Мир сошел с ума?
Двадцать четвертое марта, десять вечера, Москва. Мы – православный священник, его прихожанин, жена прихожанина и преподаватель йоги — сидим в кафе у гламурной Ксении Собчак, изучаем безупречно постное меню, и говорим о том, как полтора часа подряд доктор Быков, сатрап «Интернов», со сцены горьковского МХАТа проповедовал нам Евангелие, взахлеб цитируя свой блог на «Снобе».
Может, мир и сошел с ума… Но, скорее, дело в том, что жизнь многообразна, противоречива и парадоксальна и ну никак не укладывается в рамки, в которые порой её пытается определить человек, который не справляется с её сложностью.
Я не люблю, когда отца Иоанна Охлобыстина церковные люди запанибрата кличут свысока и запросто «Охлобыстин». Для светских, понятно, как по другому, а для церковника это непозволительное амикошонство: патриарх, запретив в служении, оставил о. Иоанна в священном сане. Панибратство в его адрес – неуважение в адрес Церкви. Эта моя частная точка зрения имеет под собой канонические основания.
Ему сорок четыре, год назад он покинул клир, его актерская карьера на подъеме.
Год назад он покинул клир – и он по-прежнему верующий человек. Литературно-музыкальный вечер, первый из серии анонсированных, собрал полторы тысячи человек. В зале есть свободные места, но билет в партер стоит до десяти тысяч рублей. Отец Иоанн, в рваных джинсах, читает посты из блога и свои публикации из глянцевых журналах, приглашенный молодой пианист перемежает чтение виртуозным – на непосвященный слух – исполнением Рахманинова. В текстах – проповедь евангельских ценностей или, как минимум, здравого смысла. Зал смеется, радуется, аплодирует и любит своего героя.
Молодой, хорошо одетый парень, встает и возмущается, уходя. «Я пришел на доктора Быкова, я не готов к тому, чтобы доктор Быков мне парил мозг какой-то церковной мутью», — раздраженно выговаривает своей подруге.
Взгляд встречает в зале полных бородачей, все — в консервативной светской одежде темных тонов. Коллеги по священническому цеху? Собратья? Лица непроницаемо не выдают впечатлений: неожиданно и странно это действо. Разрыв стереотипа – который еще надо осмыслить и переварить?
…Официант приносит карпаччо из свеклы, мы разговариваем о том, что и как услышали. Я спрашиваю йога, заметил ли он проповедь? Заметил. Значит, не я один. «И как вам?» — «Что?» — «Доктор Быков, который проповедует Евангелие?» — «Органично. Я не заметил противоречия».
Подключается Сергей: «Мне кажется, неуместно. Все-таки МХАТ — не храм. В храме, я думаю, такие вещи воспринимаются лучше…» — «Но тебя – лично – тронуло?» — «Мне понравилось… Но вот, как люди отнесутся?.. Я не знаю…»
Люди — нормально, нормально отнесутся: овации, свист и «браво!»
Гимн любви к своей жене, боль за Родину, тревога о детской чистоте и благодарность Богу – темы проповеди, которую скрипит со сцены отец Иоанн ерническими интонациями. Манера суперпопулярного актера Охлобыстина узнаваема и неподражаема. И эта проповедь раскрывает его самого известного героя с новой, но не неожиданной стороны.
Быков – деспот, но деспот благородный. Безусловно, очаровательный. И однозначно – положительный герой (может, я смотрел не всех «Интернов»?) Как и сам отец Иоанн. Хорошо, пусть спорный персонаж, но спасибо сценаристам пускай за одно то, что главный герой сериала – не продажный мент, а хороший врач. Это так редко в наших широтах, что хотя бы на голубом экране воспринимается, как положительный социальный пример. А то, что Быков бессребреник — поднимает миссию этой роли на высоту просто околооблачную. С ролью отец Иоанн, как известно, справился. И миссией, похоже, тоже справляется.
Да-да.
Я пришел на этот вечер… ну, как бы сказать… я пришел наблюдать. Я вообще слежу за ним, за отцом Иоанном. Не то, чтобы пристально, но мне интересен «прецедент Охлобыстина». Что-то есть в его конфликте с ожиданиями церковной среды от образа священнослужителя, что-то, на мой вкус, очень верное. Мне интересна и природа конфликта, и его развитие… Я сижу на галерке какого-то балкона, высоко и свысока рассматриваю происходящее. Я не зритель, я, наверное, эксперт. Кажусь себе экспертом, который пытается понять, проследить и взвесить. Получится – не получится? И что получится именно…
Не могу сказать, что я вдохновлен манерой исполнения. Не могу сказать, что я согласен с ценой билета за возможность послушать в авторском исполнении уже опубликованные тексты. Не могу сказать, что я в восторге от мхатовского кресла… И — непредсказуемо для моего отстраненного настроения — меня вдруг начинают трогать слова. Против воли приходится вслушиваться. Отец Иоанн говорит о благодарности Богу: «Все волшебно просто: вам дарят подарок, вы дарителя вслух благодарите, а про себя: спасибо, Господи. И опять же: вначале заставлять себя надо, потом входит в привычку. Вопрос дисциплины. И так со всем: жив остался — врачу вслух, Богу про себя, на чувство взаимностью ответили, не забудьте в небо с благодарностью глаза поднять и т. д. Хорошая погода, вкусный обед, добрый комментарий считаются. Все считается. Как до рефлекса доведете, тут же и попрет. Потому что счастлив благодарный. Благодарный за жизнь в целом благодарен, а счастье жизни подразумевает все остальные виды счастья, включая удачу… Тонкие игры человеческого подсознания, с Божьего одобрения, разумеется».
Я начинаю понимать такую очень личную для себя, признаюсь, вещь… Я вдруг понимаю, что совершенно утратил чувство благодарности Богу. За многолетними и многочисленными словами церковных молитв, которые, вроде, постоянно напоминают о благодарности, я перестал ее чувствовать, переживать. Я привык к тому, что у меня все более или менее «нормально». А то, что у меня лучше, чем могло бы быть, я просто перестал видеть… Превратился в недовольного старичка, которому – всегда мало… Я это увидел в контрасте личного самоощущения с настроением, фонтанирующем со сцены – с настроением радостной благодарности, полной созидательной силы… Тут же на месте, в жестком кресле, я попытался изменить ситуацию. Я попробовал поблагодарить Бога за то, что я попал на этот вечер. За то, что я нашел недорогой билет. За то, что у меня есть деньги этот билет купить. За то, что я пока молодой и еще способен чувствовать. За то, что я могу слышать и смеяться. За то, что здесь же в зале сидят мои друзья и единомышленники…
И у меня не получилось… Я почувствовал в себе непреодолимую стену привычки к неблагодарности. И я понял, что все очень запущено. Я понял, что многое надо менять. И еще я понял, что я это понял, потому что мне – священнику настоящему – объяснил то, что я понял, вот этот вот, почти уже бывший, священник, престранный и с каркающим голосом…
«Прецедент Охлобыстина» теперь уже вышел за рамки проблемы «играть или не играть». Масштаб прецедента растет с ростом масштабов личности и творчества отца Иоанна. Теперь всю историю уже не уместить в рамки дискуссии о применимости византийских канонов об актерстве, теперь все уже острее и сложнее. Проблема Охлобыстина теперь – это уже вопрос о рамках, в которые массовые ожидания церковного сообщества пытаются поместить личность священника… Это вопрос об уместности усредненных форматов – о той проблеме, с которой сталкивается каждый пастырь, пытаясь совместить служение Церкви с сохранением личностной самоидентификации… Церковным сообществом священнику отводится роль, и согласно традиции роль эта часто незавидна.
Помню, меня, еще толком не служившего молодого иерея, поразил абзац в курсе лекций по истории Русской Церкви про «попа Дёмку»: «…надо признать, что социальный статус большинства рядовых приходских священнослужителей на Руси был весьма невысок, о чем косвенно свидетельствуют и уничижительные имена — например, «поп Дёмка» и другие, — характерные для низов общества»… Мы, тогда семинаристы, недоумевали и посмеивались, дразня друг друга и не зная, что на будущих приходах кого-то из нас ждут именно в этом качестве…
Я не знаю, что там, в душе у отца Иоанна, какие у него там ангелы или бесы – не знаю, не могу знать и не хочу. Но, думается мне, что конфликт отца Иоанна с церковным сообществом заключается не только в его нонконформистском духе. Конфликт, он и в том, что о. Иоанн Охлобыстин, играя роли, перестал играть отведенную ему роль…
Приносят десерт от Ксении Собчак, и Сережина жена подводит итог нашей дискуссии: «Если бы у него был свой храм, он собрал бы людей, не меньше, чем сегодня в МХАТе…»
P.S. Реклама кафе, сериала и шоу, увы, не оплачена.
