Священник Дионисий Костомаров: Я предложил не настаивать, чтобы каждое воскресенье сын был в храме, но мама не слушала
Несколько слов о профессии священника.
Самое тяжелое лично для меня в службе: говорить людям не то, что они хотят слышать. Особенно, когда человек ощущает себя делающим все правильно и подкрепляет уверенность «тысячелетним опытом святых отцов», вычитанным в недорогой брошюрке из разряда «Как спастись в современном мiре».
С согласия участницы, расскажу одну историю, в которой участвовал лет 6 или 7 назад.
В храме, где я тогда служил, помогал парень лет 12, N. В определенный момент я стал замечать, что он, выпускник воскресной школы, радость мамы, интерес к Церкви явно теряет. Во время богослужения использует любую возможность сбежать в пономарку, где включается телефон и вот уже человека здесь нет. А после службы сразу уходит, дожидаясь конца с нетерпением, переминаясь с ноги на ногу.
Я вполне могу понять такие вещи: литургия длинная, а в двенадцать-четырнадцать лет столько можно успеть за эти два часа, так жаль их тратить на то, что воспринимаешь как монотонный и скучный бубнеж.
Когда я подошел поговорить с N, он явно стеснялся, отшучивался: «Батюшка, все хорошо, все отлично». Ничего не добился, разумеется. Тогда я решил поговорить с мамой. Ничего хорошего я не ждал от разговора: было понятно, что в ее системе координат сын сейчас на правильном пути, его надо всячески удерживать.
Разговор планировался долгим, но вышло все не так: я высказал предположение, что хорошо бы не настаивать, чтобы каждое воскресенье N был в храме; хорошо бы не думать, что ваши интересы и приоритеты всегда будут соответствовать его интересам и приоритетам; что пора ребенку дать немного свободы в выборе досуга.
Слушать меня, молодого священника, мама не стала: у нее была своя система координат, в которой на данном этапе предполагалась борьба со всеми силами ада за сына. На стороне ада выступал телефон, компьютер и относительная свобода. На противоположной стороне церковь, школа и все свободное время в дело, в развитие, во все хорошее.
Конец предсказуем. Я давно не служу в том храме. N уже студент и в церкви даже на Пасху не появляется несколько лет. Мама в какой-то момент поняла, что контакта с ребенком почти нет. Но к этому времени его уже нельзя было заставить что-то делать: он сам решал, как провести вечер субботы и утро воскресенья.
Пару дней назад мы встретились на улице и я эту историю услышал: «Я вас тогда осуждала, но теперь вижу, что, возможно, и надо было дать N больше свободы».
А я за прошедшие годы уже не столь наивен и знаю, что от кого угодно, — от друга, жены-мужа, священника, психолога, — большинство людей готово услышать лишь подтверждение своих мыслей. Что люди внутри семьи-церкви-рабочего коллектива, как правило, имеют свое видение ситуации и если кто-то пытается видение поколебать, то только настойчивее отстаивают свои святыни.
К сожалению, с годами каждый из нас теряет самое лучшее свойство, — учиться. Потому что в обучении самое основное, — видеть и исправлять свои ошибки. А к тридцати-сорока годам очень многие становятся безошибочнее римского понтифика. Потому что по-другому сложно жить: хочется хоть какой-то стабильности, фундаментальности. И если ее нет в окружающем мире, то надо создать ее внутри себя, став вечно правым моралистом.
