделился с нами долей пассионарности. Мы привыкли вдумчиво вникать в каждую деталь, а тут перед нами ставили цель и сроки. Город поддержал, владыка благословил, и нам ничего не осталось, как за год достроить храм.
«Ну выгонят»
– Теперь вы настоятель. Сложно им быть?
– Я только в прошлом году им стал в связи с тяжелой болезнью нашего настоятеля отца Сергия. Но вообще, быть настоятелем – так же, как быть священником. Я считал себя совершенно не готовым и негодным к священству, так же и к настоятельству. Но знаете, меня очень утешает одна история, кажется, из книги «Последний старец» об отце Павле Груздёве. В ней рассказывается, как молодого монаха решено было назначить монастырским экономом. А он бегает, мечется, переживает, мол, да я тут испорчу, здесь не получится. И вот он приходит к духовнику, а тот говорит всего два слова: «Ну выгонят». Эти слова меня поразили простотой и точностью. Мне кажется, очень актуально для человека вообще не брать на себя много ответственности и слишком высоких критериев к себе не применять.
– Я только в прошлом году им стал в связи с тяжелой болезнью нашего настоятеля отца Сергия. Но вообще, быть настоятелем – так же, как быть священником. Я считал себя совершенно не готовым и негодным к священству, так же и к настоятельству. Но знаете, меня очень утешает одна история, кажется, из книги «Последний старец» об отце Павле Груздёве. В ней рассказывается, как молодого монаха решено было назначить монастырским экономом. А он бегает, мечется, переживает, мол, да я тут испорчу, здесь не получится. И вот он приходит к духовнику, а тот говорит всего два слова: «Ну выгонят». Эти слова меня поразили простотой и точностью. Мне кажется, очень актуально для человека вообще не брать на себя много ответственности и слишком высоких критериев к себе не применять.
Памятник порушенной святыне, или Модерна лютая
Проект постоянного храма обсуждали с 1994 года. Уже тогда решили не создавать ничего монументального, а вот сохранить тишину пространства хотели. Всего проектов была два. И первый, и второй были сделаны в стилистике псково-новгородской архитектуры. Причем независимо друг от друга, как замечает отец Глеб, оба проекта отталкивались от разрушенного в Кремле Спаса на Бору:
Владыка Ювеналий и Владимир Мединский на великом освящении храма
– У нас была идея воссоздать порушенную святыню, которая на своем первоначальном месте восстановлена быть не может. Но лишь на баннере, который мы предложили «Правмиру», впервые использовали термин «храм-памятник». А потом пришел Мединский. Если честно, он пришел почти инкогнито, в духе настоящего ктиторства. Помог сначала деньгами на кровельный металл, а уже после позвал меня к себе поговорить.
Владимирский храм не повторяет архитектуру, но сделан по мотивам Спаса на Бору. Он в три раза больше собора, построенного в Кремле Иоанном Калитой. Стела – это наша попытка показать два пласта времени: бывший храм – прошлое – соединяется в контуре нынешнего храма с настоящим. Внутри, как говорят про нас многие, «модерна лютая».
Стены храма сложены из легких газосиликатных блоков, а несущие конструкции из железобетона, что позволило отказаться от традиционных мощных столпов и тем освободить внутреннее пространство храма.
Владимирский храм не повторяет архитектуру, но сделан по мотивам Спаса на Бору. Он в три раза больше собора, построенного в Кремле Иоанном Калитой. Стела – это наша попытка показать два пласта времени: бывший храм – прошлое – соединяется в контуре нынешнего храма с настоящим. Внутри, как говорят про нас многие, «модерна лютая».
Стены храма сложены из легких газосиликатных блоков, а несущие конструкции из железобетона, что позволило отказаться от традиционных мощных столпов и тем освободить внутреннее пространство храма.
Напоминать о святых, связанных с разрушенной святыней, мы попытались в двухрядном иконостасе. Верхний ярус задуман как иконографическое, художественное и богословское напоминание утраченного храма. Здесь представлены святые, связанные с Москвой, Кремлем. И все это фигуры значимые не только своей святостью и почитаемостью, но и исторической судьбой. Например, Михаил Тверской, мощи которого хранились в соборе. Поразительно, ведь это князь враждующего княжества. Мне вообще часто приходилось видеть, как смерть одного человека примиряет других людей.
Храм еще предстоит расписывать, утеплять, исправлять недоделки, работать над резьбой иконостаса, заменять временные иконы на писанные, но в целом он готов и являет собой пример того, как чаяния и надежды способны воплотиться в реальность.
Храм еще предстоит расписывать, утеплять, исправлять недоделки, работать над резьбой иконостаса, заменять временные иконы на писанные, но в целом он готов и являет собой пример того, как чаяния и надежды способны воплотиться в реальность.
У людей изменилось целеполагание
– До освящения вы почти три года служили в Сергиевском приделе Владимирского храма. То есть после нескольких лет скитаний приход ваш стал вновь складываться и собираться? Вы замечаете, люди как-то поменялись в приходе?
– Знаете, отец Павел Адельгейм много внимания уделял понятию общинности церковной жизни. Спаситель говорил: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Чтобы была Церковь, люди должны быть собраны во имя Христа. Но если они собираются во имя этнических, политических, каких-то еще интересов, то это будет кружок, партия, но не Церковь. Действительно, в начале 90-х годов в церковь шли люди, у которых был запрос. Они искали ответы о смысле жизни, о том, «кто я?», «зачем я?». Ради этого они и пытались объединиться в христианскую общину. Надо признать, что это ядро и сейчас существует у нас в приходе, хотя многие уже состарились, а кто-то даже умер. Но вы правы, времена меняются.
И мне вспоминается книга отца Александра Шмемана «Исторический путь православия». В ней он говорит, что когда в первые века христианства Церковь была гонима, то христиане были узким кружком тех, кто готов был пожертвовать всем ради веры, ради Церкви как богочеловеческого организма. И только после Константинова эдикта в Церковь стали попадать случайные люди.
– Знаете, отец Павел Адельгейм много внимания уделял понятию общинности церковной жизни. Спаситель говорил: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Чтобы была Церковь, люди должны быть собраны во имя Христа. Но если они собираются во имя этнических, политических, каких-то еще интересов, то это будет кружок, партия, но не Церковь. Действительно, в начале 90-х годов в церковь шли люди, у которых был запрос. Они искали ответы о смысле жизни, о том, «кто я?», «зачем я?». Ради этого они и пытались объединиться в христианскую общину. Надо признать, что это ядро и сейчас существует у нас в приходе, хотя многие уже состарились, а кто-то даже умер. Но вы правы, времена меняются.
И мне вспоминается книга отца Александра Шмемана «Исторический путь православия». В ней он говорит, что когда в первые века христианства Церковь была гонима, то христиане были узким кружком тех, кто готов был пожертвовать всем ради веры, ради Церкви как богочеловеческого организма. И только после Константинова эдикта в Церковь стали попадать случайные люди.
Так же и сейчас. Смотрим статистику и видим, что восемьдесят процентов россиян называют себя православными. А когда математически пытаемся умножить число храмов на их численную вместимость, то православных оказывается уже не восемьдесят, а в лучшем случае восемь процентов. А когда считаем число регулярно причащающихся и исповедующихся, то всего полтора-два.
Впрочем, я не вижу в этом ничего плохого. Спаситель сравнивает христиан с солью земли. А соли не должно быть много. Ведь если в супе 80 процентов соли, то суп-то не очень, он скорее близкий к точке кристаллизации рассол. Понимаете, задача обращения человека в христианство все-таки не количественная, а качественная.
Мне по церковной линии приходится писать отчеты. Каждый раз я нахожусь в недоумении. Вот один человек пришел в храм два раза в год, а другой два раза в неделю появляется. Какой из них христианин?
Сегодня в обществе я наблюдаю много антирелигиозного. Помните, как блаженный Августин понимал слово «религия» (religare – связывать, привязывать) как восстановление связи, возобновление утраченного союза с Богом. Августин говорил, что в результате грехопадения человек отпал от Бога как от источника смысла, жизни, света, знаний. А отпав, получил обратное: вместо жизни смерть, вместо радости отчаяние. Естественно, человек ищет пути вернуться обратно, вернуть эту связь. Но для этого человеку необходимо просто принять Бога и то, что Он нам дает.
Впрочем, я не вижу в этом ничего плохого. Спаситель сравнивает христиан с солью земли. А соли не должно быть много. Ведь если в супе 80 процентов соли, то суп-то не очень, он скорее близкий к точке кристаллизации рассол. Понимаете, задача обращения человека в христианство все-таки не количественная, а качественная.
Мне по церковной линии приходится писать отчеты. Каждый раз я нахожусь в недоумении. Вот один человек пришел в храм два раза в год, а другой два раза в неделю появляется. Какой из них христианин?
Сегодня в обществе я наблюдаю много антирелигиозного. Помните, как блаженный Августин понимал слово «религия» (religare – связывать, привязывать) как восстановление связи, возобновление утраченного союза с Богом. Августин говорил, что в результате грехопадения человек отпал от Бога как от источника смысла, жизни, света, знаний. А отпав, получил обратное: вместо жизни смерть, вместо радости отчаяние. Естественно, человек ищет пути вернуться обратно, вернуть эту связь. Но для этого человеку необходимо просто принять Бога и то, что Он нам дает.
А сегодня мы чаще наблюдаем обратную, антирелигиозную ситуацию. В том смысле, что даже в Церкви мы пытаемся достичь собственной цели и выгоды, то есть нам важен не Бог, а «я». Приходя в церковь, ведя, казалось бы, вполне церковный образ жизни, ставя свечки, заказывая сорокоусты и читая акафисты, целеполагание люди имеют все чаще не к Богу, а «Я, мне». И не обязательно при этом человек просит, «чтобы зарплата была большая и зубы не болели». Иногда целеполагание самое возвышенное, «чтоб Я стал лучше, Я справился со своими грехами», то есть цель все та же, моя лично.
Уверен, что как только мы ожидаем от своих церковных действий результат, «который я хочу», то велика становится опасность превращения религии в антирелигию и магию. Это меня тревожит.
И мне очевидно, что сегодня в обществе царит другое настроение, чем то, которое было рядом с отцом Павлом Адельгеймом. Впрочем, строительство храма в любые времена было очень значительным событием. И не важно, был ли это громадный собор в центре столицы или маленькая церквушка на самом краю нашей необъятной Родины. Для христианина каждый храм – это не только место молитвы. Это как новая клеточка, частичка глобального организма под названием Церковь.
