На днях посольство Киргизии выдало семье Асель гуманитарную помощь — две коробки самого необходимого: мука, макароны, сахар, чай. Ей самой, мужу, двум детям-погодкам трех и двух лет и трехмесячному малышу такого набора должно хватить на две недели, как жить дальше — непонятно.
Асель 24 года. В Москву она приехала в 2013 году практически сразу после школы — работать и отправлять деньги семье на родину. Встретила земляка, в 2016 году вышла за него замуж и окончательно обосновалась в российской столице. Работала кассиром в «Перекрестке», оттуда и ушла в декрет.
До карантина муж Асель работал в KFC, получал стабильную зарплату. Они, как и все, строили планы, собирались на лето уехать в Киргизию, потому что в Москве детям не хватает витамина D. Но с 25 марта занятость сократилась настолько, что удавалось получать не больше 10% от оклада. Сейчас мужчина совсем не выходит на работу, а денег нет даже на оплату аренды квартиры.
— Мы хозяина попросили оплатить пока половину. Он согласился, но с условием, что когда все уляжется, мы долг ему вернем. Когда муж остался без работы, мы собирались уехать в Киргизию, но границы уже были закрыты. Сейчас положение очень тяжелое, нет ни денег, ни целей, ни планов, — рассказывает Асель.
«Не хотите платить — уходите»
Аида (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.) с мужем неофициально работали на кухне в ресторане.
Заведение закрыли, с 20 марта их отправили в простой без содержания и каких-либо гарантий.
Аида беременна, кроме того, у них еще два ребенка-школьника. Ее муж каждый день ищет работу, но сейчас в связи с пандемией мест почти нет. Если что-то находится — грузчик в магазин или курьер — отвечают, что заплатят только 15-го числа следующего месяца. А ведь могут и не заплатить. Поэтому он выходит только на сдельную работу на стройку, но предложения есть в лучшем случае один-два раза в неделю.
Уже два года Аида — админ в группе в вотсапе, где общаются молодые мамы. 38 семей — и у всех сейчас одинаковое положение.
Одна из женщин написала, что нет денег купить даже молоко, поэтому ей пришлось отучить маленького ребенка пить из бутылочки.
Тогда Аида связалась с Гульзиной Маматахуновой из фонда «Развитие миграции» и попросила взять ее волонтером, чтобы развозить гуманитарную помощь таким семьям.
Ждет помощи от фонда и большая семья таксиста из Киргизии Мирлана — два брата, жена, двое детей. Он продолжает работать, но количество заказов сильно сократилось, заработать получается 300–400 рублей в день против 2–2,5 тысяч рублей в обычное время.
— На питание хватает, но скоро квартплату надо отдавать. Я попросил хозяйку: «Ну, вы же москвичка, уступите немного». Она сказала: «Если я уступлю, кто мне уступит? Не хотите платить — уходите». В этом месяце точно не хватит денег заплатить. Не знаю, может, выгонит, может, нет, — говорит Мирлан.
«Мы вам продукты отправим, только не надо выходить на улицу»
К концу 2019 года в Москве, по официальным данным, жили 1,6 миллиона мигрантов. Практически все эти люди оказались сейчас в одинаково сложном положении без работы, денег на еду и аренду комнат и квартир.
В фонд «Развитие миграции» за помощью обратились свыше 10 тысяч человек, рассказывает директор Гульзина Маматахунова. Жертвователи перечисляют в среднем около 200 тысяч в день, Гульзина покупает на эти деньги самые дешевые продукты — муку, макароны, морковь, лук, и вместе с волонтерами развозит по квартирам, в которых нередко живут 20–30 мигрантов.
Волонтеры фонда развозят продукты. Фото: Б/Ф»Развитие Миграции»
— Мы у всех, кому помогаем, спрашиваем, почему не вели бюджет, не думали о будущем, не откладывали, почему вы в таком положении обращаетесь. Отвечают, что накоплений нет, все в кредитах, у них там в Киргизии долги банку от 500 тысяч до миллиона, их коллекторы дергают. Нет ни одного человека обеспеченного, который бы приехал в Россию работать. 90% даже тысячу рублей в месяц не могут откладывать, живут по минимуму. За квартиру заплатил, домой отправил — все, — говорит Гульзина.
Уже месяц она поздно возвращается домой, спит по два часа и чуть свет убегает закупать и развозить продукты. Она старается помочь мигрантам всем, чем может. В трех съемных квартирах фонда живут 90 человек, дома у самой Маматахуновой — еще 10. Мама Гульзины очень беспокоится за ее безопасность. С одной стороны, жертвователи требуют отчетность, а отчеты писать некому, потому что людей не хватает, с другой стороны, некоторые мигранты не просто просят, но требуют помощи.
— Уже люди настолько агрессивными становятся.
У меня есть 3–4 эсэмэски с угрозами — «Если вы нам не дадите продукты, мы вам башку снесем».
Сейчас мы продукты распределяем в другом месте, потому что все знают, где находится офис, и люди уже к нему приходят, требуют еды. В такие моменты хочется кричать: «Да мы не успеваем вам помочь!» И еще хочется все закрыть и уйти, потому что нервы на пределе. Но потом думаешь, что таких людей единицы и нельзя из-за них тысячи оставить без еды, — говорит Гульзина.
Нуждающимся мигрантам оказывают помощь также посольства Киргизии, Узбекистана и Таджикистана, но этого катастрофически не хватает. Гульзина продолжает:
— Люди готовы выйти на улицу, народ бушует в группах в вотсапе. Я в одну такую группу, про которую мне рассказали, отправила голосовое сообщение: «Дорогие люди! Мы вам продукты отправим, только не надо собираться у посольства. Завтра из-за вас же к вам не придет российская поддержка». Оттуда 300 человек отписались, но 700 человек до сих пор бушуют. Мы успокаиваем народ, как можем, но еды не хватает, людей выселяют из квартир. Звонят с утра: «Мы на улице остались». И на сегодняшний день таких человек 100. А если карантин продлят, миллионы останутся на улице. Самый лучший вариант — подключиться России и отправлять их домой. Мы не сможем спасать их всех. Пока спонсоры поддерживают, а дальше что? Люди очень хотят ехать домой, до слез умоляют нас сделать что-нибудь, чтобы им помогли уехать.
«Если о трудовых мигрантах говорят, то беженцы невидимы»
Варвара Третяк, координатор благотворительных программ комитета «Гражданское содействие», рассказывает, что до карантина большая часть их работы была связана с юридической помощью и консультациями, написанием жалоб, сопровождением в суд, ведением переговоров с работодателями. Сейчас по юридическим вопросам практически не обращаются.
— Раньше было огромное количество выдворений, государственная система работала на эту цель. Сейчас к нам практически не обращаются с жалобами на выдворение. Это что-то положительное на общем фоне, потому что центры временного содержания, куда помещают мигрантов на время процедуры выдворения, — это закрытые учреждения тюремного формата. Если там окажется человек, зараженный коронавирусом, вирус разлетится, а медицинская помощь вряд ли будет оказана на хорошем уровне. Мы выступали с обращением, чтобы на время карантина всех людей из этих центров распустили, но люди там остаются, и это может закончиться трагично, — говорит Варвара.
Зато выросло число запросов на гуманитарную помощь. Люди просят помочь продуктами, с их слов, любыми, хотя бы частично оплатить аренду жилья.
Еще более тяжелое положение у беженцев. Если о трудовых мигрантах еще как-то говорят, то эти люди невидимы для государства и общества.
— Если у трудовых мигрантов есть официальные статусы, патенты, вид на жительство, то из-за политики государства, которая не дает статус беженца либо временное убежище, эти люди находятся в бесконечно длинной процедуре рассмотрения, у них нет официального статуса и с ними попрощаться работодателю еще легче. Многие рассказывают, что работодатели просто не отвечают на звонки, заблокировали человека, которому обещали заплатить, например, за раздачу листовок, — говорит Варвара.
Сандра и ее дети — подопечные комитета «Гражданское содействие». Фото: Комитет Гражданское Содействие / Facebook
По словам Третяк, многие люди сами связываются с «Гражданским содействием» и спрашивают, чем можно помочь. Подключаются как частные жертвователи, так и компании. Сейчас комитет ведет переговоры с несколькими рестораторами, которые готовы ежедневно оплачивать обеды мигрантам. Это, по словам Варвары, очень воодушевляет. В «Гражданском содействии», в отличие от фонда «Развитие миграции», более оптимистично смотрят и на возможные последствия безработицы среди мигрантов. Варвара объясняет:
— Российское общество дегуманизирует мигрантов. Мы не смотрим на них как на людей, равных себе.
Если я лишусь работы, источников дохода, я думаю про себя, что я способна на преступление? Нет.
Кроме того, общество в страхе направляет свою агрессию или фрустрацию на тех, кто более уязвим, — продолжает она. — К нам в начале пандемии обращались мигранты, которые по национальности не китайцы, но азиатской внешности. Их обвиняли в том, что они нам сюда привезли коронавирус. А что касается преступности, вся статистика открыта, согласно этим данным, 3% всех преступлений совершаются мигрантами и больше вероятность столкнуться с преступником россиянином 39+ лет без источников дохода со средним или начальным уровнем образования.
Россияне тоже лишаются работы, у них есть ипотеки, обязательства, семьи, которые могут голодать. При этом мигранты, как и мы, в критический момент пользуются такими же методами решения проблемы: обращаются к друзьям, к семьям, к организациям, они берут долги, микрозаймы, кредиты. Как и у россиян, у мигрантов есть мораль, правила поведения, они тоже религиозные люди, — заключает Варвара Третяк.
28 апреля руководитель фонда «Развитие миграции» Гульзина Маматахунова накормила еще 6 тысяч человек. Среди них Асель, Аида, Мирлан, их дети и супруги.
Поздно вечером Гульзина вернется к себе домой, там ее ждут мама и 10 человек, которых они приютили. Мама Гульзины нервничает, потому что не может даже нормально сходить в ванну, но терпит, так как помнит времена, когда сама только приехала в Россию из Киргизии с маленькими детьми и ютилась у знакомых.
Фото: kg.akipress.org
