Самый священный день в году
Лена никогда раньше не видела столько людей вместе — женщины, дети и старики заполнили улицы. Многие мужчины были на фронте, а отец Лены, Владимир, работал на почтовом поезде. «Мы не хотели уезжать без отца», — говорит Лена.
Но их сосед сказал, что они должны ехать, потому что «это был Йом-Кипур, самый священный день в году. («День искупления» — самый важный праздник в иудаизме. — Прим.ред.) И отказ карался смертью».
Елена Курчинская (стоит впереди слева) со своими родителями Владимиром и Ханой, сестрами, бабушкой и дедушкой. Киев, лето 1938 г.
В свои 82 года Елена Городецкая (это ее фамилия по мужу) помнит 30 сентября 1941 года «как вчера». Она сидит в своей комиссионной квартире в Мельбурне.
— Смотри, — указывает Елена на свое предплечье. — У меня до сих пор мурашки по коже.
«Бог зовет», — сказала соседка, вручая Анне цицит — веревку с кисточками, которую носили как напоминание о заповедях. Это был подарок-напоминание о том дне, когда Анна и Володя воссоединились.
Укладывая свои рюкзаки, сестры не слышали впереди выстрелов и криков. По дороге тоже — толпа заглушала любой шум. А у Бабьего Яра на контрольно-пропускном пункте из динамиков играла громкая танцевальная музыка. Кладбищенская стена скрывала людей, с которых насильно снимали одежду, забирали у них ценные вещи и под звуки вальсов и польки гнали к краю оврага.
Некоторых расстреливали или бросали в яму. Других заставляли спуститься вниз и лечь поверх растущей груды трупов.
К тому вечеру 33 771 тело были уложены, «как бревна», в упорядоченные ряды.
Выжившая Дина Проничева, которая позже давала показания на суде по делам о военных преступлениях, рассказывала, что, упав в овраг, была залита теплой кровью. Волна задыхающихся людей колыхалась под ней, «стонала, задыхалась и рыдала». Один солдат СС позже свидетельствовал: «Когда ряды трупов поднялись выше, нам пришлось топтать тела».
«У девочек рыжие волосы»
Многие соседи-евреи Курчинских бежали до прихода немцев, но дедушка Елены настоял на том, чтобы остаться. Она вспоминает, как он сказал: «Помните немцев в 1918 году в Киеве? Они цивилизованная нация!»
К 1941 году столетия народного антисемитизма слились с ядовитой смесью националистических настроений, подпитываемых фейковыми новостями, в том числе «Протоколами сионских мудрецов». Рядом с домом Лены на заборах были прикреплены таблички «Убейте евреев — спасите Россию».
Елена видела, что когда айнзацгруппы (эскадроны смерти) въезжали на площадь Сталина «на мотоциклах с камерами в руках», чтобы задокументировать бойню, «немцев буквально стащили с мотоциклов, чтобы обменяться тройным поцелуем».
«Как вчера»: Елена Городецкая (урожденная Курчинская) в своем доме в Мельбурне. Фото: Крис Хопкинс
Некоторые киевляне помогали солдатам идентифицировать евреев. Кого-то забрали прямо напротив Оперного театра, Елена это видела и зарылась в юбку матери.
К Бабьему Яру можно было пройти многими дорогами, но Анна решила свернуть на улицу Мельникова. Там они случайно встретились с подругой, которая жила на севере Киева. Всю ночь она слышала выстрелы пулеметов. «Анна! Девочки! — закричала Маруся. — Они убивают людей!»
Не веря своим ушам, Курчинские повернули назад, к своему дому на Борщаговской улице. И спрятались под ним в печи. «Наши соседи — поляки, русские и украинцы — помогали нам».
Соседи давали спрятавшимся молоко и суп до самого конца войны, даже когда по радио объявляли, что тем, кто скрывал евреев, грозит смерть.
Владимир вернулся — его поезд разбомбили. Дома его ждал невероятный слух о массовых убийствах. Он отправился через весь город, чтобы тайно осмотреть Бабий Яр.
Вернувшись к своей семье, он выглядел «потерянным, руки тряслись… он начал сходить с ума». С той ночи они с Анной спали с петлями на шеях, шепча примерно такие слова: «Если они придут за нами, мы затянем веревки. У девочек рыжие волосы. Они сойдут за неевреев и выживут».
Однажды вечером Лена наблюдала, как Владимир обвязывает цицит вокруг стула с высокой спинкой. Утром она проснулась и обнаружила его задушенным.
«Ужасная тишина»
Анна умерла вскоре после войны, но ее рыжеволосые девочки выжили. Елена, которая сейчас легко смеется, стала инженером связи и вышла замуж. Она была среди сотен тысяч евреев, переселенных в Израиль в эпоху Горбачева. Там Елена посмотрела на землю и заплакала: «Потому что земля была желтой [бесплодной], а магазины были полны. Там, откуда я родом, земля была черной [плодородной], а магазины были пусты».
Елена считается последней в Австралии из тех, кто выжил в Бабьем Яре. Она поселилась в этой стране в 1998 году. «Каждый день я говорю: “Боже, благослови Австралию”. Я здесь очень счастлива». У Елены двое австралийских внуков — по одному от каждой дочери.
«Люди должны помнить»: Елена Городецкая. Фото: Крис Хопкинс
На следующей неделе в честь нее исполнят концерт. Хор из 75 голосов и Симфонический оркестр Зельмана почтут память 110 тысяч человек, погибших в Бабьем Яре. В основном, там были убиты евреи, но кроме них — люди, которые их прятали, коммунисты, военнопленные и люди с психическими заболеваниями.
Идея этого концерта возникла из того, что Елена называет «ужасной тишиной». Советы отказались увековечить память о зверствах в Бабьем Яре, которые сегодня считаются решающим моментом в развитии Холокоста.
Беспрецедентный по масштабам, Бабий Яр был пробным среди «убийств в ямах», которые предшествовали более методичному геноциду в таких лагерях, как Освенцим.
Через несколько месяцев после того, как командующий СС Генрих Гиммлер сообщил, что ужас ям беспокоит его войска, было разработано Окончательное решение Гитлера — более эффективный инструмент для массового убийства (имеется в виду политика окончательного решения еврейского вопроса — Прим.ред.).
Несмотря на сохранившиеся документы нацистов, о Бабьем Яре не говорили и не признавали его частью Холокоста. Страх перед репрессиями подавлял советских людей. «На протяжении десятилетий, — отмечает историк Мария Тумаркина, — одно слово, шутка, жалоба, мимоходом сказанное или совершенно неверно истолкованное предложение могли стать основанием для ареста, лагерей, ссылки или казни».
Даже после хрущевской оттепели 50-х и 60-х годов, когда цензура ослабла, навязанное государством молчание было привычным в повседневной культуре, говорит Тумаркина.
Евгений Евтушенко. 1962 г.
Но в 1961 году Евгений Евтушенко нарушил это молчание:
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье…
Это стихотворение было монументальным. Осужденный властями, Евтушенко прочитал 15 строф перед переполненной аудиторией в Киеве. А затем его услышали и по всему миру.
Я —
каждый здесь расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
Вдохновленный этим стихотворением Дмитрий Шостакович сочинил свою 13-ю симфонию «Бабий Яр» на слова Евтушенко. Когда в Москве состоялась премьера симфонии с ее духовными и сатирическими элементами, чиновники отменили трансляцию и потребовали доработки.
Но симфония была исполнена без изменений перед восторженной публикой. Это принесло Евтушенко известность, и он дважды побывал с гастролями в Австралии. <…>
Сегодня в Бабьем Яре воздвигнуты мемориалы. Несмотря на то, как нацисты использовали там музыку, она остается «языком общения человечества».
Для Елены предстоящий концерт — это форма бдительности: «Люди должны это помнить, чтобы никогда не повторить».
Перевод Арины Поволжской