Деисусный
(Об интерпретации ранних образцов)

Стоглавый собор 1551 г., как известно, рекомендовал “писати живописцем иконы с древних образцов, как греческие живописцы писали и как писал Ондрей Рублев и прочии пресловущии живописцы”1. Это было сказано в связи с иконографией Святой Троицы, но в научной традиции данное указание расценивается в контексте целесообразного контроля церковной иерархии над соблюдением традиции2. Решения Стоглавого собора действительно касаются как частных и конкретных вопросов иконографии, так и самих основ и принципов иконописания3. К проблеме отношения русских иконописцев ХVI в. к творческому наследию своих предшественников, думается, стоит привлечь комплекс исторически связанных с Ярославлем произведений, о которых пойдёт речь, с их спор­ной датировкой. Существование последней тоже требует объяснения, тем более, что иконы не обнаруживают признаков разновременного выполнения. По-видимому, на объёме и характере проблематики сказывается отсутствие монографического исследования.

Деисусный чин Спасо-Преображенского собора Спасского монастыря в Ярославле, подвергнутый реставрации, известен в специальной литера­туре, датирован в пределах около 1516–1564 гг. Раннюю дату С. И. Масленицын связывал с завершением строительства храма в Спасском мо­настыре. Тринадцать сохранившихся икон деисусного чина, как и три иконы местного ряда, он частично связывал с творчеством московского мастера начала XVI в., а шесть икон (апостолов Петра и Павла, святи­телей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и Леонтия Ростовского) приписывал местным мастерам4. Временем около 1516 г. этот деисусный чин датирует и А. В. Федорчук5. И. П. Болотцева предпочла отнести выполнение икон к первой трети XVI в.6. О том же деисусном чине И. А. Кочетков говорит как о выполненном в первой половине столетия7. В том же 2002 г., когда была выражена поддержка даты около 1516 г., высказано предположение о том, что “этот иконо­стас создавался по образцу аналогичного по составу иконостаса главного храма Ростово-Ярославской епархии — ростовского Успенского собора” (1510–1512 гг.), а упомянутые деисусные иконы датированы 1564 г.8. Тем самым они поставлены в связь с выполнением стенописи в 1563–1564 гг., засвидетельствованным настенной летописью9. В целом это логично, но в то же время в вопрос датировки вносит резонную поправку надпись, вырезанная на оборотной стороне иконы Спаса в силах: “в лето 7067 сий образ обложил архимандрит Арсений”10. Таким образом в 1559 г. деисусный чин уже существовал.

Приведённая надпись при всей своей источниковедческой ценности точно не определяет время выполнения икон. Например, в Кирилло-Белозерском монастыре иконы деисусного чина, написанные около 1497 г., были украшены серебряными позолоченными басменными окладами только через несколько десятилетий, около 1542 г.11, преимущественно на средства архиепископа Досифея Ростовского. Не произошло ли нечто подобное и в Ярославле? Не логичнее ли при выяснении времени выполнения рассматриваемых произведений обратить внимание главным образом на иконогра­фию, стиль, а также на характер использования иконописцами более ранних оригиналов? Ведь воспроизведение образцов большей частью пред­ставляло их творческую интерпретацию, указывающую на способность мастеров усвоить наиболее существенное из наследия их предшественников.

Существует детально разработанная генеалогическая классификация иконографии изображений, входящих в деисусную композицию12. Она по­зволяет судить об их вариативности. Надо напомнить, что в состав деисусного чина Спасского монастыря входят иконы Спаса в силах, Богоматери, Иоанна Предтечи, архангелов Михаила и Гавриила, апосто­лов Петра и Павла, святителей Василия Великого и Иоанна Златоуста, Григория Богослова и Леонтия Ростовского, мучеников Димитрия Солунского и Георгия. Этот сюжетный репертуар отличается от представлен­ного иконами последней четверти XIV в. в иконостасе Благовещенского cобора Московского Кремля13 введением второй пары Святителей — Гри­гория Богослова и Леонтия Ростовского. В составе датируемого теперь вторым десятилетием ХV в. иконостаса Успенского собора во Владимире (Васильевского чина), связываемого с мастерской Андрея Рублёва, ещё есть изображения Иоанна Богослова и Андрея Первозванного, а также была вторая пара Святителей; вероятно, были и мученики. Сохранился чин частично14. Выполненный около 1425 г. деисусный чин иконостаса Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря также имеет вторые пары изображений Апостолов и Святителей, а также иконы мучеников Димитрия Солунского и Георгия15. Примерно то же и в деисусном чине иконостаса Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря, где к уже приведённому перечню добавлены иконы Леонтия Ростовского и Петра, митропо­лита Московского16, а также иконы мучеников Артемия и Евстратия17. Деисусный чин иконостаса собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря, выполненного не позднее 1502–1503 гг., кроме обычного сос­тава изображений тоже имел две пары изображений Апостолов и две пары изображений Святителей18. Наконец, следует упомянуть деисусный чин из церкви Иоанна Предтечи Кирилло-Белозерского монастыря 1534 г., в составе которого — две пары икон Апостолов, одна пара икон Святите­лей (Василия Великого и Николы), одна пара икон мучеников, и ещё иконы преподобных Кирилла Белозерского и Сергия Радонежского19. В приведённый перечень включены деисусные чины этапных иконостасов, от­ражающих московскую церковно-художественную традицию последней четверти XIV – второй четверти ХVI вв., которая позволяет понять именно те особенности, которые свойственны ярославскому деисусному чину.

Хронологическая последовательность упомянутых циклов даёт осно­вания утверждать, что в русском деисусном чине кроме составляющих основу композиций семи изображений сначала появилось по одной паре фигур Святителей и мучеников, но уже в первой четверти ХV в. — включают по две пары Апостолов и Святителей, а в конце ХV в. — ещё пару руccких Святителей и вторую пару мучеников. Включение в деисусный чин русских святых в указанное время, судя по шитой плащанице 1466 г.20, уже не было нововведением в буквальном смысле: кроме кирилло-белозерского чина оно имеет место в деисусном чине из Благовещенского погоста Переславского уезда21, а также в деисусном чине Гуслицкого монастыря22. Следовательно, здесь скорее дань существующей традиции, хотя и за счёт исключения Николы, обычно изображаемого в паре с Григорием Богословом. По составу представленных святых этот деисусный чин среди перечисленных занимает как бы промежуточное место, что скорее объяснимо его размерами, предопределёнными интерьером монас­тырского храма. Насколько можно заметить, некоторые из входящих в ряд икон опилены или соструганы с боковых сторон: нельзя только по­нять, сделано ли это при переустройстве иконостаса или вследствие завышенных размеров привезённых произведений. Обращает на себя вни­мание и своеобразная асимметрия: икона Богоматери заметно шире пар­ной ей с изображением Иоанна Предтечи, что как бы компенсируется увеличением по ширине иконы Леонтия Ростовского23. Деисусный чин можно считать крупным, поскольку его иконы по высоте достигают 170,0–174,0 см.

Говоря о традиционной иконографии ярославского деисусного чина, нельзя не заметить и некоторые отклонения от неё, на первый взгляд незначительные. С. И. Масленицын, характеризуя глав­ного мастера цикла икон, писал: «Работам этого художника свойственны грация и утонченность в линиях рисунка, большая мягкость живописной манеры. Среди его произведений особенно прекрасны иконы “Спас в силах”, “Богоматерь” и “Архангел Михаил”. Печатью большой изысканности отме­чена икона “Спас в силах”. Сидящий на троне Христос представлен на фоне пламенеющего красного ромба и чёрно-зелёного овала Славы. Фигура Спаса имеет удлинённые пропорции, складки одежд размечены тонко и прихотливо. Одежды покрыты сеткой лучей золотого ассиста, сливающегося на освещённых местах в сплошные золотые блики. Красивое лицо Христа имеет трагическое выражение, его черты обрисованы с каллиграфической чёткостью»24. Рисунок действительно изысканный, и он в значительной мере обязан этим прориси, известной в московской иконописи XV в., доведённой до совершенства Дионисием25. В этой прориси всё учтено, вплоть до мельчайших деталей, но при её использовании каждый мастер, разумеется, мог вносить определённые изменения, особенно при иных пропорциях иконной доски, с которыми необходимо было согласовать построение композиции. Поэтому обычно эволюционировали формы овала и ромба, тогда как фигура Христа оставалась более стабильной. Иконы Спаса в силах, выполненные на рубеже ХV–ХVI вв., как и более раннего времени, — обычно довольно стройных пропорций. Но позже явно проявляется тенденция к увеличению ширины: размеры иконы 1534 г. — 152,4õ116,8 см26; иконы ХVI в. из церкви с. Новосёлки-Зюзино Борисоглебского района, близ Ростова Великого — 107,0õ80,0 см27; иконы середины ХVI в. из костромских земель — 96,077,8 см28. Размеры ярославской ико­ны — 173,0õ141,0 см и, следовательно, по формальным признакам она скорее сближается с русскими произведениями середины XVI в. Сходные тенденции можно просле­дить и в украинских произведениях с этим же сюжетом29.

Иконографическая формула изображения Богоматери в молении в це­лом является устойчивой, но в то же время обнаруживаются существен­ные расхождения в пропорциональном построении фигуры, в характере кривой линии, фиксирующей позу со склонённой головой, в жестах молит­венно простёртых рук. Порой это несходство — достаточно заметное, боль­шее, чем в рисунке основных складок мафория. В этом плане икона Спасского монастыря отличается и от сильно удлинённых фигур кирилло-белозер­ско­го и ферапонтовского деисусных чинов, прежде всего посадкой го­ловы и жестом изображённых в более сложном ракурсе рук. И при этом — тяжёлый, собранный в крупные складки, подчёркиваемые золотистой каймой, мафорий; совершенно непонятно, как он может при этом таким об­разом облегать голову, словно лёгкий отдельный покров. Спокойное с тонкими чертами лицо, лёгкий наклон головы, свободный жест рук не обнаруживают напряжения. Изображение Иоанна Предтечи как пустынника, одетого в милоть и короткий плащ, с раскрытым свитком в левой руке впервые встречается в Васильевском чине и становится особенно попу­лярным в московской иконописи на рубеже ХV–XVI вв., в эпоху Дионисия. Известно оно и в тверской иконописи второй половины XV в.30, а в XVI в. — и в псковской, притом в стилизованном варианте31. В ярослав­ском деисусном чине московский эталон тоже заметно адаптирован: фи­гура укорочена за счёт “сокращения” её средней части, при строгом следовании прориси при воспроизведении верхней и нижней частей. Преобладание локального цветового пятна и графической линии усиливают ощущение несходства с классическими оригиналами.

Изображения архангелов Михаила и Гавриила по иконографической типологии соответствует иконам Благовещенского собора Московского Кремля32 и Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря33. Они также представлены в трёхчетвертном повороте, со склонённой головой, держащими мерила и зерцала, с разведёнными крыльями, облачённые в тёмные хитоны и соответственно красный и светло-зелёный, скреплённые на груди в трёх местах гиматии; хитоны с имитирующими парчу широкими каймами у шеи и подола. Такая же иконография отличает икону архангела Гавриила из деисусного чина конца XV в., предположительно происхо­дящую из церкви Параскевы Пятницы на Всполье в Ярославле34. Однако больше были известны иные иконографические варианты. Иконографичес­кий тип икон апостолов Петра и Павла ярославского деисусного чина тоже восходит к соответствующим иконам Благовещенского и Троицкого соборов35. Эта ориентация на воспроизведение образцов эпохи Андрея Рублёва весьма примечательна и, конечно, требует объяснения, неза­висимо от того, насколько модели интерпретированы иконописцами ХVI в.

Следующая пара деисусных икон — изображения святителей Василия Великого и Иоанна Златоуста. Их иконография в целом устойчива в плане общей типологии, сформировавшейся ещё в византийским искусстве конца первого тысячелетия, о чём можно судить по иконам VII и IX вв. в монастыре святой Екатерины на Синае36. Оба Святителя там представлены, однако, в однотонных фелонях и с узкими белыми, украшенными крестами омофорами. Василия Великого стали изображать в фелони-полиставрии, а Иоанна Златоуста — в саккосе лишь после того, как эти литургические одежды прочно вошли в богослужебный обиход константинопольских патри­архов, а затем и иных иерархов. Иконы деисусного чина русских иконо­стасов конца XIV – начала ХVI вв. отражают происшедшие изменения. Вряд ли стоит обсуждать прослеживаемую вариативность крестчатых узо­ров, но на одном орнаментальном мотиве всё же следует остановить внимание. Саккос Иоанна Златоуста, чаще всего белого цвета, обычно орнаментирован крестами либо крестами, вписанными в кольца. Но в Благовещенском иконостасе саккос синий, с четырёхконечными золотыми крестами в кругах37. Такого же цвета саккос и в иконе ярославского деисусного чина, но украшающие его золотые с жемчугом кресты разных размеров, похоже, свойственны реальной ткани XVI в. Подобный харак­тер декорировки ткани в иконописи нельзя считать распространённым. Тем не менее в качестве параллели можно указать датируемую середи­ной – третьей четвертью ХVI в. икону Спaca Смоленского с притчами в иконостасе того же Благовещенского собора Московского Кремля38. В отличие от иных, более распространённых случаев, Василий Великий и Иоанн Златоуст держат перед собой Евангелие, как Леонтий Ростовский на иконе из Благовещенского погоста.

В византийской иконографии, более близкой к реалиям, Григорий Богослов обычно изображён облачённым в фелонь с омофором39. Но в русской иконописи начиная с Васильевского чина Святителя представляют в крестчатом саккосе с Евангелием в руках. На иконе Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря показан даже конец спускающего­ся на спину с левого плеча омофора40. В ярославском деисусном чине эта деталь трактована несколько иначе: наполовину видимой с правой стороны фигуры. Разнообразят мастера и жесты рук с Евангелием перед грудью. Всё это позволяет говорить о том, что в распоряжении мастеров рассматриваемых икон не было образцов, являвшихся документированным воспроизведением одной из известных сегодня деисусных композиций, хотя в целом они ориентировались на более сокращённый, самый ранний вариант Благовещенского собора. На парной упомянутой иконе представлен в трёхчетвертном повороте Леонтий Ростовский, держащий на покрытой краем фелони и омофором левой руке Евангелие, которого касается правой, с крупной кистью и тонкими длинными пальцами. Фигура плотная, даже грузная, почти заполняющая всё пространство иконного ковчега. Святитель в тёмном подриз­нике, парчёвой епитрахили, с привешенной к поясу алой палицей-епигонатием, светло-зелёной, с обозначенным белой линией ланцетовидным узором фелони, с возложенным поверх широким белым омофором с крупными крас­-

ными крестами; на голове белый клобук, концы которого украшены орна­ментальным шитьём по алой основе. Иконографический образ Леонтия Ростовского оформляется в русской иконописи ко второй половине XV в.41. И его изображения в составе деисусных композиций этого времени обычно различаются типом, жестами, цветом облачения. Поза Святителя на рассматриваемой иконе близ­ка его изображениям в составе ком­позиции “Богоматерь с Младенцем Христом и предстоящими ростовскими святителями Леонтием, Исайей и Игнатием”, известной по произведениям ХVII в.42. Но первые иконы с этим сюжетом, как предполагается, могли появиться уже на рубеже ХV–XVI вв.43. Не идёт ли речь о реплике одного из ранних вариантов?

Последняя, шестая пара икон ярославского деисусного чина — изо­бражения великомучеников Димитрия Солунского и Георгия. Их распо­ложение в композиции отличается от Благовещенского иконостаса и соответствует Троицкому и Кирилло-Белозерскому. Димитрий в тёмно-зелёном хитоне и изумрудно-зелёном гиматии с алыми тавлиями, украшенном по краям жемчужной обнизью. Георгий в таком же хитоне и киноварном, с жемчужной обнизью плаще, скреплённом у шеи, ближе к левому плечу. Ожерелье и подол хитона декорированы аналогично иконам, выполненным около 1497 г.44, но рисунок заметно отличается, не обнаруживая такого же исключительного мастерства.

Проведённые сопоставления убеждают в том, что при выполнении деисусного чина иконостаса собора Спасского монастыря мастера испы­тывали трудности в подборе образцов по различным причинам. В частности, состав святых не совпадал с представленным иконостасом, ныне на­ходящимся в Благовещенском соборе Кремля. По-видимому, не все иконы последнего были доступны для воспроизведения, и поэтому пришлось об­ращаться к иным источникам, таким как иконостас Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря. Было бы явным упрощением полагать, что иконописцы ярославских икон обращались непосредственно к копиро­ванию названных оригиналов, хотя это принципиально не исключено. Но могли существовать и неизвестные сегодня соединительные звенья — не сохранившиеся иконостасы, обязанные той же художественной традиции.

Попутно надо заметить, что рассматриваемые иконы деисусного чина в большинстве случаев имеют широкий двухцветный позём, и лишь в одном случае (на иконе Василия Великого) он сплошной. Одна пара икон (Григо­рия Богослова и Леонтия Ростовского) по уровню нижней полосы позёма не совпадает с остальными. Эти бросающиеся в глаза отличия не исключают пересмотра вопроса о количестве причастных к выполнению икон мастеров. Но его решение возможно лишь в результате тщательного визу­ального изучения самих произведений. В данном случае задача ограниче­на проблемой интерпретации ранних образцов.

Проведённые наблюдения, думается, затрудняют отнесение деисусного чина ко времени около 1516 г. и дают больше оснований предположить выполнение в середине ХVI в. С. И. Масленицын, проявляя особое внимание к колориту икон, не мог не обратить внимание на их глухие краски. “Вероятно, настоятелям Спасского монастыря, — пишет он, — нравились образа, в колорите которых преобладали тёмные краски. Возможно, они считали, что суровая гамма цветов в живописи больше соответствует укладу жизни обители, а быть может, хотели, чтобы по краскам новые иконы напоминали те прежние, которые украшали монастырский собор до пожара 1501 г.”45. Но есть тому и более простое объяснение: во исполнение предписания Стоглавого собора 1551 г. приходилось ориентировать­ся на образцовые старые иконы, оказавшиеся к тому времени под потемневшей олифой, что способствовало появлению темноликих изображений. Это явление не было обязано оплошности несведущих иконописцев, поскольку оно представлено и такими художественно совершенными произведе­ни­ями, как икона Богоматери Умиление, “Моление игумена Филиппа” — знаменитого митрополита Филиппа Колычева, бывшего в 1545–1566 гг. настоятелем Соловецкого монастыря46.

Исходя из этого положения, данный деисусный чин следовало бы датировать в пределах 1551–1559 гг., а если изготовление связывать с именем архимандрита Арсения, то 1557–1559 г., когда он был настоя­телем Спасского монастыря. Ростовскую архиерейскую кафедру в это время, с 1549 по 1565 г. занимал архиепископ Никандр, поставленный из игуменов Троице-Сергиева монастыря47. На московской же митропо­личьей кафедре с 1542 по 1563 г. находился знаменитый святитель Макарий48. Стать заказчиком деисусного чина могло любое из этих лиц. Если вспомнить о наблюдениях А. В. Федорчука о генетической связи ярославских икон с Благовещенским собором Московского Кремля49, то полученный вывод не является неожиданным50.

1Емченко Е. Б. Стоглав. Исследование и текст. М., 2000. С. 304.

2Острогорски Г. Одлуке Стоглава о сликању икона и принципи византиjске иконографииjе // О веровањима и схватањима византинаца (Сабрана дела Г. Острогорског. Књ. 5). Београд, 1970. С. 182–202.

3Успенский Л. А. Богословие иконы в Православной Церкви. Париж, 1989. С. 240–252.

4Масленицын С. И. Ярославская иконопись. М., 1973. С. 22–24. Табл. 22–24.

5Федорчук А. В. Ярославские иконы ХIII–ХVI веков // Ярославский художественный музей. Каталог собрания икон. Т. I. М., 2002. С. 25; Он же. Ярославская иконопись ХVI века // Иконы Ярославля 13–16 веков. М., 2002. С. 19–20.

6Ярославская иконопись XIII–XVII веков. Каталог выставки / Сост. и автор вступ. статьи И. Болотцева. Ярославль, 1981. № 8 (с указ. библ­иографии); Болотцева И. П. Ярославская иконопись второй половины ХVI–ХVII веков. Ярославль, 2004. С. 43.

7Кочетков И. А. Русский полнофигурный деисусный чин. Генеалогия иконографических типов // Иконостас. Происхождение. — Развитие. — Символика. M., 2000. С. 457. Отнесение к первой половине ХV в. явно являетcя опечаткой.

8Анкудинова Е. А., Мельник А. Г. Спасо-Преображенский собор Спасского монастыря в Ярославле. М., 2002. С. 82. Илл. 66–78.

9Там же. С. 38. Илл. 16, 17.

10Иконы Ярославля 13–16 веков. С. 42 (текст И. Г. Харламовой).

11Иконы Кирилло-Белозерского музея-заповедника. М., 2003. С. 46–77. №№ 5–20.

12Кочетков И. А. Русский полнофигурный деисусный чин. Генеалогия иконографических типов. С. 442–464.

13Качалова И. Я., Маясова Н. А., Щенникова Л. А. Благовещенский собор Московского Кремля. М., 1990. С. 51–56. Илл. 108–128; Щенникова Л. А. Иконы в Благовещенском соборе Московского Кремля. Деисусный и праздничный ряды иконостаса. Каталог. М., 2004. С. 119–173. №№ 1–13.

14Осташенко Е. Я. Андрей Рублёв. Палеологовские традиции в московской живописи конца XIV – первой трети ХV века. М., 2005. С. 247–264.

15Там же. С. 284–311.

16Иконы Кирилло-Белозерского музея-заповедника. С. 46–71, 76–77. Иконы русских Святителей — с. 72–73. №№ 18, 19. Икона великомученика Георгия: Дионисий в Русском музее. К 500-летию Рождественского собора Ферапон­това монастыря. СПб., 2002. С. 94–95. № 12.

17Там же. С. 96–97. № 13, 14.

18Дионисий “живописец пресловущий”. К 500-летию росписи Дионисия в соборе Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря. Выставка произ­ведений древнерусского искусства ХV–ХVI веков из собраний музеев и библиотек России. М., 2002. С. 119–137. №№ 13–25. Здесь, как и в иных случаях, не учтены изображения столпников, непосредственно не входя­щие в композицию моления.

19Малкин М. Г. Два живописных ансамбля круга Дионисия и его преемников // Древнерусское искусство. Художественные памятники рус­ского Севера. М., 1989. С. 131–142.

20Пуцко В. Г. Плащаница 1466 г. из Архангельского собора Кремля // Убрус. Вып. 6. СПб., 2006. С. 67. Рис. 6.

21Мельник А. Г. Деисус из Благовещенского погоста в собрании Ростовского музея // История и культура Ростовской земли. 1997. Ростов, 1998. С. 112–119; Дионисий “живописец пресловущий”. С. 178, 179. № 44 (происхождение ошибочно связано с Ростовским Борисоглеб­ским что на Устье монастырём).

22Малкин М. Г. Два живописных ансамбля круга Дионисия и его преемников. С. 123–131 (представлены митрополит Пётр, Леонтий Ростов­ский и Сергий Радонежский).

23См.: Ярославская иконопись ХIII–ХVIII веков. № 8; Иконы Ярославля 13–16 веков. С. 40. №№ 8–18.

24Масленицын С. И. Ярославская иконопись. С. 23.

25Подробнее см. Пуцко В. Г. Византийское наследие в искусстве Московской Руси (“Спас в силах” в русской живописи XIV–ХV вв.) // Византийский временник. Т. 57(82). М., 1997. С. 234–245. Рис. 3–6.

26Дионисий и искусство Москвы ХV–ХVI столетий. Каталог выставки. Л., 1981. С. 63. № 89.

27Антонова В. И., Мнева Н. Е. Государственная Третьяковская галерея. Каталог древнерусской живописи XI – начала ХVIII вв. Т. II. М., 1963. С. 54. № 401.

28Иконы из частных собраний. Русская иконопись ХIV – начала XX века. Каталог выставки. М., 2004. С. 200. № 20.

29См. Гелитович М. Українськi iкони “Спас у славi”. Львiв, 2005.

30Попов Г. В., Рындина А. В. Живопись и прикладное искусство Твери. ХIV–ХVI века. М., 1979. С. 305–307, 433. № 17.

31Васильева О. А. Иконы Пскова. М., 2006. С. 77, 84. №№ 75, 82.

32Щенникова Л. А. Иконы в Благовещенском соборе Московского Кремля. Деисусный и праздничный ряды иконостаса. С. 142–149. №№ 4, 5.

33Осташенко Е. Я. Андрей Рублёв. Палеологовские традиции в московской живописи конца ХIV – первой трети XV века. С. 292–295.

34Ярославский художественный музей. Каталог собрания икон. Т. I. С. 58–59. № 10.

35Щенникова Л. А. Иконы в Благовещенском соборе Московского Кремля. С. 150–157. №№ 6, 7; Осташенко Е. Я. Андрей Рублёв. С. 295–299.

36Sotiriou G. et M. Icônes du Mont Sinaï. Т. I. Athènes, 1956. Fig. 20–22.

37Щенникова Л. А. Иконы в Благовещенском соборе Московского Кремля. С. 162–165. № 9.

38Качалова И. Я., Маясова Н. А., Щенникова Л. А. Благовещенский собор Московского Кремля. С. 65. Илл. 166, 167.

39См. Gengaro М. L., Leoni F., Villa G. Codici docorati e miniati dell’Ambrosiana: ebraici e greci. Milano, 1957. P. 77–98. Ill.: Tav. II–XX; Galavaris G. The Illustrations of the Liturgical Homilies of Gregory Nazianzenus. Princeton, 1969.

40Иконы Кирилло-Белозерского музея-заповедника. С. 68–69. № 16.

41Подробнее см. Пуцко В. Г. Иконописные изображения св. Леонтия Ростовского: становление традиции // История и культура Ростовской земли. 1995. Ростов-Ярославль, 1996. С. 53–62.

42Мельник А. Г. Иконография ростовских святых. Каталог выставки. Ростов, 1998. С. 71–73. №№ 49–51.

43Подробнее см. Мельник А. Г. Ростовский вариант “Богоматери Боголюбской” // История и культура Ростовской земли. 2000. Ростов, 2001. С. 120–126.

44Иконы Кирилло-Белозерского музея-заповедника. С. 76–77. № 20; Дионисий в Русском музее. С. 94–95. № 12.

45Масленицын С. К. Ярославская иконопись. С. 24.

46Кызласова И. Л. Русская икона XIV–XVII веков / Государственный Исторический музей. М. Л., 1988. С. 16. Илл. 48, 49; Архимандрит Макарий (Веретенников). Иконы святителя Филиппа // Искусство христи­анского мира. Вып. 2. М., 1998. С. 45. Илл. 2.

47Строев П. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. СПб., 1877. Стб. 332.

48Там же. Стб. 5.

49Федорчук А. В. Благовещенский собор Московского Кремля и развитие иконографии в провинции (на примере Ярославля) // V Научные чтения памяти И. П. Бо­лотцевой (1944–1995). Ярославль, 2001. С. 50–54.

50Считаю своим приятным долгом выразить благодарность В. В. Гор­шковой, оказавшей содействие в получении части иллюстраций.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.