«Если
Слово «беженцы» заполняет все новости: Сирия, курды, конфликты на Ближнем Востоке. Эта история совсем про других людей: христиане из Южной Азии, покинувшие Исламскую Республику Пакистан. В марте 2015 года в Лахоре прогремели взрывы у католического и протестантского храмов. Они полностью изменили жизнь одной семьи, в результате оказавшейся на другом конце света.

Мы договорились встретиться в метро: Надим, его сын Сонил и переводчик-волонтер Антон. Пакистанцы сидели на скамейке, почти вжавшись в стену. Обычно люди ведут себя так, когда напряжены и пытаются защититься от внимания окружающих. Потом покорно идут следом, пока мы с Антоном ищем место в ближайшем кафе.

И Надим, и Сонил – христиане, отец – протестант, сын считает себя католиком, «как когда-то мама». По их словам, христиан в Пакистане «процентов тридцать». Антон, переводя, замечает: «На самом деле много меньше», а справочники и вовсе говорят о полутора процентах. Живется христианам в государстве, чье официальное название «Исламская Республика Пакистан», совсем не просто.

Сонил окончил магистратуру университета Саргодхи по специальности «бухгалтерский учет», но найти работу потом не смог, шил джинсы на фабрике. «В университет сына взяли по его предыдущим результатам, – уточняет Надим, – у него были прекрасные оценки. А при попытке устроиться на работу, узнав, что христианин, – просто избили. Мусульманские власти не слишком любят христиан и пытаются вытеснить их на черную работу».

Отец и сын сидят, слегка наклонившись, сложив ладони на груди. У европейцев такая поза выражала бы покорность, у моих собеседников она – скорее свидетельство напряженного внимания. Видно, что разговор они воспринимают как официальный и важный. В этой паре отец – главный, он молчит, посматривает на меня из-под козырька бейсболки, но очень внимательно слушает, что говорит сын, и иногда веско его поправляет.

Надим и Сонил. Фото Ксении Прониной

Надим и Сонил. Фото Ксении Прониной

Какая угодно страна

В марте у сестры Сонила родилась дочь. По этому случаю родственники приехали к роженице с поздравлениями и подарками в город Лахор. Утром собрались на молитву, посреди которой услышали два близких взрыва. Настроение было уже не праздничным, гости быстро отдали подарки и засобирались домой. Но прежде чем ехать, Сонил с друзьями пошел посмотреть, что случилось. Выяснилось: в пригороде Лахора террористы устроили взрыв в церкви.

– Там рядом две церкви – протестантская и католическая, – рассказывает Сонил. – В итоге нападавшие на католиков быстро уехали на спортивной машине. А у протестантов началось сопротивление, были погибшие, много раненых, нужна была помощь – их надо было проводить в больницы.

Когда мы разбирались там, в глубине здания я увидел два обгоревших трупа. Я спросил: «Кто это?» – и мне ответили: «Те, кто устроил взрыв».

На место стали подтягиваться местные мусульмане с криками: «Кто убил наших братьев?» Потом появились полицейские на грузовиках и начали заталкивать в них всех подряд. Сонилу удалось бежать.

«Но вы ведь понимали, что ситуация может быть для вас опасной, – уточняю я. – Сопротивление, убитые. Вы прекрасно знали, что полиция в ваших местах не любит христиан». «Я просто пришел туда помогать, – отвечает Сонил. – Потому что помощь ближнему – один из постулатов моей религии».

Сонил говорит: они совершенно не ожидали, что власти поведут себя таким образом. Всех, кто был на месте, забрали. Всех, кто попался, – обвинили в произошедшем. По словам Сонила, в прессе была объявлена практически охота на христиан, хотя в распоряжении властей была видеозапись того, как развивались события. Антон добавляет: «В Пакистане есть множество законов, предусматривающих наказание за оскорбление пророка, Корана и прочего. Там можно серьезно пострадать, даже если ты просто сказал вслух что-то не слишком почтительное об исламе. А здесь всё гораздо серьезнее».

С места событий Сонил, по его словам, скрылся в полдень. К вечеру добрался домой, однако уже утром вернулся на фабрику – работать-то надо. Днем на фабрику позвонили родственники с известием: у них была полиция, она ищет Сонила. В участке двоих его друзей пытали, кто-то назвал его имя, в итоге по делу он теперь проходит обвиняемым вместе со всеми.

Отец тогда велел сыну не ездить на работу, «пока всё не уляжется». Ночью раздался еще один звонок от родни: полиция вернулась и буквально вытрясла из мужа сестры адрес в Саргодхе. С утра Сонил покинул свой дом, а в полдень туда нагрянула полиция.

Надим перехватывает разговор. Хоть на востоке демонстрировать эмоции и не принято, его жесты становятся размашистыми, он говорит громче, глаза вылезают из орбит:

– Они схватили меня, угрожали оружием, били об дверь и спрашивали: «Где твой сын?» Я отвечал им: «Его здесь нет». Меня кинули в полицейский грузовик и отвезли в участок. Дома осталась невестка, у нее началась истерика. На крик прибежали соседи, потом пришли старейшины. Все пошли в участок и сказали, что схваченный человек – помощник пастора: «Отпустите его, когда его сын вернется, мы его к вам выведем».

Всю неделю семья скиталась по разным родственникам, но потом они узнавали о конфликте с полицией и пугались последствий. В воскресенье отец и сын встретились с пастором и просили найти им убежище. Пастор сказал напуганным людям: «Наше государство – исламское, церковь предоставить вам убежище не может. Лучше уезжайте».

Отец и сын нашли туристического агента и попросили сделать визу в какую угодно страну – Малайзию или Таиланд – лишь бы побыстрее. Агент забрал паспорта, и ещё два месяца семья провела, переезжая с места на место.

Агент знал, что против вас возбуждено дело? – спрашиваю я Сонила.

– Нет. Он был мусульманином и, если бы узнал, сдал бы нас полиции. Он сказал: «Дайте свой номер телефона. Как только я сделаю визу в какую-нибудь страну, я с вами свяжусь».

Но ведь отдавать паспорта опасно?

– Да, но у нас не было выбора. И потом, мы заплатили ему достаточно денег.

Седьмого мая агент позвонил и велел забирать паспорта. Когда семья их открыла, в графе «виза» они увидели слово «Россия». «Вы ведь сказали “в какую угодно страну”», – заявил агент.

Виза на десять дней

Они поехали – не зная языка, не зная ничего о стране – просто сели в самолет и прилетели в Домодедово. Надим, Сонил, его жена Зариш и их сын Исайя, которому на тот момент было полтора года. В аэропорту нашли таксиста, который немного говорил по-английски, попросили отвезти их в гостиницу и найти комнату. Комнату в итоге сняли где-то у Выхино. У них была виза на десять дней.

Сидя на краю московской географии, семья лихорадочно искала выход из ситуации – телефоны организаций, офиса комиссара ООН по делам беженцев. В конце концов они просто увидели на улице человека, похожего то ли на пакистанца, то ли на индуса, рассказали ему свою историю, а тот отправил их в комитет «Гражданское содействие». Так в их жизни появился востоковед-волонтер Антон, который говорит на урду.

Несколько раз подавали документы в миграционную службу. Пользуясь тем, что Сонил не понимал написанного, представители ФМС вынудили подать заявление не на статус беженца, а на предоставление временного убежища.

– Но по закону должен же быть переводчик, – возмущаюсь я.

– Должен, но…

В итоге документы на руках у всех сейчас разные. У Зариш, жены Сонила, уже есть справка, что ее статус рассматривается. Надим должен был получить такую же восьмого октября, а самому Сонилу еще только предстоит собеседование в УФМС.

Спрашиваю Антона, признают ли их беженцами. «Очень маловероятно. У нас на это каждый раз нужна особая политическая воля, – говорит волонтер, – если им откажут – можно судиться с УФМС, пока идет суд, прожить еще какое-то время в России».

Назад им никак нельзя.

Сонил говорит: «Мы узнавали, двоим моим друзьям, которых тогда арестовали, отсекли фаланги пальцев и мочки ушей. Если я вернусь в Пакистан, меня просто убьют». Я вспоминаю, что, раз уж его обвинили в соучастии в убийстве, можно опасаться и кровной мести, которая вполне сохраняется в народной традиции тех мест.

«Здравствуйте! Спасибо! Мне нужна помощь!»

Скажите, а вы не пытались обращаться в землячества?

– Мы боимся, что, если свяжемся с официальными представителями Пакистана, нас могут отправить назад.

Ну, хотя бы поговорить с людьми. Четыре месяца только друг с другом общаться – это ж с ума можно сойти!

Антон не выдерживает:

– Давайте я объясню. К своим они не пойдут; в пакистанских землячествах всё равно в основном мусульмане. Еще на урду говорят в Индии, но индусы их не примут – у них за последние шестьдесят лет три войны было.

За четыре месяца в России семья успела многое. Помимо бесконечной возни с документами («Я был с ними в УФМС, это ад, конечно», – замечает Антон), нашли протестантский приход. Через протестантов разыскали женщину из Перми, которая согласилась заниматься со всеми троими русским языком по скайпу.

10

Тут между отцом и сыном происходит небольшая перепалка на урду, после которой я вижу, как Надим, расправивший было плечи, снова сгибается. «Они поспорили, – объясняет Антон, – как объяснить, насколько хорошо Надим уже говорит по-русски. Сонил сказал, что ему стыдно, но на самом деле отец говорит не очень хорошо и почти ничего не понимает».

Надим демонстрирует новые знания: «Здравствуйте! Спасибо! Пожалуйста! Дай мне молоко! Дай мне хлеб!»

Чуть позже у входа в метро, взяв у сына карточку, Надим хитро глянет на меня и замрет перед турникетом. В произнесенной им фразе я различу: «Мне нужна помощь!»

С продавщицей в местном продуктовом он уже объясняется сам, но на большее знаний не хватает. «Я тоже немного говорю по-русски», – говорит Сонил. Но слышно, что его английский гораздо свободнее.

Они пытались искать работу. Оставляли телефон африканцам, раздающим у метро листовки, узнавали про место дворника. Антон переводит: «Им платят в день полторы тысячи. Сейчас нужно, чтобы Сонил нашел работу хотя бы за двадцать тысяч рублей в месяц, чтобы поддерживать жену и ребенка».

Деньги, которые они привезли с собой, давно закончились. Что-то время от времени передает «Гражданское содействие». Люди приносят обувь и сладости для ребенка, обещал помощь священник одного из московских храмов. Этот храм – на другом конце Москвы, а из съемной комнаты в Выхино семья неделю назад съехала в Подмосковье. «Я не очень понял, где именно это находится, – объясняет Антон. – Они сказали, что нужно сесть на маршрутку у “Юго-Западной” и ехать полтора часа».

В новом пристанище у семьи две комнаты, там есть свет и вода. Нет, малыш Исайя всё это время не болел и врачу его не показывали. У Зариш появилась подруга в протестантском приходе, с ней они общаются по-английски.

– Невестка волнуется больше всего, – говорит Надим. Мы ее успокаиваем: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо».

***

В вагоне метро ко мне еще раз подходит Сонил, делает неглубокий восточный поклон:

– Спасибо вам большое! До свидания.

Два маленьких человека выходят из вагона и теряются в толпе. На следующий день в Москве выпал первый снег.

6

Связаться с героями этой истории можно через Антона, волонтера Центра адаптации детей беженцев, написав по адресу hindi@mail.ru

Фото Ксении Прониной


Читайте также:

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.