Среди неизмеримой армии всех книг планеты особое место занимают словари. В отличие от воспаряющих томиков поэзии и скорых на эксперимент романов, словари призваны охранять каркасные рамки языков.
Соответственно и создатели словарей должны особо выделяться среди гвардии «служителей слову». Не правда ли, составитель первой «Британской энциклопедии» Уильям Смелли и автор «Острова сокровищ» Роберт Льюис Стивенсон представляются антиподами, как минимум — строгим дисциплинированным организатором и бунтующим неудержимым романтиком? Если сознание не отягощено специальным филологическим образованием, то такими же разными могут показаться, например, фигуры Александра Пушкина и Владимира Даля: возникают образы великого реформатора и великого консерватора русского языка. Но так ли это?
Подарок друга
Замечательно, что когда начинаешь вплотную знакомиться с биографиями великих людей, оказывается, что если они были современниками, то обязательно как-то пересекались. Парами или гроздьями, за партами или в супружествах, в творческих мастерских или в дружеских союзах. Иногда эти пересечения не порождают явных проектов, например, Андрей Тарковский и Вознесенский учились в одном классе — и?
Автор «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Даль был знаком с героями Русско-турецкой войны адмиралом Нахимовым и хирургом Пироговым, приятельствовал и сотрудничал с классиками русской и украинской литературы Гоголем и Крыловым, Шевченко и Гребинкой, Жуковским и Языковым, Квиткой-Основьяненко и Максимовичем. И дружил с Пушкиным.
Может быть, потому, что Пушкина, как яблоню пчёлы, окружали медоноснейшие люди его эпохи, а он щедро делился с ними идеями и замыслами. Например, «Мёртвые души» Николай Васильевич написал с подачи своего старшего друга Александра Сергеевича. С Далем же Пушкин дружил особенно близко. На востоке есть выражение, определяющее высоту дружбы: «друг, который похоронит». А Пушкин умирал буквально на руках у Даля…
Их знакомство началось с того, что датчанин по крови Владимир Даль… родился на Луганщине. Отец его был выписан из Дании в Россию Екатериной ІІ как прославленный лингвист, знаток восьми языков, на блистательную должность придворного библиотекаря. Но, как пишет Олеся Николаева:
…Быть иностранцем в России почётно, когда не грешно,
надёжно, когда не опасно, печально, когда не смешно.
Он принят по высшему чину, как ангел, сошедший с небес,
и он же — взашеи и в спину крестом изгоняем, как бес.
Что-то не сложилось с императорской синекурой, и карамболь «судьбы иностранца в России» занёс Йохана-Ивана Даля, после обучения медицине в Германии, в местечко Луганский Завод. Его жена, Мария Христофоровна Фрейтаг, большая умница и полиглот, последовала за мужем на нашу Слобожанщину. Скромненький домишко, в котором в 1801 родился и вырос их первенец Владимир, будущий автор досточтимого словаря, по сей день трогательно сохраняется в статусе музея в рабочем районе Луганска благодарными земляками.
Вопрос родины не оставлял молодого талантливого иностранца, полюбившего нашу дикую степь. Но поездка Владимира Даля в Данию, на родину предков, вселила в него уверенность: «Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски». Родину не выбирают? Выбирают!
По-настоящему думающий человек — наверняка пишущий, вот и Даль много упражнялся в писательском мастерстве и в обстоятельных дневниках своей жизни, и в художественных произведениях. В честь своей «новой» родины Владимир Даль сочиняет себе псевдоним Казак Луганский и выпускает сборник сказок, вобравших щедрый, простой, задиристый, убористый, изобретательный и правдивый народный язык. По прочтении бытовых наблюдений Казака Луганского образ Даля как строгого блюстителя норм русской словесности начинает видоизменяться. И уже яснее просматривается повод для его знакомства с главным поэтом империи.
Но по дороге к первой встрече с Пушкиным Даль, из-за народной прямоты и острословия своих сочинений, вначале попадает… на скамью подсудимых. К счастью, от тюрьмы Казака Луганского спасает русский поэт Василий Жуковский — ему, сыну пленённой турчанки, с «судьбой иностранца в России» повезло. Василий Жуковский служит наставником будущего императора Александра Второго, освободителя крестьян от крепостного права. Вероятно, высокие воспитатели втолковали наследнику трона много дельного. Идея же просить отца, императора Николая Первого, об освобождении из-под стражи Владимира Ивановича Даля принадлежит несомненно Жуковскому.
С уцелевшим сборником своих сказок «из предания народного изустного», вообще-то изъятого из продажи, Даль сам, без церемониальных рекомендаций, идёт знакомиться с Александром Сергеевичем. Литераторы утверждают, что близость и крепость их последующей дружбы определило сродное отношение к задачам языка, к вопросам и проблемам русской литературы. И что идея оформить многочисленные записи «толкового немца» в толковый словарь настоятельно втолкована Далю именно Пушкиным.
Вечно живой словарь
Для необъятного океана империи вовсе не парадоксально, что словарь русского языка составляет датчанин по крови. Возможно, это закономерность: бездонная жажда проникнуть в таинства речи порождается именно позицией внешнего ракурса.
Евангелие учит — «блаженны нищие духом» — то есть, чтобы наполниться духом, нужно вначале признать его катастрофическую недостачу. Так устроен человек: всезнающего трудно чему-то обучить. А тот чудак, который говорил: «Я знаю, что ничего не знаю», — до сих пор слывёт мудрецом.
Даль смиренно почитал себя перед русским языком как бы ничего не знающим, вечным учеником. Это равняло или возносило его до уровня ребёнка. Можно сказать, он с детской открытостью приставал к простым русским и украинским мужикам с расспросами о толковании того или иного слова, идиомы, пословицы, поговорки, приметы, обряда, обычая.
Но думается, что залог успешности словаря не только в интересе первооткрывателя. Что такое для нас сегодня словарь? Нормировка, правильность, образец. А Даль, составляя словарь, был скорее поэтом, чем лингвистом. Словарь Даля больше не о том, как правильно, — а о том, как возможно! В современный литературный язык своей эпохи Даль впустил нечёсаные заросли живой народной речи, с буйными полянами диалектов и фразеологизмов.
Можно сказать, что Даль рыскал по закоулкам империи русского языка, как ищейка, как голодный зверь — в поисках драгоценностей, которые веками создавала народная речь. Как не восхититься глубине этого человека — двести тысяч слов! Три тысячи пословиц и поговорок! А он всё не унимался, не останавливался в дополнениях к своему словарю — до самой смерти! Восхитимся вместе с Пушкиным, который говорил другу: «Ваше собрание не простая затея, не увлечение. Годами копить сокровища — и вдруг открыть сундуки перед изумлёнными современниками и потомками!»
Даль был до того не стереотипной, творческой личностью, до того «пушкиным», что не удержался и «положил в сундук» несколько собственных придуманных слов. Одно из самых замечательных — «ловкосилье» — наш богатырский ответ греческой «гимнастике».
Толковый словарь Даля устроен не академически, можно даже сказать, неверно устроен, вопреки правилам. Необыкновенный словарь, который не поучает, а удивляется. Не выстраивает по полочкам, а погружает в бушующую стихию неконтролируемой мастерской слова, имя которой — народ. «Язык — ты главный труд своей отчизны», — настаивает Борхес.
«Благословенна Украина!»
И эти, и следующие слова принадлежат Владимиру Далю: «Будучи родом из Новороссийского края, я с родным чувством питаю и вспоминаю всё относящееся до Южной Руси и Украины». А вот эти — Виссариону Белинскому: «Малороссия — словно родина его».
С младых ногтей Владимир Даль собирал и впитывал язык, уклад и поэтику жителей украинской степи. И почти через полвека трудов написал ректору Киевского университета, профессору Михаилу Максимовичу: «Я собрал с помощником Лазаревским таки полный словарь малороссийского языка».
Это собрание толкований украинских слов, поговорок, пословиц, малых форм украинского фольклора под редакцией Даля свет не увидело. Но материалы, собранные Казаком Луганским, чудесным образом, как ручей реку, наполнили полноводный труд составителя первого фундаментального словаря украинского языка — Бориса Гринченко.
И разве не удивительно, что Гринченко тоже родом со Слобожанщины? Два словаря, два автора — на одну Восточную Украину!
Сегодня значимость Даля освещает жизнь Луганска, как бриллиант корону. Три памятника Владимиру Ивановичу и Литературный музей его имени, к которому стекаются старатели слова с пятой части суши нашей планеты! И Восточноукраинский университет имени Владимира Ивановича — всё в честь, всё в память самого большого незнайки великих языков России и Украины.
Да, по национальности Даль был и остаётся для Украины дважды иностранцем — немцем, думающим на русском языке. Но кто из коренных украинцев может сказать, что мы служим Богу и отечеству, так, как этот «чужак»?
Главный дар
Имя Даля смотрит с корешка толкового словаря. Его немецкую фамилию мы, не задумываясь, считываем как русское вольнолюбивое слово. И если специально не рыть, то Владимир Даль нам известен как титан словесности, и точка. Но стоит подойти к фигуре Даля поближе, как со страниц его биографии обрушатся удивительные открытия, и образ Даля ещё раз и ещё раз изменится необыкновенно.
Перечислим уже известное: составитель необыкновенного толкового словаря, неутомимый этнограф, литератор, Казак Луганский, друг Пушкина, автор сотен публикаций, статей и сочинений. Это всё живёт в космосе языка, и поэтому достаточно закономерно.
Но разве не удивителен тот факт, что Даль был одним из самых талантливых хирургов своего времени? Выучившись в Петербургском морском кадетском корпусе (кстати, моряк и офицер!), Даль отправился в Дерптский университет и получил образование медика, как отец. Между прочим, там же он получает медаль ещё и от местного философского факультета!
Русско-турецкая война призывает его на фронт, и тут красноречивее строчек из дневника Даля не скажешь: «Видел тысячу, другую раненых, которыми покрылось поле… резал, перевязывал, вынимал пули…» Даль послужил не только нашим языкам. Он в прямом смысле спасал от смерти наших с вами прадедов. Получается, что благодаря Далю мы такие вот живёхонькие — и устройством головы, и жизнью живота…
Но однажды во время военных действий Даль получил от своего медицинского начальства выговор — якобы за уклонение от исполнения врачебных обязанностей. Что же случилось? Оказывается, в разгаре боя, когда жизнь множества солдат зависела от скорости наведения переправы, Даль успешно возглавил сооружение… понтонного моста!
Событий и умений, наград и должностей, трудов и поездок в жизни Даля столько, что хватило бы и на три значительных фигуры, на три полноценные жизни. Думается, стало это возможным потому, что Даль ещё в молодости поставил перед собою цель: «Я почувствовал необходимость в основательном учении, в образовании, дабы быть на свете полезным человеком».
Поучительное начало, поразительное воплощение. А конец жизненного пути Даля — и поразителен, и поучителен одновременно. Родители Владимира Ивановича были лютеранами, иноверцами. Но активное погружение в языки православных миров сделало своё дело: уже поседев, Даль признаётся, что православным по сути считает себя давно. Но чтобы не было шумихи вокруг перекрещивания известной личности и высокопоставленного чиновника, Даль церковно закрепил своё православие без огласки, смиренно и тихо, перед самой смертью.
И эта точка в конце жизни, насыщенной служением, — самый важный дар Даля отечеству. Принятие таким честнейшим человеком Православия — принятие не автоматическое, как бывает у нас, аборигенов, а осознанное, испытанное тысячами битых вёрст, сложных встреч, разговоров, жёсткой правды, не показное, затаённое, а значит, настоящее — это поклон, это признание нашей земле выше всяких словарей.
Наталья Багинская