Потом Кузьма Петров-Водкин начал выполнять задания мецената, архитектора Роберта-Фридриха Мельцера, который и помог ему перебраться в Санкт-Петербург в училище Штиглица. Например, художник сделал майолику – образ Богоматери – для фасада ортопедического института доктора Вредена. И для этого даже ездил в Лондон, где на керамической фабрике изготовляли майоликовые изразцы.

Петров-Водкин, уже будучи студентом Московского училища живописи, ваяния и зодчества и учеником Валентина Серова, стремился узнать Европу и учиться у западных мастеров. Известно, как он доехал до Варшавы на велосипеде, на поезде поехал в Мюнхен, где учился у Антона Ашбе. А через четыре года, в 1905-м, на пароходе через Грецию отправился в Италию.

Рафаэлевский «Рыцарь на распутье», которого Петров-Водкин увидел в Лондонской национальной галерее, потом послужил в какой-то степени прототипом для картины Петрова-Водкина «Сон».

«Сон» вызвал большой резонанс. Илья Репин возмущался, Александр Бенуа поддерживал, а Алексей Щусев после этого пригласил Петрова-Водкина делать фрески в церкви Василия Великого в Овруче. Там художник изобразил библейские сцены «Жертвоприношение Авеля» и «Каин убивает своего брата Авеля». И дальше пошла его бурная профессиональная работа.

Спустя год, в 1911-м, Петров-Водкин сделал «Распятие» для Крестовоздвиженской церкви в Хвалынске, в которой его крестили и где он венчался с женой Марией Федоровной.

Среди других храмовых росписей Петрова-Водкина – «Благовещение» в Морском соборе в Кронштадте, эскиз для мозаики «Христос-сеятель» в мавзолее семьи Эрлангер на Введенском кладбище в Москве. Уже в этой росписи найден творческий метод художника – сочетание древнерусской иконописной традиции и раннеренессансных монументальных росписей.

Петров-Водкин во всем – художник-символист. В нем было странное сочетание двух начал: с одной стороны – недостаток академического образования, с другой – жажда самому объяснить мир. Он чувствовал, что в жизни есть и тревога, и торжественность, что за пределами быта есть какая-то другая реальность, и старался ее запечатлеть. И человека Петров-Водкин писал в возвышенном ключе, поднимал его над бытом.

При этом он экспериментировал с цветом и формой, восхищаясь человеческими изобретениями тех лет, был на пути абстракционизма, но себя останавливал, считая, что хотя бы внешне изображение должно быть понятно. Одним из приемов, с помощью которых Петров-Водкин хотел объяснить мироздание, стала сферическая перспектива.

В начале своего творчества он не знал точно, кем он будет – писателем или художником, в юности много работал как литератор, писал пьесы и рассказы. В 1906 году спектакль по его пьесе «Жертвенные» режиссер Павел Гайдебуров повез по стране. Один из персонажей говорит: «Я не люблю людей, я люблю человечество». И Петров-Водкин писал: «Может, и я такой же». Но с годами все меняется.

На похоронах художника Гайдебуров говорил: «Петров-Водкин боролся за право человека быть божественным». В начале жизни он воспринимал человека превыше всего, начитавшись Льва Толстого, в молодости бывал равнодушным к официальной религии, поэтому к росписям относился как к профессиональной работе. А уже в начале 1920-х он считает, что человек должен приблизиться к Богу, понять. И хотя Петров-Водкин никогда не придерживался канонической религии, воспринимая веру шире, всегда чувствовал себя связанным с идеей Христа. Христа он воспринимает как непонятого, забытого.

В 20-е годы он читал Евангелие и на полях эпизода с фарисеями в 8-й главе от Иоанна и напротив фразы «Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле» написал «бедный, одинокий». А на другом листе есть такая цитата: «С Христом открылось небо…»

Очень значима серия его эскизов для журнала «Пламя» 1919 года. Сохранились только три листа – «Целование Иуды», «Отречение Петра» и «Распятие».

Для Петрова-Водкина была важна тема предательства. И Иуды, и Петра, который трижды отрекся, как и Христос предсказал. Момент, когда художник работает над этой серией эскизов, совпал с его личными переживаниями. Был разгром эсеров, взяли Иванова-Разумника, а в его записной книжке нашли адреса людей, с кем он сотрудничал, в том числе адрес Петрова-Водкина, и художника на один день арестовали. И все эти настроения вылились в рисунках.

Здесь тему предательства Петра Петров-Водкин представляет как независящие от человека обстоятельства, которые толкают на крайности и которые сложно выдержать. Вот такое было настроение. И художник много рисует распятого Христа.

Здесь четко видна связь с древнерусским искусством, Петров-Водкин обратился к теме всадников, которая возникает в новгородских иконах, в частности, иконах Георгия Победоносца. И современники это прочитали. Но у Петрова-Водкина была чисто художественная задача – соединить несоединимое, показать в единстве движение и статику. Кстати, эскизы он писал со своего племянника и коня по кличке Мальчик.

Красный цвет коня – из-за желания оторваться от быта, сделать символического всадника, мифологического, нездешнего. Конь – как судьба. Смотрит косым глазом – и грозный, и торжественный. Что ждет этого юношу?

Когда началась Первая мировая, Петров-Водкин уверял, что он предвидел эти события. Доказать это, конечно, нельзя, но видимо, он просто чувствовал в жизни и тревогу, и радость, хотел символически показать эту сложность судьбы людей.

С одной стороны, мы видим обычную крестьянку. Причем в ранних эскизах было лицо девушки, но все-таки Петров-Водкин выбрал чуть более грубоватое лицо по чертам, старше. Он не хотел делать идеализированный образ. Для него эта крестьянка воплощает Россию, народную, крестьянскую. Петров-Водкин пытался обобщить портретный образ матери до образа символического – страны.

Здесь Петров-Водкин идеализировал натуральные типы, делая эту сцену как сцену танца. Он подобрал очень сложную цветовую гамму – малиновый, охристый, желтый, голубой – и все это он гармонизирует, освящает быт и простонародные образы превращает в зрелище красивое и праздничное.

Это одна из лучших работ Петрова-Водкина. Утренняя роса, острый зеленый звенящий цвет травы – здесь быт уже превращается в бытие. Фигуры реалистичны, но в то же время в них есть какое-то величие, они не воспринимаются бытовыми и простодушными. Мы опять сталкиваемся с желанием Петрова-Водкина за простой картиной увидеть что-то идеальное.

В этой картине – вся крестьянская жизнь от рождения до смерти. Мы видим фигурки матери с младенцем, дорогу, крестьянские труды – пасут скот, отдыхают, и вот урожай знаменитых хвалынских яблок. И все заканчивается похоронами. Целая вселенная жизни, переданная с помощью сферической перспективы.

Эту картину Петров-Водкин написал после смерти отца, к которому в юности относился иронически за его легкомысленность, неприспособленность к жизни. А когда отец умирал, художник почувствовал всю важность момента расставания и написал, можно сказать, реквием на тему крестьянской жизни.

Первая мировая война Петрова-Водкина потрясла. Сначала, как и многие, он был настроен ура-патриотически, а потом изменил отношение.

В самый разгар войны он пишет картину «Богоматерь. Умиление злых сердец» (авторское название, в православной иконографии – «Умягчение злых сердец»). Ее поднятые руки как реакция на беду. И здесь снова появляется распятый, страдающий Христос – мы видим момент гибели человека, но гибели высокой, ненапрасной.

После появляется картина «На линии огня», 1917 год. Поручик во время боя гибнет очень возвышенно.

Вот картина «После боя», 1923 год.

Три фигуры, котелок. Один из критиков в наше время связывал ее сюжет с сюжетной канвой «Троицы». Все это попытки Петрова-Водкина показывать жизнь, не погруженную в быт. В реальных персонажах он пытается увидеть высокий человеческий настрой. И в погибшем персонаже, который изображен на втором плане, видит жизнь, посвященную чему-то достойному.

А в картине «Смерть комиссара» 1928 года, когда один человек погибает, другой его поддерживает, можно вообще вспомнить композиционные мотивы снятия Иисуса с креста. Эта линия жизни во имя высокого у художника сохранялась.

Кузьма Петров-Водкин был человеком из народа и, как все демократически настроенные люди, естественно, поддерживал революцию. Но сами события этих лет пугали, удручали, вызывали ощущение растерянности. Художник писал матери: «Нигде теперь не весело на земле – люди измучились от горел разных. Одну молитву надо твердить теперь: поскорее бы образумились люди – так все вверх ногами пошло».

К годовщине событий Октября, для оформления Театральной площади в Петрограде, Петров-Водкин сделал четыре панно с персонажами из русского фольклора и истории: Степана Разина, Микулу Селяниновича, Ивана-Царевича, Василису Премудрую и даже Бабу-Ягу.

А потом написал свою знаменитую, как он ее называл, «Петроградскую мадонну», а официально – «Петроград. 1918 год».

Здесь ему было важно показать женский образ на фоне Петрограда революционных лет. Очереди, торговля, суета, и над всем этим возвышается женщина с ребенком как образ чего-то высокого, вечного, не связанного с бытовыми неурядицами. Эту картину иногда называли «петроградской работницей», но очевидны аллюзии на, скорее, католическую Мадонну, которая посетила этот мир, озарила и дала надежду, что все плохое пройдет и останется лучшее, светлое. Создается ощущение защиты людей от всех этих революционных неурядиц.

Петров-Водкин передает напряжение и с помощью контрастных цветов, например, в таких картинах как «Селедка».

Но в это же время художник создает и другой натюрморт – «Розовый натюрморт», где розовый цвет сочетается с голубым, есть чистота цветов, гармония всего – художник хочет, чтобы мир стал гармоничным, ясным и благополучным.

На время НЭПа все немного улеглось. В этот момент группы художников и писателей могли объединяться в группы по интересам, и Петров-Водкин был активным участником художественного объединения «Четыре искусства». В 1924 году он почти на год уехал в командировку во Францию. А в конце 20-х началась коллективизация и колхозов, и художественной жизни. И тут художники стали задыхаться, потому что такой свободы творчества уже не было. При этом, как ни парадоксально, именно их произведения отправляли на зарубежные выставки.

А внутри страны Кузьма Петров-Водкин стал писать окружающих людей. И возникают вот такие портреты: «Работница» 1925 года, «Девушка в сарафане» 1928-го.

Он пишет Анну Ахматову, которая пережила гибель первого мужа, и в ней и страдание, и достоинство – все он сумел передать.

Петров-Водкин умел подниматься над бытом. Казалось бы, простодушные мужчина и женщина, но в их отношениях чувствуется высокий настрой. Даже в конфликтной сцене, как в картине «За самоваром» 1926 года.

На картине «Тревога» – сюжет 1919 года, но здесь переданы переживания 1934 года с его «Кировским делом». Петров-Водкин написал семью рабочих, которую беспокоит наступление Юденича – «возьмут Петроград или не возьмут?», и передал всеобщее ощущение тревоги. И в контрасте – малиновый и синий цвета, клочья обоев. Единственный, кто не поддается этому настроению, – младенец в коляске.

Тема детства и материнства у Петрова-Водкина была связана с личной историей. С женой Марией Федоровной 15 лет брака были бездетными, и только в 1922 году у них родилась дочь. И тогда художник стал писать много женских образов – хотел передать святость материнства, показать беззаветное отношение матери к детям. Например, картины «В детской», «Материнство».

Во время ожидания дочери Петров-Водкин создал одно из самых проникновенных своих произведений – небольшую икону «Мадонна с ребенком. Пробуждающая». Художник освятил ее в церкви, и с тех пор она всегда была с Марией.

Мать Петрова-Водкина пережила сына на два года и сохранила его переписку. С ней у Петрова-Водкина были очень теплые и искренние отношения. Он писал о матери: «Вечно в колесе труда… от матери получил я стыд к пустому, бездельному времяпрепровождению».

Важные работы – это графика и рисунки Петрова-Водкина.

В 30-е годы художник хотел писать портрет Пушкина, он говорил: «Я смело могу сказать: на творчестве Пушкина, его пластических образах, стройности, строгости и простоте рисунка я учился живописи...» И в одном наброске вместе с Пушкиным поместил поэта Андрея Белого и себя на фоне женских образов («Пушкин, Андрей Белый и Петров-Водкин»). Насколько известно, сейчас эта картина находится в частной коллекции в Америке, осталась лишь ее фотография.

В последние годы своей жизни он продолжал работать в одном из своих любимых жанров – натюрморте.

К религиозным мотивам Кузьма Петров-Водкин больше не возвращался. Последней такой работой стала «Мадонна с младенцем» 1923 года, но в отличие от картины «Богоматерь. Умиление злых сердец», где она спокойна и величава, здесь – страдающее материнство.

А дальше Петров-Водкин уже так врос в советскую жизнь, что ему надо было раздвоиться, чтобы и заниматься творчеством, и быть человеком официальным. Он не смог. Петров-Водкин был председателем союза художников, депутатом Ленсовета, работал на Ленинградском фарфоровом заводе им. М.В. Ломоносова, преподавал в Академии художеств и писал теоретические работы.

Когда он заболел туберкулезом, врачи запретили ему работать с красками. И тогда Петров-Водкин стал писать автобиографические повести, в которых, правда, много романтических моментов.

Кстати, в 1914 году художник попробовал себя в роли детского писателя – написал приключенческую повесть «Аойя. Путешествие Андрюши и Кати в воздухе, на земле и под землей». Все книги – «Хлыновск» и «Пространство Эвклида», книги о путешествиях «Поездка в Африку» и «Самаркандия» – он иллюстрировал своими рисунками.

Случаи подражания Кузьме Петрову-Водкину и попытки имитировать его искусство возникают постоянно, и экспертизы работ идут в течение многих лет. Но попасть в яркую индивидуальность художника непросто.