«Доктор Лиза не помещается в наши головы, чем и раздражает»
Кем Доктор Лиза стала для нас?
Иеромонах Димитрий (Першин): Рита, расскажите, как началась работа над проектом? Кем Доктор Лиза была для вас до съемок фильма?
Маргарита Куклина, режиссер фильма «Доктор Лиза»: Добрый вечер всем. До сих пор нет осознания утраты. Не могу принять, что Доктора Лизы нет. Она очень много выстрадала. Конечно, до нашей личной встречи я о ней слышала, смотрела фильмы. И получилось так, что, когда мы начали снимать, Елизавета Петровна в это время моталась в Донбасс. Мы не могли даже толком нормально с ней увидеться и переговорить, потому что две недели она была на Украине.
Как она мне рассказывала, они же везли этих детей какими-то тропами, потому что напрямую не разрешали, перебрасывали перекладными. Это все было очень сложно. Первый раз мне разрешили попасть в аэропорт Домодедово и снять, как «МЧСовский» борт привозит этих раненых детей. Это зрелище страшное. Кто-то сходил сам, а кого-то привозили. И когда приоткрывали – у них дырки были в боках. В это время Елизавета Петровна была практически недоступна.
И лишь после я провела с ней три дня, когда удалось застать ее в фонде. Но за это время она познакомила меня абсолютно со всеми своими сотрудниками, с семьями. И как-то меня приняли в эту большую семью, и благодаря этому получился фильм, потому что, кроме нее, я просто снимала истории людей, которые ее окружают. Они говорили о ней добрыми светлыми словами. Благодаря таким историям создается образ человека.
Она себя полностью отдала делу. Ни дом, ни семья – ни на что не хватало времени. Она занималась только помощью. И в тот момент это были, в основном, Украина, дети… Потому что потом она то же самое стала делать по Сирии – помогать сирийцам.
Иеромонах Димитрий (Першин)
Иеромонах Димитрий (Першин): Но ведь Елизавета Глинка не сразу стала Доктором Лизой. На первый взгляд, перед нами был преуспевающий человек, жизнь которого вполне сложилась… Но и в те годы ей было свойственно поступать вопреки, казалось бы, непреодолимым обстоятельствам. Когда в СССР известное ведомство отказало ей в праве выйти замуж за любимого, так как он, имея американское гражданство, еще не прошел всех бесконечных проверок, и вопрос грозил затянуться, она, будучи беременной, приняла решение уехать из страны – пусть в слезах, но под венец. Как она тогда думала, навсегда. Подключились американские сенаторы, ее выпустили, и уже в США она официально вышла замуж за чудесного человека. Ее муж, адвокат Глеб Глебович Глинка, был из среды русских эмигрантов. У них родилось двое сыновей. Семья жила в Америке. Почему же Елизавета Петровна вернулась на родину и столь круто изменила свою жизнь?
Маргарита Куклина: Я хотела про это сказать: я не знаю до конца, почему… Видимо, надо было больше времени с ней провести. Как-то я ее спросила про семью, а она говорит: «Вы знаете, эта тема закрыта». Наверное, потому, что ее многие об этом спрашивали.
Сейчас, когда «Правмир» собрал в одной публикации все фильмы о Докторе Лизе, мне больно, потому что очень много ужасных злобных ю-тюбовских комментариев, полных ненависти. Но это только показывает, что ее смерть всколыхнула какую-то демоническую силу. Действительно, это страшные комментарии. Людей интеллигентных, тех, кто обосновывает свое мнение, там почти не слышно. Льется такая нецензурная брань, что я даже не хочу про это говорить, и повторять, и вспоминать.
И я думаю, почему? Потому что человек не может заниматься этим просто так. Вероятно, она чувствовала, что не может этим не заниматься. Это миссия дана была ей свыше. Для такого дела людей выбирает Господь.
Доктор Лиза. Фото: Facebook/Антон Красовский
Иеромонах Димитрий (Першин): А земные обстоятельства складывались так, что однажды, когда она была в Москве, ее мама перенесла инсульт, и затем около трех лет находилась в полубессознательном состоянии. Прилетев из Америки просто ее навестить, она осталась в России за ней ухаживать. И соприкоснулась со всеми бедами, что подстерегают тяжелобольного или умирающего человека в нашей стране – начиная с больничного ухода и заканчивая оформлением документов на льготы.
В 1991 году в Штатах она получила вторую квалификацию – врача паллиативной помощи, который оказывает больным помощь уже не столько медикаментозную, сколько облегчающую их страдания. Скажем, у пациента, который дышит ртом, пересыхает горло, что причиняет невероятные мучения. Или у него не помытая голова – подумаешь, казалось бы, – но это тоже может причинять колоссальное неудобство. Из поддержки человека в такой ситуации рождается паллиативная помощь. Конечно, здесь важна и обычная врачебная квалификация – и она была у Лизы, закончившей в 1986 году второй Московский медицинский государственный университет по специальности детский реаниматолог-анестезиолог.
С этими навыками она приезжает в Россию и два года ухаживает за умирающей мамой. И здесь что-то происходит: то ли ей открывается глубина страданий, то ли она находит применение себе, уже начав идти по этому пути. Может быть, через эту призму она увидела нашу несчастную страну. Проблема была в том, что в США уже действовала система хосписов, были службы и общественные движения, помогающие обездоленным, бездомным. А у нас это все было либо в зачаточном, либо в плачевном состоянии. Мы вышли из Советского Союза, где, как считалось, государство заботилось обо всем, в дикий капитализм, когда никто никому не нужен, и отношения – как в волчьей стае. Она была одной из тех, кто начал менять эту ситуацию, показав, что можно относиться к людям по-другому.
Когда человек сталкивается со смертью
Маргарита Куклина
Маргарита Куклина: Это как у Достоевского – особое экзистенциальное состояние, когда, сталкиваясь со смертью, человек встает в тот просвет бытия, в котором на него свыше сходит откровение. Это нельзя спрогнозировать, это просто состояние, когда человек живет уже по-другому, он не может жить так, как жил до этого.
Иеромонах Димитрий (Першин): Господь посетил…
Маргарита Куклина: И я чувствовала в ней этот огонь, который поддерживал ее все время, потому что она безумно уставала. Свыше ей давались силы именно на ее миссию. Думаю, она была избранной, потому что это действительно миссия. Ведь что она сделала, когда началась война на Украине? Перевозила обездоленных беженцев, мэрия передала ее фонду помещение бывшей больницы на Новой Басманной улице, в котором они обустроили Дом милосердия. Вы увидите его в фильме: там жили семьями, реабилитировались. И многие помогали им, кто чем может.
Иеромонах Димитрий (Першин): Организовав сбор вещей, Доктор Лиза ведь помогала не только беженцам, но и тем, кто жертвует, тратит на это свое время и средства, возрасти в человечности.
Маргарита Куклина: Я видела, как в фонд Лизы все приносят вещи, обувь, одежду, еду. Доктор Лиза была инициатором, катализатором, она вокруг себя собирала таких людей. У них появилось место, куда можно принести хотя бы часть того, в чем так нуждаются люди.
Когда мы снимали фильм, у нас получилось несколько линий. Линия беженцев, войны – страшная. И я не хотела, честно говоря, показывать ее в лоб. Война отражена косвенно, как бы вскользь, но тем она и страшна, что мы видим только отголоски.
Иеромонах Димитрий (Першин): Потому что война – это ведь не только солдатики в окопах или ополченцы. Это их семьи, взорванные дома, дети, разбросанные по подвалам. Беда обрушилась совершенно неожиданно. Никто представить себе не мог, что мирный край, шахтерские города и села накроет малый апокалипсис и для многих они станут кладбищем. Причем с обеих сторон начали войну люди, которые жили веками рядом и жили бы себе дальше. И оказалось достаточно кем-то брошенной спички, чтобы полыхнул такой пожар.
А ведь еще до всех этих событий Елизавета Глинка успела открыть первый хоспис в Киеве, куда принимали не только раковых больных. К тому времени в России хосписы уже были, только в Москве их было восемь, правда, только онкологического профиля. Многие годы Елизавета Петровна дружила с Верой Васильевной Миллионщиковой, создателем Первого Московского хосписа.
А на Украине не было ничего. По разным причинам – экономическим, политическим. И Доктор Лиза на деньги мужа и какие-то привлеченные средства открывает там первый хоспис. Он был бесплатным. В нем не требовали денег за пребывание. Поэтому для многих украинцев хоспис Доктора Лизы оказался последним приютом, местом, где они смогли достойно и без мук завершить свой земной путь и перейти в вечность. Она могла часами рассказывать истории своих больных, очень светлые и очень горькие, как рассказывают о самых близких и родных людях. Тем самым очень много сил и жизни Елизавета Глинка отдала Украине. Поэтому эта война Украины и России прошла по ее сердцу.
И она отнюдь не была сторонником наведения порядка силой.
Она говорила: «Давайте ребеночка возьмем, у которого ног нет, глаз нет, рука одна осталась, пригласим политиков – президента России, президента Украины, канцлера Германии, президента Франции – к этой палате детской, где лежит этот ребенок, – и пусть они там ведут переговоры.
Мы, – говорит, – вместе с Рошалем все условия создадим. Потому что это безумие надо заканчивать, этот кошмар».
О том, что надо остановить эту войну, Лиза говорила везде – на всех эфирах и площадках. Это не нравилось многим по обе стороны границы. Но именно это – ответ на те претензии, что, дескать, вот она с Путиным общалась и взаимодействовала с партией власти. Она работала со всеми, чтобы спасти хотя бы кого-то. При этом она была совершенно не в восторге от политики, обернувшейся катастрофой.
Маргарита Куклина: Естественно, она была против. Вернувшись, она была не готова отвечать на наши вопросы о личном. Она была полна боли и скорби. Вот почему снятый ранее фильм Лены Погребижской другой. Несколько месяцев у их съемочной группы была возможность общаться с Лизой в разной обстановке. И Лиза там немного другая.
А наш фильм сконцентрирован именно вокруг этих нескольких дней, когда Лиза была занята только детьми. Но у нее действительно очень хорошая команда. Надеюсь, дело ее будет жить. Это не случайные люди. Там есть костяк, который был с ней долгие годы.
Фото: Facebook / Рита Куклина
Всех спасти
Иеромонах Димитрий (Першин): Как вы думаете, чем обусловлено то, что Лиза практически не отказывала журналистам и приходила на передачи или ток-шоу, где ей нередко задавали дурацкие вопросы?
Маргарита Куклина: Кстати, интересный вопрос, потому что, когда мы снимали Лизу, в фонд приехали новостники с одного из каналов – и время было разорвано на куски: сначала мы минут двадцать с ней поговорили, затем она выбежала к ним, вернулась к нам, продолжила давать интервью.
Когда снимаешь документальный фильм, то, беседуя с человеком, стараешься войти в определенное состояние. И когда тебя прерывают, вернуться в него довольно тяжело. Но мы поняли, что это часть ее дела. Поэтому мы снимали, как она давала эти интервью, уходила и возвращалась. Я даже помню, как к ней приехали журналисты, которым, – это чувствовалось, – она не хотела давать интервью, но со всеми нами она общалась тактично, деликатно, вежливо и ровно. Потому что для нее это была возможность еще и еще раз сказать о том, что происходит. Она же во всех интервью пыталась донести мысль: «политики, посмотрите, что вы творите». Именно это.
Иеромонах Димитрий (Першин): И похоже, она сумела зацепить наше общество, достучаться до него, причем не только наше, но и Украину тоже. Добрые отклики приходят отовсюду.
Маргарита Куклина: Мне кажется, Доктора Лизу нельзя ассоциировать только с нашей страной, ведь в ее фонде и Сирии помогали. Ей, в общем-то, было все равно, где. Она горевала только о том, что люди мирные страдают, а где – это неважно.
Иеромонах Димитрий (Першин): Ей казалось, что – да, она не может всех спасти, но этого ребеночка можно вылечить, этого бездомного накормить, этого дедушку, который потерялся в жизни, как-то устроить. Хотя бы несколько человек. Не абстрактные миллионы. И каждая судьба проходила через ее сердце.
Маргарита Куклина: Она помнила всех по именам. В фильме вы заметите, что она даже какие-то детали из того, как она везла того или иного ребенка, помнила очень подробно.
Фото: Facebook / Рита Куклина
Иеромонах Димитрий (Першин): Она вела блог, читаемый, критикуемый и, главное, позволявший ей находить понимание и поддержку. Но она сумела большее. Ей удалось что-то написать в сердцах людей, которые были рядом с ней. Ведь послание Лизы – это не только спасенные дети или обихоженные бездомные на Павелецком вокзале. Еще это люди, разделившие ее служение. И теперь, после ее перехода в вечность, по-моему, она и нас зовет: ребята, приходите, потому что всем хватит бездомных, всем хватит нуждающихся, страна большая. И не только наша страна. И, может быть, здесь ответ на вопрос, что делать нам вместе с Украиной относительно Донбасса и Крыма.
Может быть, мы просто научимся как-то по-другому смотреть – не через прицел – друг на друга? Может быть…
Жила на войне
Иеромонах Димитрий (Першин): А ваши взгляды, ощущения, представления о Докторе Лизе как-то изменились? Была картинка до начала общения, а потом – три дня общения, боли…
Маргарита Куклина: Да, я почувствовала, что она несет очень страшное и тяжелое бремя, и это не всем под силу. После Доктора Лизы я стала пытаться делать какие-то вылазки и помогать бездомным, еще кому-то. Лиза дает какой-то внутренний толчок, потому что ты видишь, сколько она за собой тащит, и думаешь: «Ну как же? Ты же тоже можешь».
Однажды мы снимали фильм про Татианинский храм при Московском государственном университете, где тоже кормят бездомных. Там тоже все началось с Доктора Лизы. А затем ее инициативу подхватили очень многие. И сейчас в Москве действует несколько таких программ, участники которых договариваются между собой – волонтеры этого храма кормят на площади Трех вокзалов, фонд Лизы кормит на Павелецком вокзале и так далее.
Так вот, когда я однажды поехала с ними на съемки, мужчина-волонтер, чья основная работа шла по свободному графику, рассказал свою историю: «Навалилось как-то много-много работы, я перестал ездить, всем помогать. Думал, мне не хватает времени. А потом я вдруг понял, что это не потому, что не хватает времени, – оно всегда есть, – а я просто неправильно живу». И он снова начал помогать, и со временем все проблемы как-то сами собой разрешились.
Фото: Facebook / Антон Красовский
Я это к тому говорю, что поняла: Лиза дает толчок, пример – и нам тоже. Помощь возвращается. Хотя это неправильно – помогать за что-то, но это правда: чем больше ты даешь, тем больше тебе дается. Дается во всех аспектах твоего бытия – как духовного, так и физического.
В общем и целом, я очень рада, что Господь дал возможность снять этот фильм, потому что, мне кажется, когда ты делаешь что-то подобное, сам становишься другим человеком. И я надеюсь, что, когда люди смотрят этот фильм, они проникаются этой проблемой. И возможно, у них возникнет мысль: «Нужны где-то волонтеры, надо поехать, надо помочь, можно в фонд что-то принести». Ради этого, мне кажется, вообще все делается. И я надеюсь, что когда-нибудь кто-то из политиков посмотрит эти фильмы про Доктора Лизу и наконец-то у них возникнет мысль: а может быть, действительно надо что-то менять в жизни наших стран?
Иеромонах Димитрий (Першин): Вот было бы хорошо каждый день в Думе начинать с показа какого-либо фильма про Доктора Лизу… Тем более что депутаты теперь готовы там больше времени проводить, чем раньше. Или завершать им трудовой день, чтобы было о чем ночью подумать. Пошло бы на пользу…
Если же вернуться к фильму, он выхватывает ситуацию войны, в которой, как в гражданской, брат пошел на брата. Не кажется ли вам, что, подходя к пределам земной жизни, и Лиза стала другой? Никто еще не знал, но ведь эти кадры были сняты за полтора года до 25 декабря 2016-го. Может быть, я не прав, но, мне кажется, у нее не то чтобы только усталость, но такое внутреннее было переживание, что она не успевает всё. Что, занимаясь искалеченными детьми, она уже не успевает на вокзалы, занимаясь бездомными, устраивая судьбы этих несчастных людей, не успевает на Украину. Плюс появляются все новые препоны, разгородившие наш общий мир на разные вселенные. И в России, и на Украине их гражданам уже далеко не все можно осуществить из того, что раньше было в порядке вещей.
И главное, что такое война? Война – это кровь, подлость, предательство, озверение. С каждой стороны, причем не только со стороны врага, но и с той, и с другой, с любой стороны. Ведь когда убивают, сначала захлестывает месть, а потом – безнаказанность.
Мне кажется, ее больше выматывала необходимость постоянно находиться в этом смерче агрессии.
Есть фильмы, где видно, как она промывает свежие раны, а за ее спиной бездомные избивают только что перебинтованную жертву, и она вновь и вновь останавливает кровь и накладывает перевязки.
Переживает за них. Причем не только за тех, кому промывает перекисью разбитую голову, приводя в себя избитых только что людей. Но ей больно и за тех, кто это совершает здесь же, рядом с нею, пока она оказывает помощь.
Она рассказывала, как вполне благополучные молодые москвичи из обеспеченных семей писали ей в блог, что своей компанией отмутузили именно ею обихоженных и накормленных бомжей. Чиновники делились с нею планами по стерилизации и тотальной зачистке Москвы от бродяг, чему, с их точки зрения, мешало кормление их на Павелецком вокзале и вообще все это неподконтрольное волонтерство.
Фото: Facebook / Антон Красовский
Насколько возможно, своим служением она превозмогала это окаменение во зле, поразившее все слои нашего общества до мозга костей. Но это все же вокзал, это бездомные, это не смерть. Это синяки, кровоподтеки, может быть, выбитые зубы. Это страшно, но, когда эта злоба умножается на формат войны, артиллерийских обстрелов, на неизвестно кем выпущенные снаряды и мины, как тогда сохранить свой внутренний мир?
А ведь все это было там, на Донбассе. И надо было рядом с этим жить, и детей выносить, и работать с теми, кто только что, может быть, совершал бесчеловечные поступки, и при этом тебе же помогает сейчас спасать этих детей. Насколько можно остаться человеком, даже просто помогая, даже просто находясь рядом, в такой ситуации? Как не разочароваться в людях как таковых?
Маргарита Куклина: Я бы сказала, что в этом измерении Лиза стала даже более человеком, чем раньше. Она жила по своему внутреннему времени, несколько отстраняясь от нашей реальности. Поэтому, когда Лена снимала свой фильм, Лиза, конечно, была другая. Поэтому она могла, наверно, свободнее говорить на темы семьи. А в нашем фильме у нее отошли на второй план и бездомные, и все остальное, потому что основным были война, дети и возможность их вынести.
И, конечно, Дом милосердия, которым тоже пришлось заниматься, потому что и с ним волокиты было более чем достаточно. Отмечу, что неповоротливость российской бюрократии – это еще одна боль Доктора Лизы. В фильме она делится тем, как им удалось за полдня решить вопрос, на который ушли бы недели согласований. А речь шла о человеческих жизнях.
Иеромонах Димитрий (Першин): В том случае лекарства были без преувеличения жизнью недоношенных младенцев. Если ими обеспечить больницу – они выживут, если нет, завтра же умрут. Лиза рассказывает, что их фонд оперативно покупает лекарства и ночным рейсом отправляет их в ростовскую больницу. Новорожденные будут жить. А если бы они ждали с пятницы до понедельника, пока чиновники начали бы рассматривать вопрос о… – далее можно не продолжать.
Маргарита Куклина: Да, и поэтому последние годы для Лизы были другими. Почему? Потому что она все более отстранялась от нормальной жизни. Она по сути жила на войне. Причем война была двоякой – и реально, и со всеми инстанциями за то, чтобы ей позволили спасать, что смешно, конечно. Чтобы ей не чинили препятствий, которые приведут к смерти сотен человек, если она вовремя не откликнется на их просьбу.
Иеромонах Димитрий (Першин): Какой она была в общении? Легкой, тяжелой? Смеялась, шутила, улыбалась?
Маргарита Куклина: Да, смеялась, улыбалась, но, безусловно, была довольно жестким человеком. Мы прекрасно понимали, что ее время было на вес золота. Даже когда она сидела в фонде, она все равно писала какие-то письма, что-то проверяла. Очень редко она могла себе позволить попить чай с кем-то и просто поговорить. И когда мы брали интервью, все проходило достаточно жестко, по делу: есть вопросы – нет вопросов. Думаю, что это пришло к ней именно за последнее время, потому что слишком много навалилось, слишком много она видела и пропустила через себя. Человек просто не может не измениться после такого.
Иеромонах Димитрий (Першин): Но с другой стороны, оказываясь рядом, люди начинали вдруг проявлять лучшие качества. Не сползали в дремучее болото, мерзость какую-нибудь, которая где-то в глубине сердца живет и таится, а наоборот, старались быть лучше или проявить лучшее, что у них есть. Разные люди: и боевики, и ополченцы, и даже чиновники. Бомжи выражали ей свою любовь и переставали ругаться матом – по крайней мере, в ее присутствии.
Маргарита Куклина: В фонде они всегда устраивали чаепития. По пятницам они обязательно кормили тех, кто хочет прийти. Там были и полубомжи, и какие-то полусумасшедшие. Но я заметила, что они успокаивались, потому что их тянуло туда. Да, у них была не совсем здоровая психика, может быть, но душа… Душа, она иногда пересиливает, и нас тянет куда-то, где нам будет хорошо, причем мы не всегда можем отдать себе в этом отчет. Есть у меня в фильме Катя Огонек, такой персонаж, это действительно городская сумасшедшая. У нее, как Лиза сказала, вероятно, шизофрения. Она – бомж. Но при этом с ней приятно беседовать. Не знаю, почему…
Иеромонах Димитрий (Першин): Эти люди часто не попадают ни в какие категории, не относятся к тем, кому помогает государство, а им нужен дом. Нужен тот, кто их услышит. А Лиза находила для них место в своем сердце, как и сотрудники ее фонда. И вокруг нее такие люди отогревались и обретали свой подлинно человеческий лик.
При этом не секрет, что она курила. Могла иной раз кого-то так на место поставить очень жестко. Владела всеми богатствами русского языка. Думаю, в какой-то ситуации это был единственный способ добиться результата. Но в результате даже люди, которых она ставила на место, потом ей были очень благодарны. Как ребенок потом благодарит маму, которая не дает ему в розетку палец засунуть, но подсказывает, на что потратить свои силы.
А иногда она могла обрезать и журналистов.
Маргарита Куклина: Со мной такого не было. Мне было важно ее доверие. Я старалась быть деликатной. И если она, допустим, не хотела говорить о семье, я не настаивала. Мы с ней были в очень хороших отношениях, она меня как-то принимала, воспринимала. Всячески поощряла все съемки. Разрешила снимать в Доме милосердия вместе с ней, показывала.
Иеромонах Димитрий (Першин): Еще одна грань – она всем доверяла. Ее иногда подводили. Редко, но бывало. Обманывали… Или просто, знаете, подстраивали какие-то такие мелкие пакости. В одной из передач она рассказывает, как им под дверь кто-то наложил кучу дерьма. Как вынесли из ее фонда всё оборудование. В том числе базу данных. Она не представляла особой ценности, это просто была такая бесовская одержимость. Иные граждане поливали – и сейчас продолжают – ее в письмах и в сети интернет грязью так, как будто канализацию прорвало.
Но в ответ она не озлоблялась. У нее не было ответной не то что злобы, даже желания такой мстительной справедливости: вот пусть им тоже плохо будет. Нет, она к этому относилась очень терпеливо и никак не отвечала ни на угрозы, ни на наезды, ни на клевету. Хотя, конечно, удивлялась весьма.
Фото: Wikimedia Commons / Andrew Butko
Мы до сих пор не можем поверить
Иеромонах Димитрий (Першин): Как вы пережили известие о катастрофе?
Маргарита Куклина: Я до сих пор не могу поверить. Я и тогда почему-то не верила. Думаю, ну не может быть. Может быть, она не попала на рейс, или еще что-то. Была такая информация, что, вроде как, она не села. Нет, никак не верилось. До сих пор не верится.
И мне очень тяжело было. У меня была какая-то внутренняя опустошенность. Порядка трех дней не могла прийти в себя. Причем я же не была ей родным человеком. Хотя, безусловно, как героя, о котором я делала фильм, я приняла ее очень близко. Если мне так тяжело, я не представляю, что было с людьми, работавшими в фонде. Хотя у меня была такая мысль, что Господь оградил ее от дальнейшей боли. Он ее спас таким образом от неминуемого переполнения этой болью, которую она постоянно видела.
Иеромонах Димитрий (Першин): Сама Лиза постоянно говорила, что она сама, во-первых, боится смерти, а во-вторых, не знает, как будет сама умирать. «Я обманываю своих пациентов, потому что я им говорю, что все будет хорошо, что это не страшно. А я же не знаю, – так она говорила. – Я не знаю, как мне будет умирать, какой будет смерть – быстрой, мгновенной, легкой, короткой, или это будут страдания и мучительная боль?»
Потому что она этой боли, этих страданий столько увидела, что, конечно, проецировала на себя возможность такого протяженного исхода из земной жизни. И мне кажется неслучайным, что ее смертный час действительно был впрессован в несколько секунд. Ведь самолет поднялся более или менее нормально, аварийная ситуация началась не сразу. Он все-таки успел набрать высоту. Небольшую высоту, несколько сотен метров. А потом что-то случилось, и хвост стал уходить вниз. Может быть, груз какой-то съехал, который был плохо закреплен во время этой странной дозаправки. Так или иначе, вся эта история – это буквально мгновения.
Маргарита Куклина: Я думаю, что Лиза, конечно, не боялась, но она не хотела для себя долгой мучительной смерти.
Иеромонах Димитрий (Першин): Это был момент, некий отрезок, когда все понимали, что всё – и уже сделать ничего нельзя, потому что он летел под тем углом, из которого такой самолет уже не может выйти на такой высоте. Я думаю, что в ее сердце был вопрос не столько о ней, сколько о тех, кто с ней летел, о том, что она делает, о тех, кто ждет ее груз там в Сирии. О тех, кто остается здесь, и обо всех незавершенных делах. Мне кажется, в этом были последние мгновения жизни. Дети, близкие люди, как будет с ними? То есть опять, она не в себя смотрела, а к этим людям, мне кажется, ее сердце было обращено. И, может быть, поэтому ответно так вся страна плакала и переживала.
И еще один момент: вы говорите, Бог забрал, а вот Лиза бы с этим не согласилась.
Забирает смерть. Именно ее апостол Павел называет врагом, окрыляя нас надеждой, что «последний враг истребится – смерть».
И совсем не случайно эти слова были написаны на надгробном камне Джеймса и Лили Поттеров, заслонивших собой сына – маленького Гарри – от нее.
Именно потому, что смерть – последний враг, Христос, войдя в дом, где умер Лазарь Четверодневный, по-человечески плачет о нем, скорбит и сострадает. И поэтому же Он, как Бог, воскрешает его. Поэтому ответом Бога на смерть Лизы была Голгофа. Это Его ответ и на нашу смерть, коль скоро мы все умрем когда-то, в какой-то момент, либо, может быть, если Второе Пришествие случится раньше, изменимся, преобразимся. Бог на Крест идет, чтобы Доктора Лизу – и чтобы каждого – ввести в воскресение. Так что забирает не Господь. В этом случае – чья-то халатность.
«Она говорит: вы их пожалейте»
Вопросы слушателей:
– А сколько лет она этим уже занималась?
Иеромонах Димитрий (Першин): Почти два десятилетия прошло со времени создания хосписа в Киеве.
Причем какие-то вещи происходили, казалось бы, спонтанно, случайно, но на самом деле – по Промыслу. Однажды был вызов на Павелецкий вокзал с просьбой позаботиться о каком-то мужчине, вероятно, тяжелобольном. Она приехала, мужчину уже забрала скорая. А там к тому времени собрались бездомные. И она увидела этих людей и поняла, что они нуждаются в еде, что они просто голодные. И, кроме того, в зеленке и в йоде, потому что у них есть колотые и рваные раны, язвы и пролежни. И о них никто не заботится. Многие говорят, дескать, бессмысленно этим бомжам подавать – они все равно пропьют. Да и ведут они себя часто как иждивенцы. Это случается, но Лиза напоминает нам, что ведь и живут они меньше года.
Потому что, оставшись без квартиры, человек уходит на вокзал, где выдерживает в нашем климате и условиях хорошо, если несколько месяцев. Голод, избиения, скинхеды… Лиза рассказывала, как одного из ее подопечных подростки спящего бензином облили и сожгли, другого свои же забили, у третьего просто сердце остановилось от горя, четвертый умер от голода. Кто-то освободился из мест лишения свободы, вновь совершил преступление – и его опять забрали. У них жизнь короткая.
Поэтому она просит: вы их пожалейте. Увидьте их очень тяжелую ситуацию. Разглядите в них людей. Это, конечно, удивительное свойство видеть в человеке человека. Так Бог смотрит на нас. Я думаю, таким будет Страшный Суд. Бог будет смотреть на нас глазами Доктора Лизы. Как она смотрела на нас Его глазами и в каждом из нас видела человека. Помните, Христос говорит: «Кто чашу воды подаст кому-то – Мне подаст»? И она видела Бога за каждым, кто просит о помощи. Или нуждается. Не обязательно просит. Есть люди гордые, которые помощи не просят, но в ней нуждаются. Она помогала всем.
Фото: Facebook / Антон Красовский
Фонд жив
– А что будет с ее делом? Будут ли ее программы продолжаться?
Иеромонах Димитрий (Першин): Если зайти на «Правмир», на какие-то другие ресурсы, можно найти обращение фонда. И я надеюсь, в нем больше будет рук, больше будет сердец, больше людей будет участвовать. И не обязательно участвовать именно в этом фонде, в его деятельности. Можно что-то делать свое, свои проекты.
Например, есть молодые люди, которые маленькими группами занимаются детьми из детских домов. Понимая, что они не могут их усыновить или взять на патронаж, они просто работают с теми ребятами, кто не готов прозябать, хочет учиться, получить профессию, состояться в жизни. То есть отслеживают каждый этап их жизни, общаются с ними, помогают получить образование, и дальше ведут. И если удастся спасти хотя бы несколько человек, социализировать их, в общество ввести – уже не зря потрачена эта часть жизни.
Еще один пример – проект «Старость в радость», адресованный тем, кто доживает жизнь в домах престарелых, зачастую брошенный всеми. И государство здесь тоже не может заменить нас – любящих родных и близких людей. Оно может обеспечить их едой, и то не всегда на хорошем уровне, какими-то условиями бытовыми, а дальше мы должны подставить свое плечо. В России такие ручейки милосердия уже есть. Но я надеюсь, что их станет больше.
Во многих интервью Лиза говорила об умерших людях, что они погибли. Одна из таких историй – о венчании в киевском хосписе. Парень, его звали Андрей, уходил из жизни, а его жена не находила себе места. И она попросила пойти им навстречу и совершить таинство венчания. В хосписе есть храм. Их повенчали. И Лиза рассказывала: «Мы стояли у больничной койки со слезами на глазах, со свечами венчальными, держали корону – царский венец – над головой умирающего Андрея, а через три часа он погиб». Но вот здесь я бы с ней не согласился. Все же смерть – это исход. Это не конец. Это дверь, которая отворяется, человек идет дальше.
– А эти ребята, которые приходят помогать, они же бесплатно это делают. На что они существуют тогда?
Иеромонах Димитрий (Першин): Очень по-разному. Есть люди, которые пришли просто поинтересоваться, что да как, среднего достатка, поняли, что они могут покупать гречку и тушенку и приезжать раз в неделю на вокзал помогать кормить бездомных. Кстати, Лиза не любила клеймо «бомж», называя их именно «бездомными».
И вот этот человек, который жил себе, мы не знаем как, находит для себя дело и начинает каждую неделю приезжать. Он отдает четыре часа времени и какую-то не очень большую сумму денег. Оплачивает покупку четыре раза в месяц тушенки на 30 человек, что вполне по силам при среднем достатке. Но именно благодаря таким копеечкам складывается жизнь очень многих. Ведь для того, чтобы жить, не так много нужно. Как минимум – тепло, безопасность и еда. И помощь медицинская, если болен. Все это не требует сверхусилий.
Бывает нужно мизерное участие, чтобы спасти чью-то жизнь. Или чтобы жизнь завершилась не в муках, в страданиях, в агонии, в крике, в горе, слезах, но мирно и с минимальными страданиями.
Лиза очень горевала о том, что мы не понимаем этих очень простых вещей. Но я надеюсь, что, может быть, ее смерть всколыхнет общество и все же позволит достучаться до наших верхов. И осуществится ее мечта о неонкологических хосписах для очень многих больных со смертельными заболеваниями. Пока такого хосписа организовать не удалось, она ездила по домам, где люди умирали от других заболеваний, оказывая им помощь. Кого-то принимала у себя. Подчеркну еще раз: она мечтала создать такой хоспис для неонкологических больных. И давайте сделаем все, чтобы они появились. Мы не знаем, кому из нас или из наших родных и друзей и когда может оказаться нужен подобный уход.
– Конкретно, как оказался человек на улице вообще? Почему?
Иеромонах Димитрий (Першин): По разным причинам. Иногда он сам хочет, тогда это его выбор. Мы должны помогать всем. Помогать – это не означает дать только еды. Может быть, надо дать удочку, чтоб он сам наловил себе эту еду. Но первое, что надо сделать, – человека накормить, привести в порядок, чтобы он стал на ноги. Многих людей Лиза вернула к нормальной жизни. Привела в чувство, как-то уговорила бросить пить (многие спивались) и отправляла в места, откуда они прибыли, воссоединяла семьи. И таких историй очень много, понимаете? Она одного человека вытащила – и скольких преступлений не совершилось: этого не забили, кто-то его не забил, и все, Господу содействующу, устроилось.
А вот, напротив, пример такого необратимого равнодушия. Один мой знакомый врач – хирург. Как-то вечером он ехал на метро и увидел неопрятного пьяного бомжа. Того настолько развезло, что он стоял на коленях. Причем врач знал, что в этой позе он сам себе передавливает сосуды на ногах. И где-то через сорок минут начнется некроз. Но не стал вмешиваться, так же рассуждая: «Сам виноват. Понаехали тут». Может быть, он просто устал или плохо себя чувствовал. Такое тоже бывает.
А утром ему в отделение этого человека привезли на ампутацию ног. Его нашли в этой позе уже в депо. И перед ним этот безногий инвалид стоит теперь всегда. А мог бы просто подойти, пересадить его, в конце концов, вызвать полицию или что-то еще сделать. Не сделал.
Фото: Юлия Маковейчук
Такого рода святость встречается
– Почему о Докторе Лизе так много говорят нехорошего?
Иеромонах Димитрий (Першин): А давайте вспомним, что говорили про Христа Спасителя. Какими Его поносили словами и во время казни, и до казни, и после, и поносят сейчас? А что рассказывали про отца Иоанна Кронштадтского? Как он в золоте купается… Мало кто знал, что все, что к нему приходило утром, вечером он раздавал. С другой стороны, какие-то роскошные подарки он считал нужным надеть, чтобы не обидеть дарителя невниманием. И ведь к нему обращались за помощью не только христиане, а мусульмане и иудеи – и получали ее.
Доктор Лиза, отметим, опрятно одевалась, у нее были довольно дорогие вещи, купленные за счет семейного бюджета. И эта опрятность, эта красота – внешний вид – это тоже была форма терапии, ведь для измордованного жизнью или болезнью страдальца бывает важно увидеть рядом с собой человека, который не в рванине какой-то, не в мешковине пришел, а одет как надо.
И конечно, Лиза не помещается в наши головы, чем и раздражает. Потому что очень хочется жить так же, как мы жили. А уже невозможно. А живя так же, мы будем жить с пятачком. Просто 25 декабря мы заметили его у себя.
И нам проще натянуть свиное рыло на Лизу, чем самим изменить свою жизнь.
Поэтому жизнь Елизаветы Петровны Глинки – это вызов. Причем не первый в русской истории. Не случайно в воскресенье под погребение Доктора Лизы наша Церковь вспоминала память святой Иулиании Лазаревской, праведной женщины, жившей на Руси в те самые смутные тяжелые времена Ивана Грозного и Бориса Годунова. Чем она прославилась? Добротой. Она тоже обо всех заботилась, кормила в неурожайные годы голодных, помогала страждущим. Растратила на это все имение. Однако она не совершала каких-либо стояний на камнях, не несла тяжелые посты. У нее были дети. Но она просто делилась со всеми всем, что у нее было, и была прославлена в лике святых.
Вот почему я бы не согласился с теми, кто говорит, что вопросы канонизации Доктора Лизы решаются не в политических коридорах, что это не награда, и что вообще это выяснится лишь когда-нибудь потом. Я не знаю, что мы увидим, и что история увидит в подвиге Елизаветы Петровны Глинки. Но я хочу сказать, что такого рода святость в святцах встречается. Что люди, которые жили так и были прославлены как святые, есть. Может быть, иной была их внутренняя жизнь, но об этом не мне судить.
Фото: Wikimedia Commons / Andrew Butko
Насчет курения – император Николай II курил. И подозреваю, что он и всякие слова нехорошие знал, будучи офицером русской армии. Он их, может быть, не употреблял, но знать – точно знал. Однако не из-за этого он прославлен как страстотерпец. Но потому, что умер как христианин.
Лиза, безусловно, положила свою душу за обездоленных людей русской и украинской земли. Она явила иной образ бытия. И я думаю, что только этот путь, пройденный ею, может привести нас к миру. Всех, на любой земле живущих. Если мы этот внутренний путь сами не пройдем, никакими политическими рескриптами ничего не удастся изменить по существу. Ее жизнь – это послание, и оно адресовано нам.
Едва ли случайно столь многие ныне горько шутят о том, и в раю Доктор Лиза не найдет себе покоя и будет, насколько это возможно, вытаскивать бедолаг из ада. Если вычесть из этой шутки долю шутки, в сухом остатке перед нами – суть ее подвига, о котором Христос говорит так:
«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.
Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?
И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».
В завершение хотелось бы поблагодарить Марию Лобко, оказавшую мне неоценимую помощь в редактировании этого текста.
Видео: Виктор Аромштам
