Елена Альшанская
Для ребенка, который по какой-то причине оказывается вне семьи, государство ли его изымает, или родители решают отказаться от воспитания, это – очень стрессовая и травматичная ситуация
И в этой точке, когда ребенок физически забирается или остается один, он, единожды уже попавший в беду, попадает в нее снова и снова. Потому что он оказывается в условиях, которые совершенно не соответствуют этой ситуации. Он оказывается часто в одиночестве в больничной палате. Оказывается без понимающих, сочувствующих и грамотных взрослых, задачей которых было бы его успокоить , снять тревогу, объяснить что с ним произошло и что будет дальше.
Почему так происходит? Потому так у нас выстроена вся система помощи детям. От и до. В ней нет места размышлению о том , а что сейчас чувствует ребенок , а как снизить для него вред в каждый конкретный момент, что с ним будет дальше?
Сколько мы об этом не поднимали вопрос нас решение о том, что ребенок здесь и сейчас не может находиться со своими родителями, принимают сотрудники опеки или полиции на глазок.
Это не их вина, это так устроена система – в ней нет процедуры расследования этой угрозы, нет требований привлечения для беседы с ребенком детского психолога, а для определения вреда здоровью – медика. При этом зачастую опасность для ребенка невозможно определить сразу(вот кажется специалистам, что она есть, а вдруг они ошиблись?), и нет никаких промежуточных вариантов.
Например, если органы опеки или полиция сомневаются, или предполагают, что от кого-то из членов семьи исходит опасность, то должно быть помещение ребенка и второго родителя или родственника совместно в какое-то временное место, убежище. Или мама находится в состоянии алкогольного опьянения, не может адекватно заботиться о малыше – тогда нужно понять, есть ли другие родственники. И, если они есть, нужно их найти, передать ребенка им. Чтобы полиция могла отдать ребенка не в больницу, а к бабушке, а уже потом разбираться, временные ли у мамы проблемы с алкоголем, или постоянные.
Вместо того, чтобы разобраться, привлечь специалистов, чтобы определить, насколько ситуация опасна для ребенка (потому что нет критериев определения этой опасности) и поместить его к близким людям, или, хотя бы в организацию, где есть хоть как-то обученный обращению с детьми персонал, его помещают в больничное отделение, где вообще педагогов нет, где нет даже такой задачи – оказывать ребенку помощь в связи с его стрессовым психологическим состоянием.
Можно себе представить, что испытывает ребенок, когда он оказывается один, в незнакомом месте, окруженный чужими людьми.. Есть какие-то посторонние люди, непонятно, почему, непонятно, где все близкие, непонятно, что будет дальше. Он потерян и один – это очень страшно.
Что должно быть. Если по какой-то причине объективно нет вариантов, чтобы оставлять ребенка с родными, например, мама сильно выпившая, не следит за ребенком, родственников нет, или они отказываются принять его, то нужно место, в котором люди понимают, в каком он сейчас находится состоянии.
Должна быть человечная, комфортная среда, когда с ребенком сидит взрослый, который его успокаивает, объясняет. Не говорит ему «твоя мама пьяница и вообще ты ей не нужен. А говорит, например, что «это такое место, для детей, когда родители временно или постоянно не могут быть с ними, например болеют. Ты пока побудешь здесь, твоя мама сейчас болеет и не может быть с тобой, она пока сходит к врачу, завтра мы позвоним бабушке. Потом мы постараемся узнать как долго твоей маме надо будет лечиться. А сейчас я расскажу тебе, что здесь есть, и ты в любой момент можешь ко мне прийти если тебе страшно или грустно» — то есть, идет какая-то беседа с ребенком, чтобы он понял, что происходит, что это не навсегда, что есть взрослые, которые о нем заботятся.
Должны быть психологи, которые помогут справиться с тяжелыми состояниями, прийти в себя, особенно если ребенок был жертвой насилия. И уж точно никто не будет ребенка оскорблять, унижать, пугать.
В больнице нет такого персонала, нет такой задачи. Она не является реабилитационным социальным учреждением. Это место, где люди , которые нуждаются в стационарном лечении его получают. Даже если у ребенка сопли – это не повод помещать его в стационар. У медперсонала нет ни навыков, ни задач общения с таким ребенком.
Поэтому ребенок, скорее всего, будет предоставлен сам себе, он поступит в учреждение, будет помещен в палату. Будет там сидеть один, рыдать. В лучшем случае к нему подойдет кто-то из сердобольного персонала, в худшем – никто не подойдет, или этот персонал окажется не очень-то сердобольным, как мы видим на этом примере. Медсестра не знает, как вообще с этим ребенком говорить, и надо признать, это не ее функция. Мне жаль, что у нас нет социальных педагогов, сотрудников педагогических в больницах – в лучшем случае раз в неделю приходящий воспитатель поиграть. Но на сегодня это так.
Я не берусь сейчас говорить, что детский дом сильно лучше больницы, там тоже бывает, к сожалению, неквалифицированный персонал, грубость по отношению к ребенку, неуважение, потому что у нас не ни специального обучения, ни подготовки специалистов к работе с детьми, помещенными в детские учреждения, но хотя бы там есть нормальная развивающая среда, есть люди с педагогическим образованием. Шансы на то, что за ребенком будет хоть какой-то уход, там намного выше.
Ситуация выявляет целый ряд проблем, и мы говорим об этом годами: то, как сегодня детей изымают из семей, и то, что с ними происходит дальше – это вторичное травмирование. Может быть, ситуация в семье действительно была неправильной и опасной для ребенка. Но когда взрослые, которые берут на себя ответственность за принятие решения в этот момент, пихают ребенка в какое-то место, где ему страшно, одиноко, никто ничего не объясняет и не успокаивает, или он становится жертвой насилия, — что, вроде как, и было угрозой, — для чего тогда его из этой семьи забрали? Зачем забирать его из семьи, где ему было плохо, чтобы поместить в место, где ему снова будет плохо? Что это за система государственной помощи ребенку такая?
Чтобы снизить возможность насилия, унижения, пренебрежения по отношению к ребенку в системе государственной заботы и ухода, нужно еще очень многое в ней менять.
Записала Ирина Якушева
