Давний спор: могут ли чудеса быть для человека доказательством «про Бога», про истинность веры христианской? Могут чудеса обратить человека ко Христу?
Могут, конечно.
Но, наверное, только в одном случае: если сердце человека уже открыто по направлению ко Христу, в нем уже есть вера… А это бывает не у каждого и не во всякую минуту.
Потому мы порой и испытываем неловкость, читая и слыша иных православных апологетов, свято убежденных, что последние открытия в синдологии или широкое обнародование данных экспертизы, удостоверяющих, что у патриарха, входящего в Великую Субботу в кувуклию, таки не было при себе спичек, неопровержимо подвигнет неверующих завтра же пойти на исповедь и причастие в соседний храм.
Вспоминаю одну семью… Муж и жена, оба православные, воцерковленные. Все умилялись, глядя, как истово они стоят на службе со своими маленькими детьми, которые, как известно всем приходским старушкам, суть ангелы во плоти и так любят свечечки, батюшек, колокольный звон и крашеные яйца…
Но, кроме маленьких, в семье был и большой ребенок, старший. Он-то и был Паршивой Овцой Стада… Слезами, выплаканными его мамой на исповедях, которые она начинала вроде бы со своих грехов, но неизменно переходила к требованию от священника советов, как бы ей и какими молитвами заставить сына веровать, в какой монастырь и к какой иконе свозить, можно было бы наполнить небольшую крещенскую прорубь.
Люди они были весьма состоятельные, из тех, что могут позволить себе паломничества за рубеж, и в течение нескольких лет встречали они Пасху на Святой Земле. И вот однажды уговорили они свое шестнадцатилетнее чадо поехать с ними. Казалось бы, там — земля святых чудес, по которой ходил Сам Спаситель, там кругом святыни, может ли все это не подействовать на юного скептика, может ли не убедить его обратиться к вере и Церкви!…
Благословясь в дорогу у нескольких просто приходских батюшек и у одного монастырского старца, они поехали. А вернулись — совершенно расстроенные, и снова мать проливала потоки слез о каменносердечии и неверии своего сына, заодно обличая «бездуховность» и «вырождение» современной молодежи: когда в Великую Субботу в храме Гроба Господня началось схождение Благодатного огня, парень, стоящий вместе с родителями, поделал несколько фото своим айфоном, потом видимо заскучал — и стал на этом же айфоне играть в какую-то игру…
«Что делать, батюшка?!» . На этот материнский вопрос я сказал какие-то резонные вещи, из тех, которые мы, священники, часто говорим родителям: что, мол, невольник — не богомольник, что надо просто молиться о нем… Ответил — и не прилагал особо сердца: увы, теплохладность — обычное явление, часто нами наблюдаемое в людях. В том числе и в молодых.
А приложил я сердце позже, когда через несколько дней этот парень пришел ко мне в храм — просто поговорить.
Благодатный огонь, красота храмов и богослужений, чудеса православия, которыми родители пытались поразить воображение подростка, не произвели на него никакого впечатления. В наш век, век чудес науки и техники, век интернета и открытости всех границ, в век изощренной виртуальной реальности, наши дети видят спецэффекты и похлеще, они живут в них и привыкли к ним…
Но парень спрашивал о другом. Причем спрашивал с такой — пожалуй, и не с верой еще, но с жаждой веры, с такой болью и искренностью, что в голове у меня так и звучало: «Недалек ты от Царствия Божьего»…. Он, оказывается, прекрасно знал Новый Завет, читал и Ветхий, пытался читать отцов церкви и религиозных философов. Он искал ответы на главные вопросы: как ему жить?
Бог вошел в мою жизнь, говорил он, я это чувствую, однако это причиняет мне немало неудобств, но и без Бога жить я не могу, совесть не позволяет — а в наше время, посмотрите вокруг, совесть — свойство неудачников, поступаешь по совести, не ставишь во главу угла силу, не стремишься настоять на своем во что бы то ни стало — значит, лошара… Как быть?
Как, например, простить врага, если я умом понимаю, что надо, а все внутри восстает против? Как быть с девушкой, с которой встречаюсь — она и «секси», и из хорошей семьи, и все такое, но любви к ней нет, ведь это разврат, если по-Христовому то, по гамбургскому счету?
Мать с отцом готовят меня в престижный вуз, отец одновременно готовит меня в партнеры по фирме — а зачем это мне, если рано или поздно я умру? Христос совершил революцию и дал нам свободу — зачем мне жить, катясь по рельсам, накатанным для меня «предками»? Быть как они — самодовольными, считающими себя христианами только потому, что имеют в друзьях батюшек, жертвуют на храм, утром и вечером читают молитвы по книжке, а в пост вместо мяса едят дорогущие фрукты?
Что такое православие — только ли душевно-телесный религиозный фитнес, как у моих предков, или что-то еще, то, о чем я подозреваю, что оно рано или поздно позовет меня на скорби и испытания, к которым я пока совсем не готов?… Почему многие верующие, в том числе священники, повторяют Христовы заповеди блаженств, поучают ими друг друга, а сами живут совсем по-другому?….
Вопросов было еще много. И все — вопросы достаточно зрелого человека, взыскующего Христа по-настоящему. Вопросы, что называется, не быта, а бытия. Вопросы не о чудесах и не о доказательствах того, что «Бог есть» — о самом важном, о том, как жить…
Нет, конечно, чудеса, Благодатный огонь, крещенская вода, мироточивые иконы — все это часть православной жизни. Но не ее основа. И как часто мы, служители Церкви, вместо того, чтобы привести вот такого ищущего жизни вечной — ко Христу, даем ему иконку и набор книжек, среди которых сборник молитвословий и «Православные чудеса в ХХ веке», и считаем, что сделали все что могли…
Ко Христу привести можно не через просмотр фильма о схождении Благодатного огня — но проповедью Евангелия. Главное же средство этой проповеди — не столько даже правильные слова, сколько собственная жизнь во Христе. А вот с этим у нас с вами, дорогие братья, сестры и отцы-сослужители, зачастую напряжёнка…
