«ЕГЭ лишился смысла из-за олимпиад». В чем беда современных вузов

«Олимпиадники учатся хуже, чем те, кто хорошо сдал ЕГЭ»

— Как вы относитесь к закону об отработках для медиков? Некоторые региональные СМИ уже сообщают о первых отчислениях по собственному желанию.

— Думаю, попытка наладить отправку специалистов туда, где их не хватает, просто не сработает. Российская действительность не совпадает с планами, спущенными из Москвы. Мы помним, что плановая экономика хорошо справляется только с простыми показателями. Планировать в тоннах стали — пожалуйста, а более сложную электронную продукцию с микрочипами уже не получится. Должно быть множество посредников в виде частных коммерческих организаций, которые покупают, продают, реагируют на изменения спроса и так далее. И чипы производятся совсем не там, где делают металлический корпус.

Такая сложная структура, как национальное здравоохранение, не способна нормально функционировать при наличии одной централизованной бюрократии или одной централизованной компьютерной системы, которая согласовывает, куда поедут люди из Ярославля, Петербурга или Сеченовского университета.

То же самое сейчас произойдет с записями при поступлении только через центральный портал госуслуг. Невозможно все укрупнять до бесконечности, центральные порталы просто плохо работают. 

Как работало распределение советское время? У старшего поколения большой опыт обхода советской системы. Если вы обязаны ехать, но очень не хотите, то можно и не ехать. Например, поехать и договориться на месте, что вы не нужны, может быть заплатить кому-то деньги, получить справку о том, что сотрудники не требуются из-за сокращения фондов или еще по какой-то причине. Как обычно, гладко было на бумаге… Не первая реформа в области образования, которую удастся обойти.

— А какая еще?

— Лучшая реформа, которая была в постсоветской России, самая успешная и самая правильная, — ЕГЭ. Она спасла тысячи талантливых ребят из провинциальных мест, давая им возможность поступить в лучшие университеты страны, от Томского университета до МФТИ. Столичные дети из престижных школ были против ЕГЭ, а директора маленьких региональных школ — за. Они понимали, что, если у них есть один-два человека, которые хотят в хороший вуз, они их смогут подготовить. 

Фото: ivan-s / pexels.com

А сейчас мы видим огромное количество олимпиад, бессмысленных и беспощадных. Эти олимпиады, о которых говорят, что они для талантливых, на самом деле созданы как обход ЕГЭ. Раньше предметные олимпиады были чистым спортом в науке — я был в школе победителем олимпиады и ничего не получил, кроме ленты чемпиона — а сейчас это обход ЕГЭ.

Давно показано, что люди, получившие высокие олимпиадные баллы, впоследствии учатся хуже, чем те, кто хорошо сдал ЕГЭ, потому что они последний год потратили на то, чтобы готовиться по одному направлению, а вуз требует много разнонаправленной работы. 

— Как вы относитесь к обязательному целевому?

— Целевое обучение — во многом результат желания высокопоставленных родителей в той или иной сфере устроить своих детей в университет мимо общего конкурса по принципу: главное — пусть поступит, а там уж видно будет. Медицина — одна из очень династийных профессий, но далеко не единственная. Например, в сфере путей сообщения, тоже создаются династии. Ребенок отучится, пойдет работать в ту же государственную корпорацию, где работает кто-то из родителей. 

Сейчас система целевого обучения поменялась, ввели поступление через централизованный портал Госуслуг.  Пока что мы плохо понимаем, как это реально работает, кто и как подает. Сервис на портале Госуслуги заработал в мае 2024 года перед самым приемом в вузы, и тогда был полный хаос. Сейчас постепенно ситуация стабилизируется, но нужно еще время, чтобы понять, какие последствия у новой системы. Но, как я говорил выше, централизованный портал — плохой способ работы со сложными процессами в очень большой стране.  

И что еще важнее, такая система требует от подростков в возрасте 16,5–17 лет принятия решений о своей жизни. Такое требование абсурдно, в своей массе они в силу своего психологического и социального развития не могут принимать такие долгосрочные решения, и за них решают родители, что тоже неправильно и просто вредно. Конечно, бывают исключения, и кто-то свою специальность выбирает рано, но в целом, чем сложнее специальность, тем позже надо ожидать ее выбор. Подросток может рано решить, что будет парикмахером, но выбирать ту или иную инженерную специальность разумно было бы после нескольких лет обучения в вузе. 

Я рад, что обязательное целевое с отработкой пока что ввели только для медиков в ординатуре. Это неоправданно жесткий закон, но хотя бы решение принимается в возрасте поступления в ординатуру, а не в 11 классе. Но, представляя себе умонастроение наших руководящих кадров, я уверен, что эти зверства начнут вводить с первого курса. Уверен при этом, что про своих детей они понимают, как много пользы от таких требований к человеку в 16 с половиной лет.

«Не дай Бог эти выпускники пойдут в ответственные сферы» 

— Высшее образование будет длиться от 4 до 6 лет, в зависимости от сложности предмета, хотя непонятно, кто и как будет ее измерять. Мы окончательно вышли из Болонской системы, где было 4 года бакалавриата плюс 2 года магистратуры?

— Мне это пока не очевидно. Болонская система внутри себя очень разная и более гибкая, чем российская. Бакалавриат в Болонской системе длится чаще всего 3 года, но где-то 4 года. Магистратура, которая у нас была универсально 2 года, в Европе может быть один или два года в зависимости от специализации: один, если нужно побыстрее подготовиться и выйти на рынок труда, а если потом в аспирантуру, то берете магистратуру 2 года. 

Фото: olly / pexels.com

Везде есть страновые особенности. В Германии, например, обычный бакалавриат длится три года, архитектурный — четыре года, а медицинское образование вообще иначе устроено. Разделение на более сложные и более простые профессии есть всюду. Так что отказ от Болонской системы — это политический лозунг. Посмотрим, какой будет дизайн системы высшего образования. Пока не очень понятно, как это будет выглядеть.

Я не уверен, что новое устройство у нас будет хорошее. На многих специальностях вводят более длительное образование не потому, что оно реально нужно, а потому что кто-то хочет побольше часов. В нашей российской системе востоковеды любят, чтобы у них было длинное образование, потому, дескать, что восточные языки сложные и им нужно учиться много лет. Нигде в мире не воспитывают востоковедов так, чтобы в 17-18 лет посадить их на студенческую скамью и 5-6 лет учить языку.

Во Франции очень хорошая подготовка востоковедов, и там давно была система ступеней с разными дипломами и переходами из вуза в вуз. Нет сферы занятости и должностей, которые называются «востоковед», и для которых надо готовить 6 лет.

— Как вы относитесь к тому, что российское образование все больше нацелено на изоляцию, а не на интеграцию? 

— Беда не в изоляции, а в том, что дизайном вузов у нас занимаются люди, которые может быть плохо пригодны к этому делу. Московский физико-технический институт возник во время холодной войны в условиях изоляции, и ничто не помешало ему стать лучшим инженерным вузом страны и готовить людей абсолютно мирового уровня. Потому что его правильно продумали, этим занимались выдающиеся ученые и прекрасные специалисты в области образования и прикладной науки. Увы, сейчас этим заняты люди совсем другого масштаба, чем великие Христианович и Капица.

У нас огромная страна от Калининграда до Камчатки, в ней огромные сферы занятости, к тому же с одними странами взаимодействие прекращается, а с другими налаживается.

Шестилетняя система образования пригодна для врачей, а для архитекторов или авиаконструкторов, может быть, нужно что-то другое, и есть много специальностей, где никакой долгой подготовки не требуется. Вот, собственно говоря, моя главная претензия к нынешним реформам: они делаются не для того, чтобы обеспечить промышленность квалифицированными кадрами. Некоторые инженерные вузы уже закрывать пора — не дай Бог их выпускники пойдут туда, где требуется серьезная подготовка.

— Разве дело только в вузах? У нас взят курс на техническое образование, но уровень школьной подготовки вообще ему не соответствует. Люди поступают — и не могут учиться.

— Не надо иметь какие-то потусторонне высокие школьные знания, чтобы поступить в инженерный вуз и там учиться. У нас довольно сложная программа математики в старших классах. Когда возникали плеяды наших блестящих советских инженеров, они учились в гимназиях, в реальных училищах, советских школах, где не было такой продвинутой математики, как сегодня. Ничто не мешало им осваивать дифференциальные исчисления в университете, а потом становиться Туполевыми (Андрей Туполев (1888–1972) — ученый и авиаконструктор, генерал-полковник-инженер, доктор технических наук. — Примеч. ред.). Школу не надо перегружать.

Технологии, на которых учатся студенты, сохранились с 80-х годов, а занятия ведут старые профессора, которые не знают современных требований. Конечно, есть топовые вузы, вроде ИТМО в Питере, где готовят и программистов, и физиков, и инженеров разных направлений, а теперь и биотехнологов. Это передовой край современного образования. Но в то же время в городе есть Кораблестроительный институт, выпускники которого практически не готовы работать в современной судостроительной промышленности, в частности потому, что база устарела, а практику на современных производствах проходят единицы. Это реальная проблема нашего инженерного образования. В ряде случаев оно просто очень плохое.

Электротехнический университет ЛЭТИ в Петербурге еще в конце 90-х начал тщательно налаживать отношения с возрождающейся промышленностью города, приглашал в гости способных предпринимателей и инженеров, начинал с ними сотрудничать. А у кого-то просто не хватало на это пороха, и они ехали на остатках былых компетенций.

«Многие технические колледжи стали очень неплохими» 

— Это правильно, что детям сейчас стало гораздо сложнее поступить в 10 класс? Многим кажется, что это путь насильственного привода людей в колледжи. 

— Школа, с одной стороны, заинтересована в том, что у них было больше детей в старших классах, потому что у нас подушевое финансирование. Больше народу в старших классах — больше денег. С другой стороны, они не хотят, чтобы к ним шли дети, которые потом завалят ЕГЭ. И вот эти на этих двух противоположных стремлениях и будет строиться система поступления в 10 класс. Какие-то школы будут бороться за каждого, потому что иначе у них не будет денег. Другие будут стараться обеспечить качественный выпуск. 

Фото: hse.picvar.io

Я не вижу особенной проблемы в недопуске в 10 класс, потому что на моих глазах многие технические колледжи, куда уходят дети после 9 класса, стали очень хорошими. У меня нет ощущения, что высшее образование пытаются насильственно ограничить, чтобы отправить людей на СПО. Есть достойные колледжи, как есть и очень плохие вузы. Вы же не говорите, что из-за наличия плохих вузов не стоит учиться в вузах, так и с колледжами.

Моя научная группа в свое время сделала выборку технических колледжей в Петербурге и опрашивала поступивших детей, что они думают о своем колледже в начале обучения и в конце. На старте они признавали, что пришли, просто потому что их взяли, а по окончании говорили, как хорошо в нем было учиться и что уже понимают, куда выйдут на работу. Как правило, такое отношение к таким колледжам напрямую связаны с производством и где можно проходить практику. Во многих есть современное оборудование, тесные отношения с промышленностью.  

Один важный человек из РСПП (Российский союз промышленников и предпринимателей), который занимался электротехническим бизнесом, рассказывал, что они с коллегами очень внимательно следят за колледжами, которые готовят специалистов по их профилю, помогают с оборудованием, с последующим прохождением практики, потому что им нужны грамотные специалисты среднего звена. Можно сказать, он был большим активистом в области специального профессионального образования. 

Ну и плюс к тому, многие после колледжей все-таки идут в вуз по своему профилю, и делают это уже осознанно.

— Как сделать так, чтобы колледжи были по-настоящему престижны? С одной стороны, у нас очень хотят, чтобы среднее профобразование было не хуже, чем высшее, а с другой — это в некотором роде отстойник для неуспешных. Не сдал ОГЭ? Ступай в колледж, хотя бы на год.

— Среднее специальное образование не хуже и не лучше, оно другое. То, как вы об этом говорите, — это видение ситуации, свойственное высокообразованным профессионалам, и при это оно очень характерно для профессионалов-гуманитариев. И для них колледжи никогда не будут престижными. Большинство населения страны смотрит на них иначе.

Я наблюдал в полевых исследованиях, как способные и трудолюбивые дети ездили каждое утро по часу на электричке из своего поселка, чтобы учиться в колледже, который готовит специалистов по ремонту лифтов. Просто потому, что это был колледж, который находился недалеко от железнодорожной станции на окраине большого города. Мы спрашивали их и их родителей, кем же они собираются работать, где там лифтовое оборудование в поселке. Они отвечали, что, во-первых, поедут в город, а если нет работы с лифтами, то с хорошими знаниями электротехники и механики, они уж точно найдут себе работу. Колледж готовит высококвалифицированных рабочих, обладающих социальной мобильностью. Для огромного количества людей это прекрасная перспектива.

«Возит бумажки и называется юристом» 

— Почему государство ограничивает не только бюджетные, но и платные места — разве это его касается?  

— Государство регулирует государственные вузы, как и другие элементы государственной системы — ничего удивительного нет. Долгое время государство не решалось идти на конфликт с ректорским сообществом, но проблема давно назрела. 

У нас очень много плохих вузов, и все они выдают дипломы. Я еще в 2000 году посмотрел, как устроена коррупция при поступлении и при обучении. Множество вузов было коррумпировано, и они так и остались плохими. Государство просто обязано регулировать образование. Другое дело, что — в очередной раз — хорошо бы этим заниматься не централизованно из Москвы, а на каком-то региональном уровне. Но, увы, наша государственная система в целом и неравноценность регионов не приспособлены к такому более здоровому управлению. А государственной бюрократии надо все время регулировать, потому что иначе им самим непонятно, зачем она существует.

Фото: cottonbro / pexels.com

— Диктовать рынку, сколько на нем должно быть экономистов, юристов, гуманитариев — тоже задача государства?

— У нас очень много людей с серьезными дипломами, вроде юристов, работают не по специальности. Человек окончил юридический вуз, потом он идет куда-то перекладывать бумаги. 

Или вот пример из жизни: некая компания сотрудничала с разными странами в области биотехнологий. У них есть отдел международных контактов, где один сотрудник занимается деловой перепиской на разных языках, и два человека, которые ездят на таможню — один экономист, другой юрист. Их реальная работа состоит в том, что они возят документы и договариваются с таможенными агентами об оформлении. Ни экономики, ни юриспруденции там нет, но формально это работа по специальности. У нас, действительно, перепроизводство плохих юристов.

— И они вместо плохих юристов станут хорошими инженерами? И опять же, многие из них тратят на обучение свои деньги. Кому это мешает?

— Нет, не станут. Но проблема существует реально, а решают ее плохо. В стране перепроизводство множества специальностей, потому что у нас годами и десятилетиями было больше вузов, чем людей, желающих в них учиться. Туда шли ради корочки.

Разговариваю с официанткой. Что она заканчивала? Искусствоведение! Зарабатывает, кстати, значительно больше, чем сотрудник Русского музея. И таких случаев множество.

Зачем готовить специалистов, которые ни дня не работали по специальности? Пусть сразу после школы без всяких вузов идут на работу и будут счастливы. Но фокус в том, что в головах людей существует миф об обязательности высшего образования. Это своего рода образовательный домкрат. Вы подняли систему высшего образования на такой уровень, что в массовом представлении оно становится обязательным условием социальной состоятельности. И никакими запретами и регулированиями понизить эту планку невозможно. У меня тоже нет решения этой проблемы.

— Разве у людей, окончивших вузы, в будущем зарплата не выше?

— Выше, но это средний показатель, достигнутый за счет топовых вузов и хороших специальностей. Их выпускники будут работать в солидных юридических фирмах, в консалтинге, в банковской аналитике или программировании. Но основная масса выпускников вузов пойдет в продажники или официанты, будет там расти по службе и получать больше денег, чем доцент Высшей школы экономики. Мое мнение — стране не нужно столько вузов, люди в состоянии успешно сделать карьеру и без них. Но отказаться почти невозможно — образовательный домкрат не позволяет опустить уровень.